Роберт Стреттон - Час нетопыря
Задание, которое Шляфлер поручил Вибольду, было по меньшей мере странным. В неопределенном будущем — через месяц, год или три года — к нему по телефону обратится человек, который назовется другом капитана Ламха. Надо ответить, что капитан Ламх по делам службы уехал в Гамбург. Незнакомец скажет, что ему очень жаль, но тогда он хотел бы поговорить по телефону с женой Ламха Маргаритой. И только после этого Вибольд должен заявить, что готов действовать. Он будет обязан выполнить любое, буквально любое поручение незнакомца, даже самое странное и противоречащее военному уставу. Даже если незнакомец потребует что-нибудь взорвать. Если же после выполнения приказа Вибольду будет грозить опасность или наказание, то существуют такие силы, действующие четко и надежно, которые возьмут на себя заботу о Вибольде. Полковнику Шляфлеру не надо добавлять, что и нынешний разговор — это тайна первостепенного значения.
Вибольд взял приказ о производстве в следующий чин, получил разрешение отбыть и вернулся в Ремсдорф, где тут же началась длинная и довольно утомительная вереница дружеских попоек по случаю повышения. Он вскоре позабыл о разговоре со Шляфлером. Когда же получил почтовый перевод на две тысячи марок с вымышленным адресом отправителя, то опять-таки размышлял не больше минуты. Вообще много думать он не привык, а деньги весьма пригодились, потому что дружеские встречи по случаю повышения в чине проделали брешь в его сбережениях.
А все дальнейшее произошло молниеносно.
В четверг около полудня, примерно в одиннадцать, Вибольда, наблюдавшего, как солдаты преодолевают на занятиях полосу препятствий, вызвали к телефону в казарму. Низкий неприятный голос спросил капитана Ламха, а затем словно нехотя упомянул Маргариту Ламх. Вибольд внезапно почувствовал, что обливается потом. Впрочем, день был знойный и душный. Незнакомец спросил, нет ли кого рядом с Вибольдом, и после отрицательного ответа велел капитану взять карандаш и записать поручение. Оно было не особенно сложным. Вечером следовало зайти в узел связи около штаба дивизии, открыть шестой шкаф с правой от входа стороны и разъединить два провода: бело-черный и серо-зеленый, а шкаф снова аккуратно закрыть. При этом все надо было проделать не позже четырех часов в ночь с четверга на пятницу.
Вибольд с облегчением вздохнул: если незнакомец будет давать только такие поручения, это еще ничего. В 18 часов ему предстояло принять дежурство по дивизии, и можно было спокойно ждать вечера. Весело посвистывая, он вернулся к полосе препятствий.
Но в 17 часов, когда он перед дежурством отдыхал в своей комнате и читал весьма занимательный детектив, телефон снова зазвонил. Незнакомый голос, совершенно другой, чем шесть часов назад, взволнованно спросил про капитана Ламха и его жену, после чего потребовал, чтобы через десять минут Вибольд был в кафе «Крошка Петер», которое находилось в полукилометре от казарм.
На этот раз Вибольд испугался не на шутку. Надевая мундир, он подумал, не сказать ли часовому, куда он идет. Но от этой мысли пришлось отказаться: о тайных встречах никто — буквально никто — не должен был знать.
Войдя в кафе, он огляделся и подумал, что либо зрение ему изменило, либо он стал жертвой дурацкого розыгрыша. В небольшом зале было пусто. В углу, правда, сидел за кружкой пива какой-то парень, но это был явно хиппи, высокий и небритый.
Время шло. Через четыре минуты Вибольд заплатил за кофе и встал, и тут парень быстро подошел к столику Вибольда.
— Это я спрашивал про капитана Ламха, — сказал он, не подавая руки. Парень явно нервничал, хотя при этом лицо его сохраняло выражение какой-то грубости и жестокости. — Вот какое дело. Не позже чем через час мне нужен от вас радиопередатчик, вмонтированный в машины, которые ездят на базу… На ту, где хранятся боеголовки. Вы знаете, что я имею в виду.
Вибольд онемел. Передатчики, которые хранились в специальном тайнике, были, надо полагать, самым большим секретом во всем бундесвере. Они были пронумерованы, опечатаны, запломбированы и прочее. Кто этот странный человек, вызывающий столь непреодолимое отвращение? Откуда он узнал пароль? Что у него общего со Шляфлером? К чему такая спешка?
— Не знаю, — неуверенно ответил Вибольд. — Через полчаса я заступаю на дежурство и не смогу выйти из здания штаба.
— Меня это не касается, — резко возразил незнакомец. — Выполняйте приказ и не умничайте!
Слово «приказ» на минуту развеяло сомнения Вибольда. Хиппи таких слов не употребляют.
— Так, понимаю, — сказал он. — Но нам надо придумать, как этот предмет передать.
— Вот и думайте.
— Вы можете прийти сюда в восемнадцать тридцать?
— Могу.
— Ладно. Сядьте за этот же столик. К вам подойдет невысокая красивая смуглянка и спросит, вы ли, ну, скажем, Роберт Визенблюм. Вы подтвердите, и тогда она передаст вам коробку. Если мне не удастся ее прислать с этой девушкой, позвоните еще раз, только по другому номеру, в комнате дежурного офицера.
Незнакомец что-то пробормотал, на ладони записал номер и исчез так же мгновенно, как и появился.
Вибольд потрогал усы и не вполне уверенной походкой вернулся в казарму.
В офицерской столовой он разыскал Урсулу.
— Кошечка, — сказал он, целуя ее в локоть, — ты должна оказать мне услугу. Это довольно глупая история, и я надеюсь на твое молчание. Мой племянник… ах, разве я тебе не говорил, что у меня есть сестра? Да-да, есть. Намного старше меня. Мы не очень ладим. А сын у нее, мягко выражаясь, сплошное недоразумение. Глупый, опустившийся оборванец. Но это неважно, я тебе после расскажу. Слушай. Этот сопляк явился в Ремсдорф с самой странной в мире просьбой. Он одолжил у кого-то полевой бинокль Цейса и потерял, хотя я лично думаю, что продал. Это довольно дорогая игрушка, и владелец требует его вернуть. Сестра умоляет, чтобы я на время одолжил ему свой, иначе поступит жалоба в полицию и этот проклятый гаденыш совсем пропадет. Мне нельзя, по многим причинам, отказать ей в просьбе. Не будешь ли ты так любезна зайти на минуту к «Крошке Петеру» ровно в восемнадцать тридцать? Я сейчас на дежурстве и не могу пойти сам.
— Для тебя, Генрих, все что угодно. Хотя ты этого и не заслуживаешь. Крутишься зачем-то около Барбары!
— Грязная клевета, абсолютно без всякого повода. Урсула, я люблю только тебя. Зайду к тебе с биноклем в двадцать минут седьмого.
С этого и началась суматоха, которая завершилась тем, что некий Готлиб Цаушман сидит теперь в аэропорту и проклинает саму мысль о том, чтобы сбрить усы.
Вибольд уже на первом совещании сообразил, для чего был использован передатчик. Но он никак не мог понять, почему подполковник Пионтек и все прочие офицеры ничего не знали про обстоятельства, при которых была похищена первая боеголовка.
Самое скверное, что в этой запутанной и совершенно непонятной игре поплатились жизнью симпатичный капитан фон Випрехт и четверо солдат. И вероятно, этот Паушке. Интересно, чего, собственно, добивается полковник Шляфлер.
Внезапно Вибольду приходит в голову ужасная, чудовищная мысль. Может, это Шляфлер работает на Восточный Берлин? Может, Вибольда использовали как слепое орудие и из-за его глупости была украдена боеголовка? Что это за сверхсекретные дела, в которые не посвящены опытнейшие офицеры из тайной организации?
С ума сойти от этих мыслей. Цаушман на минуту откладывает свою «Таймс», но тут же снова прикрывается газетой. Через зал мерным шагом проходят двое парней из специальных групп погранохраны. В такт шагам на поясе у каждого покачивается микропистолет. Любопытно, почему они с поясами? Ведь в мундирах у них нет внутренних карманов, а поясов на этой службе не носят — они мешают в рукопашной схватке. Уж не переодетые ли жандармы?
Прошли мимо. Самолет на Йоханнесбург отправляется через пять часов двадцать восемь минут. Готлиба Цаушмана уже не волнует предстоящее ему великолепное путешествие. Он не знает, как перенести столь долгое ожидание. При одной мысли, что кто-то начнет его расспрашивать о случившемся за последние двенадцать часов, ему делается дурно.
XX
Пятница, 12 июня, 11 часов 45 минут по среднеевропейскому времени. Челли сидит в небольшом деревенском трактире в трех километрах от Верденберга. Проверки на дороге удалось, как всегда, благополучно избежать. Но как убить время до встречи членов «Группы М»?
Челли пьет уже третью порцию пахты и еще раз объявляет толстой и докучливой хозяйке, что это самая лучшая пахта, которую он когда-либо пробовал. Надо ведь что-то сказать, чтобы она не удивлялась, почему он так долго здесь сидит. Да к тому же пришел пешком и не отвечает на назойливые вопросы. Теперь даже до деревень доходят портреты на объявлениях о розыске. Правда, Челли не похож на того тщательно выбритого господина, который изображен в объявлении. Но людям, которые скучают в деревне и жаждут сенсаций, многого не надо.
