Стивен Хантер - Честь снайпера
— Дичь, собственно — венгерские цесарки, зажаренные в собственному соку. Доктор Грёдль нашёл место в самолёте, храни его Господь.
Сопровождаемый аплодисментами, доктор Грёдль откланялся в мерцающем свете канделябр.
— Затем, к рыбному блюду, — продолжил Салид, — которым будет холодный латвийский осётр, также свежий, доставленный милостью генерала Мюнца из Третьей танковой дивизии СС в составе группы армий «Север» — тут снова прозвучали аплодисменты, на этот раз более искренние — «Шато Д`Иквем» 1921 года, янтарный винтаж, столь ценимый в винном происхождении. Я сожалею, что не смогу найти «Луары» 1937 года, широко почитаемого в качестве лучшего года этого непревзойдённого винтажа, но увы — поскольку мы располагаем лишь обнаруженным, я работаю с тем, что имею.
— Он ещё не рассказал вам о десерте, — громко заявил доктор Грёдль.
— Десерт, десерт! — заволновалась небольшая толпа, попавшая в рабство к молодому арабскому аристократу.
— Полагаю, мне следует проследовать дальше и раскрыть суть сюрприза, — продолжил Салид. — Я благодарю того, кто был сомелье отеля «Берлин» ранее — кем бы он ни был, поскольку он припас то, что безо всякого сомнения усладит вас. Возможно, это служило предметом интерьера или чем-то необходимым лишь для привлечения внимания европейских спортсменов-лыжников к Карпатам в пятилетнем польском плане. Этот человек не только добыл сухую «Вдову Клико» 1927 года — не лучший, но всё же отличный год — но и запас её в количествах, которые поразят вас, и я гарантирую, что грядущая ночь станет запоминающейся для всех, кто был достаточно удачлив, чтобы присутствовать здесь сегодня. Джентльмены, представляю вам… «Бальтазар».
«Бальтазар» не был самой большой бутылкой для шампанского, но определённо занимал одну из верхних строк. По команде капитана четверо дюжих сербов из карательного батальона, одетые в свою униформу Тринадцатой горнострелковой и красные фески, появились из тени, неся огромную, зелёную бутылку, содержащую двенадцать литров пузырящегося сока «Вдовы Клико» превосходной очистки, напоминавшую одно из чудовищных осадных орудий, с которыми Манштейн несколькими годами ранее, в лучшие дни Рейха, уничтожал Севастополь.
— Уверяю вас, этот потоп вам понравится, — сказал Салид. Грёдль продолжил:
— Джентльмены, к столу — хоп, хоп, хоп!
* * *С едой было покончено, свечи догорели. Монокли и пенсне висели на своих привязях. Галстуки ослаблены либо вообще сняты. Сигаретный дым наполнял воздух. Некоторые искатели приключений ускользнули в тень и гладь сада с официантками или сопровождающими, и теперь случайные вздохи обозначали очередные германские победы над красными. Те, кто оставался за столом, собрались во его главе, где благодушно председательствовал Грёдль. Он только что закончил рассказывать очаровательную историю о том, как таинственная болезнь поразила его любимую таксу Мици в 1943 году и о чудесном исцелении от рук еврея-ветеринара, которого Грёдль снабдил подлинными документами о гражданстве от комиссариата, чтобы его не отправили… не нужно было объяснять, куда.
В этот момент наконец-то сорвался вопрос, который был у всех на устах.
— Доктор Грёдль, ваш невероятно талантливый протеже умолчал о своей самой значительной победе. Однако, о ней говорят везде — сверху донизу. Наверное, теперь, когда здесь остались столь немногие и столь скрытные по натуре — он может рассказать нам?
— Да, расскажите нам!
— Мы должны знать! Это прямо-таки сказка…
— Я полагаю, джентльмены, — снова взял слово доктор Грёдль, — вы не имеете в виду ту победу в горах, когда он провёл самую успешную противобандитскую операцию в истории комиссариата?
— Нет, нет, это просто солдатский долг. Другую!
— Ладно. Юзеф, я официально разрешаю тебе говорить. Скажи нам, как ты победил боевую группу фон Дрелле и его убийц — «Зелёных дьяволов» в кампании Андриевского дворца.
Смех был всеобщим. Все испытывали к десантникам неприязнь, доходящую до ненависти из-за их презрения к окружающим, выражаемого открыто, непочтительного поведения, из-за специфических целей комиссариата и из-за их крутых касок и ботинок, которые никому другому носить было нельзя.
— Боюсь разочаровать вас, — спокойно начал Салид, — но как и во многих легендарных сражениях, реальность куда как более прозаична. Как и приказал доктор Грёдль, мы — карательный батальон — заняли Андриевский дворец в качестве места дислокации и операционной базы. Доктор Грёдль понимал, что нам нужна безопасность, комфорт и пространство для оттачивания сплочённости. Для наших молитвенных ритуалов нам необходимо уединение, что могло бы вызвать неприязнь у непросветлённых.
Рабочие уже вынесли снаряжение и личные вещи, а также связное оборудование и боеприпасы, оставленные десантниками. Я возглавлял переезд и был тщателен. Ничего не делалось в спешке или наобум — ничего не потеряли и не повредили. Причин для жалоб не было, а ответственным за постыдный отказ командования группы армий «Северная Украина» проинформировать боевую группу фон Дрелле о переезде в новую дислокацию — вернее, в палатки секции обслуживания Четырнадцатой танковой дивизии — я быть не могу. Это не моя ответственность и за это мне не следует извиняться. Мне не следует вмешиваться в дела армии — так же, как и армии не следует вмешиваться в мои дела.
Итак, в час ночи я просматривал разведывательные отчёты, как вдруг услышал крики и гам у ворот. Я немедленно вышел разобраться и стал свидетелем феноменальной сцены. Эти люди — солдатами я их назвать не могу — скорее индейцами, или — я не знаю — скаутами, ковбоями, Натти Бампо, но определённо не военными — требовали впустить их. У всех были бороды и неухоженные волосы, лица перепачканы чёрной грязью, словно краской, одеты они были в поношенную рвань, напоминавшую камуфляжные куртки, и ещё у них были смешные каски. Затем я определил их офицера, этого фон Дрелле…
— Тот самый! Гонщик! Наверно, он лет пять назад трахнул американскую актрису и возомнил себя богом, — язвительно вставил кто-то.
— Я пояснил, что мы только что вернулись с операции, крайне успешной — и доктор Грёдль лично одобрил нам занятие Андриевского дворца. Это военная необходимость. Дело дошло до званий, и выяснилось, что парень даже не уверен, майор он или капитан. Представьте себе, насколько он безразличен к военному протоколу! Я спрятал своё недоумение, постарался удержать разговор в спокойном русле и пояснил, что хоть я и ненавижу щеголять связями, столь ненужными в отношениях между офицерами, но могу выйти на доктора Грёдля и не постесняюсь использовать эту связь, так что в его же интересах будет уступить. Также я пояснил ему, что выбора у меня нет — я исполняю волю партии, комиссариата, доктора Грёдля и не несу ответственности за решения по размещению. Тут прибыла фельджандармерия, и после новой вспышки криков пятнадцать десантников наконец отбыли к своему новому лагерю.
Тут молодой офицер в униформе капитана Вермахта резким шагом вошёл в комнату, его взгляд был нацелен строго вперёд. Он подошел к старшему лидеру группы СС и наклонился, чтобы передать сообщение.
— Что это? — спросил Грёдль, принимая его и открывая. Через несколько секунд его глаза осветились, а затем на его флегматичном лице расцвела улыбка.
— Что ж, в первый раз за долгое время — отличные новости с фронта. Кто-то из наших парней взорвал мост где-то, и все танки Ивана застряли на той стороне реки на несколько дней, пока не наведут понтоны, так что наша маленькая застава здесь, на Украине продержится немного дольше.
Джентльмены дружно подняли бокалы. Грёдль провозгласил:
— Долгой жизни нашему вождю, наших смельчакам и нашему походу во имя очищения!
Глава 27
Старый куратор позволил им забрать тарелку. Если она принесёт славу партизанам и снова сфокусирует внимание на бригаде Бака — он будет только за. Старик бережно завернул её в салфетку, затем в коричневую бумагу, обмотал скотчем и повязал верёвочкой.
Они пожали руки и обнялись, весьма довольные друг другом. Боб и Кэти уже собирались уезжать, как жена старика потянула его в сторону и что-то залопотала по-украински. Старик, выслушав её, обернулся к ним с мрачным выражением:
— У вас есть враги? — спросил он по-русски.
— Долго рассказывать, — ответила Рейли. — Похоже, что кто-то не хочет, чтобы мы копались в этой истории глубже.
— Моя жена говорит, что машина несколько раз проезжала по дороге, а теперь она миновала дом, съехала на обочину и выключила фары. Никто не вышел. Машина всё ещё стоит. Загадочно, раньше я такого не видел. У нас здесь вообще мало кто ездит, особенно когда темно.
— Спроси его — есть ли у него оружие? — сказал Суэггер.
