Фредерик Форсайт - День Шакала
По возвращении из Елисейского дворца министр тотчас вызвал своего ответственного секретаря, он же заведующий кадрами. Александр Сангинетти был родом с Корсики. Последние два года он, по поручению министра, организовывал и координировал действия органов французской государственной безопасности, чем и стяжал себе громкую репутацию, которую всякому предоставлялось оценивать сообразно своей политической принадлежности и представлению о гражданских правах.
Крайне левые ненавидели и опасались его: им не нравилось ни создание военизированных отрядов КРС *, ни те методы, какими действовали эти сорок пять тысяч отборных молодцов при разгоне всех и всяческих демонстраций.
* Роты республиканской безопасности.
- Невероятно, просто невероятно. Невозможный человек. Мы его охраняй, а он будет связывать нам руки. Уж как-нибудь добрались бы мы до этого Шакала. И вот вам, пожалуйста - никаких контрмер. Что же прикажете делать? Дожидаться выстрела? Сидеть и дожидаться?
Министр вздохнул. От своего ответственного секретаря он иного и не ждал, но криком делу не помогаешь. Он уселся за стол.
- Погодите, Александр. Начать с того, что правота Роллана все-таки еще под вопросом. Он делает свои выводы из бессвязных фраз этого… Ковальского. Может быть, Роллан и ошибается. В Вене еще не закончена проверка данных. Я узнавал у Гибо: он ожидает результатов нынче к вечеру. И надо признать, что пока нет особого смысла устраивать общегосударственную облаву на иностранца, о котором ничего не известно, кроме клички. Тут я согласен с президентом.
Затем у нас есть его инструкции… его прямые предписания. Повторю еще раз. Никакой гласности, никакого общегосударственного розыска, никакой утечки информации за пределы очень узкого круга лиц. Президент считает, что если пресса о чем-нибудь дознается, то у нас поднимется дикий вой, заграница начнет злорадствовать, и любые дополнительные меры безопасности и здесь, и там истолкуют так, будто какой-то иностранец в одиночку нагнал страху на президента Франции.
Этого он не потерпит, категорически не потерпит. Скажу больше… - министр поднял для пущей выразительности палец, - он ясно дал мне понять, что если по нашей милости хоть что-нибудь выйдет наружу, если в воздухе хоть что-то почувствуется, то мы люди конченые. И поверьте, он был тверд, как никогда.
- Но президентский регламент, - запротестовал чиновник-корсиканец, - его-то придется пересмотреть. Пока тот тип на свободе, надо отменить все публичные выступления. Должен же он…
- Ничего он не отменит. Даже не передвинет - все пойдет минута в минуту. Мы должны действовать в полном секрете.
- Как же действовать, если нам все запрещено?
- Этого я не говорил, - возразил Фрей. - Я сказал, что нам запрещено действовать в открытую. Все должно делаться втайне. У нас остается только один выход. Надо провести секретное расследование, установить личность убийцы, разыскать его - будь то во Франции или за границей - и немедля уничтожить.
- …немедля уничтожить. Такова, господа, единственная альтернатива.
Министр внутренних дел многозначительно помолчал и обвел взглядом участников совещания, сидевших за столом в конференц-зале. Всего собралось четырнадцать человек.
Министр стоял во главе стола. Справа от него сидел ответственный секретарь, слева - префект полиции, ее политический руководитель.
Правее Сангинетти занимали места начальник СДЕКЕ генерал Гибо и шеф Аксьон сервис полковник Роллан: экземпляр его докладной лежал перед каждым из присутствующих. Возле Роллана сидел начальник личной охраны президента комиссар Дюкре, а рядом с ним - сотрудник из Елисейского дворца, полковник авиации Сен-Клер де Виллобан, рьяный приверженец де Голля и, по достоверным сведениям, еще более рьяный честолюбец.
Слева от префекта полиции г-на Мориса Папона находился Морис Гримо, генеральный директор государственного криминального ведомства Сюрте насьональ, далее, один за другим, руководители пяти подведомственных ему управлений.
На страницах романов Сюрте насьональ - гроза преступного мира, на самом же деле так называется учрежденьице с небольшим штабом, которое координирует работу пяти управлений, действительно имеющих дело с преступниками. Функция Сюрте, как, кстати, и легендарного Интерпола, чисто административная, и в штате его нет ни одного детектива.
Весь сыскной аппарат Франции был в подчинении у соседа Мориса Гримо слева - Макса Ферне, начальника ПЖ - Уголовной полиции. Главное управление Уголовной полиции занимает громадное здание вдоль набережной Орфевр: его не сравнить со скромным домом на улице Соссэ, за углом от министерства внутренних дел, где находится Сюрте. Главное управление ведает семнадцатью областными филиалами, по числу полицейских округов французской метрополии. Кроме этого, существуют национальная жандармерия и дорожные патрули, поддерживающие порядок в сельской местности и на дорогах. Во многих районах жандармов и полицейских из практических соображений расквартировали в одних и тех же зданиях. Таким образом, под началом Макса Ферне в 1963 году состояло свыше десяти тысяч полицейских.
Третьим слева от Ферне сидел начальник Direction de la surveillance du territoire, ДСТ, - французской контрразведки, в обязанности которой входит также и постоянное наблюдение за аэродромами, морскими портами и границами Франции. На всех пограничных пунктах регистрационные карточки перед отправкой в архив поступали на просмотр к тамошнему дежурному офицеру ДСТ, и тот фиксировал прибытие во Францию нежелательных лиц.
Вереницу высокого начальства замыкал глава КРС, того самого сорокапятитысячного корпуса, который стараниями Александра Сангинетти снискал за последние два года особую известность и дурную славу.
Начальнику КРС сбоку места не хватило, и он сидел прямо напротив министра. Между ним и полковником Сен-Клером, на самом углу стола, стояло еще одно кресло. Его занимал грузный мужчина флегматичного вида, дымивший трубкой и тем явно раздражавший утонченный вкус полковника. Привел его Макс Ферне по специальному указанию министра. Это был комиссар Морис Бувье, глава Уголовного розыска.
- Вот так обстоят наши дела, господа, - продолжал министр. - Докладная полковника Роллана перед вами, вы все с нею ознакомились. Мы должны предотвратить угрозу. Однако вы слышали, какие жесткие условия президент счел нужным нам поставить ради соблюдения престижа Франции. Еще раз подчеркиваю, что как само расследование, так и любые проистекающие из него акции должны быть строго секретны.
Я созвал вас потому, что, на мой взгляд, все ваши учреждения раньше или позже окажутся тут при деле, и вам как руководителям надо знать, что к чему. В любую минуту может потребоваться личное и безотлагательное участие каждого из вас. Подчиненным нельзя перепоручать ничего, кроме заданий второстепенных, не наводящих на догадки.
Он опять помолчал. Кое-кто степенно кивнул. Другие выжидательно смотрели на министра или разглядывали свою копию досье. Комиссар Бувье на дальнем конце стола обозревал потолок и попыхивал трубкой, выпуская дым короткими струйками, словно подавал сигнал на манер индейца в дозоре. Сидевший рядом с ним полковник недовольно морщился.
- А теперь, - продолжал министр, - слово за вами. Полковник Роллан, удалось ли вам что-нибудь выяснить в Вене?
Глава Аксьон сервис поднял глаза от собственной докладной и покосился на шефа СДЕКЕ, но тот и бровью не повел.
Роллан с утра самочинно использовал для выяснений венскую агентуру СДЕКЕ, и генералу Гибо пришлось полдня успокаивать начальника своего третьего разведывательного отдела. Генерал этого не забыл, и теперь взгляд его был неподвижен.
- Да, - ответил полковник. - Во второй половине дня наши оперативники закончили расспросы в «Пансионе Клейст» - есть такой маленький частный отель на Брукнер-аллее. Их снабдили фотографиями Марка Родена, Рене Монклера и Андре Кассона. Снимков Виктора Ковальского в Вене под рукой не оказалось, а передать мы не успели.
Дежурный припомнил двоих, но кто они, сказать затруднялся. Ему сунули взятку, и он согласился просмотреть регистрационную книгу с 12 по 18 июня - 18-го все трое главарей ОАС поселились вместе в Риме.
В конце концов он заявил, что помнит в лицо Родена, который 15-го снял номер на имя Шульца. По словам дежурного, в номере происходила какая-то деловая встреча, а на другое утро Шульц уехал.
Запомнился он в особенности потому, что у него был дюжий и угрюмый спутник. С утра в номер явились какие-то двое, и началось совещание. Вероятно, это были Кассон и Монклер. Их снимки были ему предъявлены, и одного из них он как будто припоминает.
Они якобы весь день просидели в номере, только Шульц и верзила - так он окрестил Ковальского - днем отлучались куда-то на полчаса. Еды в номер никто не заказывал, в ресторан не спускались.
