Андрей Константинов - Расследователь: Предложение крымского премьера
Заец вышел. Хозяин, покачиваясь на носках шитых на заказ туфель, повторил:
— Ну москали зае…али!
***За ночь снег растаял, над столицей сверкало солнце, ворковали на карнизах сытые киевские голуби… как будто и не было вчера зимы и снегопада. Обнорский и Повзло позавтракали в гостиничном ресторане, вышли на Крещатик. Напротив почтамта Андрей нашел серую «девятку». Постучал в стекло. Водитель вышел, Обнорский представился. Водитель как будто обрадовался.
— Вот доверенность и техпаспорт, — сказал он, — Ключи в замке, бак полный. Чем я еще могу в помочь?
— Да, пожалуй, что ничем, — ответил Андрей. — Спасибо.
— Не за что. Желаю вам удачи. Машина в Вашем распоряжении на все время пребывания Киеве.
Обнорский сел за руль, Повзло — рядом.
— Откель экипаж? — спросил Коля удивленно.
— Договорился с Соболевым, — ответил Андрея запуская движок. — Нельзя же вечно Галку эксплуатировать.
— А она, кажется, не против того, чтобы ты ее на всю катушку эксплуатировал.
— Николай, вы кобель, — сказал Обнорский и тронулся с места. — Лучше работай с картой, чтобы не блуждать. Я Киев-то плохо знаю.
Немножко все равно поблуждали, но потом выехали на Голосеевский проспект и десять минут спустя уже катили по трассе Е-95 — в Таращу.
***На въезде в Таращу заскочили в кафе «Наталi», кафе было «вщчинено» — открыто, но кроме очень красивой девушки за стойкой, внутри не было ни души. Попили кофейку, который оказался здесь втрое дешевле, чем в Киеве, полюбовались на пруд за окном, на стайку уток…
— Коля, — сказал Обнорский, — а вот эта «пятерочка»… головой не крути!… вот эта «пятерочка», что стоит у моста, за нами ехала от трассы.
— Ну и что? — спросил Повзло.
— Нет, ничего… Но — факт, ехала. А теперь встала, и никто из нее не выходит.
— Эге ж, хлопчик… есть такая болезнь — мания преследования. Вот если бы эта «пятерочка» ехала за тобой от Киева…
— Нет, от Киева — нет. Была на трассе какая-то «девятка», которая долго за нами катилась, но потом ушла на Белую Церковь.
— Ну так и не хрен голову себе забивать.
— Это точно.
Они попили кофейку, чуть-чуть потрепались с мило смущающейся девушкой за стойкой и двинулись искать морг. Тараща — городишко маленький, летом наверное, очень зеленый и уютный… скучный и вялый в ноябре среди облетевших каштанов и мертвых акаций… с безмолвной лютеранской кирхой и единственным на всю четырнадцатитысячную Таращу светофором у рыночной площади.
Больницу отыскали легко — на зеленых воротах была нарисована красной краской змея над чашей. А на задворках больницы нашли и морг — приземистое одноэтажное здание под шиферной крышей… К некоторому удивлению, нашли и судмедэксперта Боротынцева.
— Ну я Боротынцев, — сказал он в ответ на вопрос. Он сидел в маленькой клетушке, заполнял какие-то бумаги. В помещении стоял устойчивый специфический запах, присущий моргу… и запах алкоголя, исходивший от эксперта. — Ну я Боротынцев. Чем могу?
— Здравствуйте, Дмитрий Исаич, — сказал Обнорский. — Мы вчера вам звонили, но ваша жена сказала, что вы в командировке…
— А-а, журналисты?
— Журналисты.
— Из Москвы?
— Нет, из Питера. Есть некоторые вопросы.
— Про народного героя Горделадзе?
— Про тело, обнаруженное в Таращанском лесу, — ответил Андрей.
Боротынцев посмотрел на него с интересом, ухмыльнулся и сказал:
— А на документы ваши можно взглянуть?
— Разумеется, — ответил Обнорский и протянул удостоверение.
— Грозно, — сказал, изучая удостоверение, Боротынцев. — Агентство… расследований! Весьма грозно. Чем же я могу вам быть полезен, господа?
— Очень даже можете, Дмитрий Исаич. Мы занимаемся расследованием истории исчезновения народного, как вы выразились, героя Горделадзе. Скажите, какая связь между телом, обнаруженном в Таращанском лесу, и Георгием Горделадзе?
— Я обязан отвечать на ваши вопросы?
— Нет, не обязаны…
Боротынцев положил в рот таблетку «Рондо». Протянул гостям. Обнорский хотел отказаться, но вспомнил: «свежее дыхание облегчает понимание» — и таблетку взял.
— Свежее дыхание, — сказал Боротынцев, — облегчает понимание.
Сказал — и хохотнул. Он был изрядно нетрезв.
— Я, впрочем, господа, больше общаюсь с субъектами, которые на такие пустяки, как свежее дыхание, внимания не обращают… В то время как сами пахнут… Да-с… таращанское тело? Я его откапывал, я с ним работал. Спрашивайте. Хотя меня уже предупредили, чтобы языком не трепал.
— Кто? — одновременно спросили Обнорский и Повзло.
Боротынцев засмеялся, и Андреи понял, что эксперт пьян значительно сильнее, чем показалось на первый взгляд.
— А вы догадайтесь, господа расследователи…
— Кто вас предупредил, Дмитрий Исаич? — спросил Андрей. — На вас оказывают давление?
— Бросьте вы! Кто — я вам все равно не скажу. А давление на меня оказывать нельзя. Эксперт — по закону — лицо независимое.
— Именно на независимых и оказывают, — возразил Повзло. — На зависимых-то и давить не надо.
— Логично, — кивнул Боротынцев. — Но я вам все равно не скажу. Итак, вас интересует: не принадлежит ли тело, обнаруженное в лесу, герою Горделадзе?
— Да, интересует.
— Я думаю, что это его тело. Больше того — я в этом уверен.
— Почему вы пришли к такому выводу?
Боротынцев закурил дешевую болгарскую сигарету, проигнорировав предложенный Андреем «Кэмел», разогнал рукой дым и только после этого ответил:
— Сначала, конечно, никаких выводов не сделал… тело как тело… давнее, без ПК.
— Без чего?
— Без персонального компьютера, — сказал эксперт и постучал себя по голове. — Потом я обнаружил некоторые странности. Какие? — спросите вы. Отвечаю: на первый взгляд трупу годика два… плюс-минус… Но потом я заметил, что местами сохранился кожный покров. Местами очень даже прилично сохранился. Под мышками, например. Но у трупа двухлетней давности кожа сохраниться не может!
— Тело чем-то обработали? — спросил Андрей.
— Возможно… какими-нибудь кислотами, щелочами… не знаю, не знаю, не могу утверждать. Факт, однако же, настораживающий. Я до сих пор с подобным не сталкивался. А на другой день при более тщательном осмотре места мы обнаружили фрагмент кулончика на порванной цепочке. И я вспомнил, господа расследователи, ориентировку на Горделадзе… и все сразу встало на свои места!
— Так уж и все? — спросил Повзло.
— Все! И рост, и перстень на руке, и браслет, и кулон. И приблизительный возраст трупа, — сказал эксперт. — Выпить… э-э… не желаете?
— Нет, спасибо.
— Ну как знаете… А я выпью. — Боротынцев поднял с пола из-за стола темную бутылку, накрытую пластмассовым стаканчиком. На бутылке было написано: «ЯД!». Весело скалился череп на перекрещивающихся костях. Заметив удивленный взгляд Повзло, эксперт подмигнул, сказал:
— Чистый, медицинский… а этикетка — мера защиты. Примерно то же самое, что мимикрия у животных и растений. — Боротынцев хохотнул, налил спирта. Быстро выпил, запил из носика чайника, выдохнул: а-ах!
— А скажите, Дмитрий Исаич… — произнес Обнорский.
— А? Что? — быстро спросил эксперт.
— Скажите, перстень был на руке?
— Конечно. Не на ноге же.
— А вот нашедшие тело отец и сын Сушки перстня не видели.
— Худо глядели эти ваши Сушки. Пьянь.
— Может быть… может быть, худо. Но Василий Андреич Беспалый тоже его не видел. Он-то не пьянь.
— А-а, старый коммуняга? Да он же слепой.
— А у меня сложилось впечатление, что Василий Андреич хорошо видит, — сказал Повзло.
Боротынцев посмотрел на Колю бесцветными глазами, ответил после долгой, секунд десять, паузы:
— Ерунда. Да и что они вообще видели?
— Руку. Руку, торчащую из земли.
— Правую! — воскликнул эксперт. — Правую руку! А перстень был на левой.
— Ах, вот оно что.
— То-то и оно, — сказал Боротынцев. — Вот оно все и совпало: и рост…
— А как можно определить рост безголового тела? — спросил Обнорский.
— В анатомическом строении тела, господин журналист, — назидательно сказал Боротынцев, — есть железные закономерности и пропорции. Если нет патологии… А Горделадзе обладал правильным телосложением… Вычислить длину тела не представило большого труда. Я это сделал без калькулятора. На листочке бумажки. В столбик. И получил искомые сто девяносто шесть сэмэ… плюс-минус. Вам все понятно?
— Пожалуй. А отпечатки пальцев у трупа сохранились?
— Нет. Для идентификации категорически непригодны.
— Что-то еще приметное есть? — спросил Андрей.
— Есть, господа, есть! Еще и как есть! — сказал эксперт таким голосом, что стало ясно: действительно есть.
— Что же? — спросил Обнорский после паузы. Боротынцев тоже выдержал паузу, потом сказал:
— Труп пролежал в земле совсем недолго — два-три дня. Максимум. А скорее всего — не более суток.
