Владимир Колотенко - Хромосома Христа
Это был второй его вопрос. Потом последовали еще, на которые отвечал только Жора.
– Покажите мне все, что нам удалось сделать.
Он сделал акцент на слове «нам», и Жора мне подмигнул.
– Вот, – сказал Жора и нажал кнопку.
Тихо зажужжал микродвигатель, замигали разноцветные лампочки, затрещали самописцы, задул вентилятор. Экспериментальный храм ожил. Генерал молчал. Жора следил за приборами, генерал следил за Жорой, прошло минут десять-пятнадцать.
– Ну и что? – спросил генерал. У него было такое выражение глаз, словно его обсчитала буфетчица.– Что мне сказать там? – и он кивнул на потолок. Жора пожал плечами.
– Мы испытали семь композиций, – сказал он, – наиболее успешная…
Генерал перебил:
– Где она?..
Жора усмехнулся.
– Нужны клинические испытания. Мы не можем…
– Можем, – перебил его генерал и жадно посмотрел на меня своими желтыми глазами: – Как думаешь? – адресовал он и мне один из вопросов. Теперь и я пожал плечами. Генерал снова обратился к Жоре: – У нас мало времени, давай все, что есть. И набросай схему приема.
Было ясно, что от нас он пустым не уйдет. Какое-то время Жора раздумывал, затем решился уточнить:
– Кто он?
Это был вопрос, который задал бы каждый ученый: для кого предназначен препарат? Теперь время было задуматься генералу. Он давно знал Жору, они даже приятельствовали, во всяком случае, генерал всегда хвастал знакомством с Жорой. Теперь же он раздумывал, что ответить. Ответить как другу или отдать приказ?
– Ты точно хочешь знать?
Жора молчал, ждал.
– У него рак простаты, аденокарцинома.
Жора продолжал молчать.
– Ладно, – решился генерал. – Это Иванов. Ты его не знаешь.
Жора улыбнулся, демонстрируя красноречивое недоверие.
– Хорошо, но смотри мне! – с этим генерал, зыркнув на меня, приблизился к Жоре и прошептал на ухо чье-то имя.
Жора нажал красную кнопку, и в помещении воцарилась тишина. Напряжение спало, мы почти изнеможенно упали в кресла. На правах хозяина Жора включил электрочайник. Затем мы ели буженину и пили кофе с коньяком. Генерал рассказывал о достижениях нашей космонавтики, мол, и в космосе проводятся испытания по увеличению продолжительности жизни лабораторных животных, и создаются новые сверхсекретные технологии получения эликсира молодости. И далее все в том же духе.
– Теперь, значит, так, – в заключение сказал он, – вы должны вступить в партию.
Он взял обрывок какой-то газеты, тщательно вытер им губы и пальцы и, скомкав газету, бросил в мусорное ведро.
– Вступить в куда?! – у Жоры глаза полезли на лоб.
– Пишите заявления и давайте мне, я протащу.
– Еще кофе? – спросил Жора.
– С этим не шутят, – сказал генерал. – Пишите…
– Если партии будет надо, – сказал Жора, – она всегда нас найдет.
Перепалка длилась минут двадцать, но мы так ничего и не написали.
– Хорошо, хорошо, – сказал генерал, – никуда вы не денетесь. – Слышали новость? Вчера мне доложили, что какие-то там азиаты, китайцы или корейцы, изобрели способ поражать противника без единого выстрела. И никаких следов. Вот бы нам заполучить…
– Мы же не убиваем, – возразил Жора. – Мы те, кто наоборот.
Я вспомнил, как Жора однажды предлагал мне заняться этническим оружием. Я еще не жил тогда в Москве.
– Чудак, – сказал генерал, – не все ли равно!
«Как люди с такими ледяными сердцами могут ходить по земле», – подумалось мне. Не знаю почему, но вслед за этим пришла мысль о Юре. Вдруг! Он сказал бы примерно то же самое: не все ли равно! Странная мысль о Юре – вспышка молнии, и я тут же забыл о ней. Однако много позже я понял, почему эта мысль поразила меня.
Когда генерал уехал, заполучив порцию нашего препарата, Жора сказал:
– Он перечеркнет все наши усилия. У него нет времени, он не может ждать. Этот Иванов, может, и вылечится от своей карциномы, но дольше положенного не проживет. А ты сколько хотел бы жить?
– До полуночи, – признался я.
Жора задержал зажигалку у рта и, когда понял, что я не собираюсь серьезно отвечать на его вопрос, нажал на ее колесико.
Я тоже закурил сигарету. Мы молчали. Мысль об этническом оружии не пришла даже в голову.
– Хочешь вступить… в партию? – спросил Жора. – Он действительно пропихнет.
Я был далек от подобных материй и почти не понимал их значения. Поэтому куда-либо вступать меня не тянуло.
– Слушай, – Жора схватил меня за рукав, – а не послать ли нам их всех козе под хвост! Этническое оружие…
– Что это? – спросил я, будто услышав о нем впервые.
– Это, знаешь, такое чудесное средство…
– Я все это знаю, – предупредил я.
– А знаешь ли ты?..
– Тоже знаю, – сказал я, – я знаю все, что касается генных рекомбинаций и имею над ними неслыханную власть, но мое оружие…
Теперь Жора остановил меня:
– Брось трепаться…
Я не дал себя перебить. Мне нужно было сказать ему об этом.
– … но мое оружие, – продолжил я, – смирение.
– Что есть смирение? – спросил он тоном Пилата, пытающегося выбить у Иисуса признание о какой-то там истине.
О смирении я мог говорить часами. И ни словом не обмолвился о нашей Азе, о клоне, о моих клеточках… Этническое оружие меня интересовало не более чем ожившая между рамами муха. Убивать ведь – не воскрешать…
Близилась весна.
ГЛАВА 12
Как-то к нам приехал Ушков, и я, сам не зная почему, стал рассказывать ему:
– Однажды Юля пришла ко мне с рекомендательным письмом своего наставника и кумира, режиссера С., одного из немногих, собственно, Жориных друзей, которому Жора как-то вскользь рассказал идею и который, тотчас уловив ее суть и значение, сказал ей: «Сними это». Это было в июле, когда никакая тень не спасала от сорока¬градусной городской жары, асфальт плавился под ногами. Я куда-то спешил, и мы не успели толком разглядеть друг друга. Вот письмо. Да, конечно, я хорошо знаю Сокурова (а кто же его не знает?!), я прочту и письмо, только завтра, завтра, запиши мой телефон. Тогда я только заглянул ей в глаза. Потом ночью они мне не давали покоя. На следующий день я признался себе и обвинил Юлю в том, что ее глаза украли у меня сон. Она ничего на этот счет не сказала, присела на край кресла и попросила найти письмо.
К нам постоянно заглядывали, входили, задавали какие-то вопросы, выходили, сновали как на блошином рынке, всем вдруг я стал нужен; она сидела молча, глядя в окно, никому не мешая и не пытаясь изменить такое положение вещей. Я заметил, что время от времени она с любопытством рассматривала меня, а когда стал пиликать телефон, сняла трубку и коротко бросила: «Он вышел». И телефон больше не звонил.
Из вопросов, которые мне задавались, и из моих ответов, она не могла, конечно, представить себе мою жизнь, тем не менее, когда мы остались вдвоем, она спросила: “Вам это интересно?” – “Что?” – “Ну, все это?..”. Я только многозначительно улыбнулся, но она не поддержала моей улыбки. Рабочий день кончился, все разбежались по своим делам, как тараканы. Теперь мы могли бы обсудить ее проблемы, но разговор не получался, я думал о своем, и она ни о чем больше не спрашивала. Я предложил кофе, она отказалась. Зато мне удалось хорошенько рассмотреть ее – ничего особенного. Хорошенькая. Хрупкие плечи, тонкие руки, красивая шея, ключицы… Ничего примечательного. Глаза! Правда, глаза, да, глаза!.. Я не выдерживал этого взгляда! Вот так штука! Почему я решил, что она – дар судьбы? Я не мог себе этого объяснить. Всякая логика и попытки понять, в чем тут дело, были бессильны. Вот так штука! «Хорошо, – сказал я, – приходите», не совсем понимая, что она может сейчас снимать.
«Вам это интересно?» Что она может понимать в моих интересах?
Позже, провожая ее до лифта и прощаясь, поскольку мне нужно было остаться на работе, я предложил встретиться завтра. Я поймал себя на том, что чуть было не чмокнул ее в щеку, как близкую женщину. На это она улыбнулась, открыто глядя мне в глаза, и нажала кнопку. Двери лифта закрылись у меня перед носом, и какое-то время я стоял в задумчивости. Потом вызвал соседний лифт и уехал домой. Письмо я так и не прочитал. Я не стал также звонить Сокурову, чтобы выяснить содержание письма, я понимал, что все дело в ней, а не в письме. Ночью сна снова не было.
На следующий день я сам позвонил ей рано утром и спросил, не у нее ли письмо. «Вы его сунули в книгу» – «В какую?» Она согласилась приехать после пяти, чтобы найти это злополучное письмо. Потом была моя пресс-конференция, на которой она снова спросила о духометрии…
И вот уже море плещется у наших ног…
ГЛАВА 13
Летом мы жили у Ирины на даче. Как раз проходил чемпионат мира по футболу. Коротая время, мы торчали у телевизора… И конечно, мучились: дела наши шли из рук вон плохо…
Однажды была суббота, мы отоспались после трудной ночи и, навалявшись в постелях, выползли наконец на улицу. День стоял звонкий, синий, безветренный. Стоял полдень, и солнечные лучи, пробившись сквозь верхушки корабельных сосен, дымчато-беловатыми штыками вонзались в землю. Жора, сонный, в голубой кофте, с голыми белыми ногами, сидел на деревянном крыльце и, щурясь, крошил в прах своими белыми зубами кедровые орешки.
