Йосеф Шагал - Ностальгия по чужбине. Книга вторая
— Отстаньте от меня!
— Валентина!
— Ну, хорошо!.. — Я закрыла на секунду глаза. — Пожалеешь розгу — потеряешь ребенка.
— Умничка! — Гладкое лицо Паулина просияло, словно его вначале обтерли ароматической салфеткой, а потом опрыскали зеркальным лаком. — Но это теза. А антитеза?
— Насилуя меня подобным образом, вы все равно не компенсируете мне дефицит общения с мужчинами!..
Я смотрела на Паулину, силясь сообразить, куда клонит эта непредсказуемая женщина.
— Ну, хорошо, не напрягайся. А антитеза звучит примерно так: «Не родишь ребенка — не используешь розгу». Ты понимаешь, о чем я говорю, Валечка? Я выстроила все в один ряд: похищение Мишина, покушение на тебя, арест в Штатах двух агентов КГБ, высматривавших подходы к дому твоей свекрови, странную авиакатастрофу, в которой погибает Грег Трейси… Все это розги, Валечка, все это болезненные удары по попе… А где тот ребенок, которому они предназначались? В чем, собственно, идея, пафос этой странной экзекуции?..
— Почему вы спрашиваете об этом у меня?.. — Впервые за долгие годы никотинового воздержания мне вдруг захотелось курить. Я даже зажмурилась от удовольствия, представляя, как глубоко, до самых легких, втягиваю в себя ароматный, крепкий дым сигареты. — С чего вы взяли, что я могу стать вашей помощницей в разгадывании этих ребусов?
— Сможешь, дорогая! — взгляд Паулины был суров. — Еще как сможешь! Просто ты не хочешь настраиваться на эту волну. И совершенно, кстати, зря: кто знает, возможно, ты и есть тот самый безмолвный ящик, в который упрятан ответ на эту головоломку.
— За безмолвный ящик — персональное спасибо, — пробормотала я. — Вы хоть изредка вспоминайте, что я — одного пола с вами, мадам.
— Валя, соберись! — Я почувствовала, как огрел меня недобрый взгляд из-под насупленных тонких бровей. — Думай ВМЕСТЕ со мной, а не наперекор. Перестань склочничать и соберись! Ну!..
— Почему вы связываете эти факты, Паулина? Ну, я с Витяней, вроде бы, ясно. А при чем здесь этот ваш… Трейси? Что может быть общего между нами?
— В том-то и дело, что ничего общего между вами не было, нет и быть не могло!.. — Паулина радостно закивала, словно услышала от меня очередной комплимент по поводу своей безупречной внешности. — Эта вероятность уже неоднократно просчитана.
— Тогда я не понимаю, о чем вы толкуете?
— Это не может быть случайностью, совпадением, понимаешь, Валечка? — Взгляд Паулины, непривычно рассеянный, отстраненный, блуждал, не фиксируясь, с моего лица на пустующее кресло и обратно. — Просто так самолеты не разбиваются. Особенно, те, что летят из Москвы в Вашингтон с высокопоставленным сотрудником госдепартамента на борту. И чем больше я не вижу НИКАКОЙ связи между тобой, Мишиным и Грегом Трейси, тем беспокойнее становится у меня на душе. Трейси — лишний предмет в этой комнате, понимаешь?
— Нет, — честно призналась я. — Не понимаю.
— Если допустить, что крушение самолета — не случайность, а чья-та преднамеренная акция, следовательно, мы имеем дело с экстраординарной мерой. Такой же экстраординарной, как, скажем, попытка застрелить тебя среди бела дня в тихом и зачуханном городке Барстоу или выкрасть Виктора Мишина в абсолютно спокойном с криминогенной точки зрения Копенгагене. И это хорошо, черт побери! Это просто замечательно!..
— Что же в этом замечательного, Паулина?
— В самом деле не понимаешь? — Ее взгляд принял, наконец, осмысленное выражение и цепко, въедливо сфокусировался на моих глазах. — Вычислить природу столь внезапно возникшего интереса советской госбезопасности к тебе или Мишину значительно сложнее, нежели причину физического устранения несчастного Грега Трейси…
— Почему, собственно, проще? Потому, что он американец?
— Потому, что мы знаем и, следовательно, можем проанализировать каждую минуту из семидесяти двух часов его пребывания в Москве. Понимаешь, Валечка? Интерес к Трейси возник именно в Москве, я теперь в этом не сомневаюсь. Но где? В какой момент?.. Если мы найдем ответ на этот вопрос, то сможем ответить на куда более важный — что опять задумали твои неугомонные соотечественники, чего вдруг в их задницах появились новые шпильки.
— А почему вы сказали, что этот Трейси — лишний предмет в комнате?
— Они не должны были его убирать, Валечка, — тихо произнесла Паулина. — Это немотивированный идиотизм!
— Меня и Мишина, значит, должны были, — желчно процедила я. — А этого вашего Трейси — не должны…
— Они допустили ошибку, Валя. Серьезную ошибку…
— Но если вам это ясно, то и они, наверное, это понимали, верно?
— Естественно, понимали, — кивнула Паулина.
— Почему же тогда они сделали это?
— Может быть, у них просто не было другого выхода… — пробормотала Паулина и посмотрела на меня. — Когда, Валечка, ты совершала больше всего ошибок?
— В доме повешенного о веревке не говорят, — пробормотала я. — С вашей стороны, Паулина, это просто бестактно…
— Когда тебя загоняли в угол обстоятельства, — ответила Паулина на собственный вопрос и игнорируя мою реплику. — Когда у тебя не оставалось времени на осмысленное решение…
— Вы себе противоречите, Паулина.
— В чем я себе противоречу, Валечка?
— Буквально несколько часов назад вы сами дали весьма высокую оценку моему бегству из Штатов в Европу?
— Ничуть я себе не противоречу, — вздохнула Паулина и улыбнулась. — Каждый твой шаг в этом безумном решении был сопряжен со смертельным риском.
— Но я все-таки добралась до Парижа!.. — Спор был абсолютно беспредметным, но мне, почему-то, очень хотелось выйти из него победителем. — И, между прочим, даже ускользнула от ваших обученных умников-топтунов…
— Но только потому, что тебя, милая, инструктировала и вела за ручку конкретная спецслужба. Причем, одна из лучших…
Я замолчала. Состязание в логике с этой женщиной вдруг представилось мне таким же безнадежным занятием, как попытка вернуть коже девичью упругость.
— Ты что, обиделась на меня, Валечка?
— Нет, — я мотнула головой. — Просто пытаюсь сформулировать резюме нашей беседы.
— И что у тебя получается?
— Не знаю. Еще не сформулировала.
— Мне нужны кое-какие данные… — Паулина что-то мысленно прикидывала. — Думаю, к вечеру они у меня уже будут. И если потом мы сможем до чего-нибудь докопаться, то, вполне возможно, эта туманность хоть как-то прояснится.
— Кстати, а кем все-таки оказался тот мужчина?
— Какой именно? — взгляд Паулины выражал искреннее недоумение.
— Ну, тот красавец с магнитом в нижней части живота, — напомнила я. — Вы так живописно его обрисовали, что мне вдруг стало интересно…
— А-а… — Паулина беспечно улыбнулась. — Обычным страховым агентом, представляешь, милочка?!
— Боже, какая проза!
— Ну, не такая уж и проза, — проворковала Паулина и откинулась в кресле. — Особенно, если учесть сумму, на которую этот красавец хотел меня застраховать. Такая сделка кормила бы этого напыщенного фавна как минимум лет пять, если не больше.
— И когда вы это поняли?
— Что он страховой агент?
— Да.
— После того, как сумела разговорить его за ужином.
— Это было трудно?
— Ерунда! — отмахнулась Паулина. — Все мужики, как правило, тупы и самовлюбленны. За пару самых примитивных комплиментов от красивой женщины они вывернутся наизнанку, признавшись тебе даже в том, чего никогда не было и не будет.
— А страховку вы подписали?
— Кто я, по-твоему? — Паулина презрительно усмехнулась. — Сумасшедшая?! Этот манекен просто хотел меня использовать, но в итоге я его использовала сама…
— Каким образом, Паулина?
— Ты будешь разочарована, Валечка.
— И все-таки?
— Самым что ни на есть тривиальным: после ужина, в ходе которого мой неотразимый страховой агент, естественно, так и не догадался, что его раскусили и уже начинают использовать, я взяла этого красавчика за руку, повела его в свою спальню, выключила общий свет, включила торшер, после чего провела в его обществе два весьма приятных часа. Я его РАЗМАГНИТИЛА, Валечка, понимаешь?! То есть, освободила свои побрякушки от совершенно ненужного, зряшного влечения. После чего без малейшей жалости вычеркнула этого лощеного типа из своей жизни. Навсегда. Аминь!
Я открыла рот в изумлении.
— Что с тобой, дорогая? — томно поинтересовалась Паулина. — На тебе просто лица нет…
— Ничего страшного, — пробормотала я. — Просто пытаюсь как-то переварить эту романтическую историю.
— Это как раз я понимаю, — кивнула Паулина, потянулась к сумке, вытянула оттуда пудреницу и стала внимательно разглядывать в зеркальце свое отражение. — Но почему с такой убийственной гримасой пуританского осуждения?
— Потому, что иногда ваша безграничная пошлость, Паулина, меня просто убивает.
