Елена Топильская - Дверь в зеркало
Опер мгновенно сменил благодушную маску на лице на озабоченную и присвистнул. Труп – это вам не избитый следователь, это гораздо неприятнее.
– Что за труп, – без выражения спросил он. – Криминал?
Антон кивнул и закрыл глаза. Будь что будет, решил он, поверят так поверят. А не поверят...
Похоже, опер жестами отдал какие-то указания сослуживцам, толпившимся в дверях, потому что слух Антона уловил какие-то движения, топот ног, хлопанье дверей. На время все замерло. Приоткрыв глаза, он отметил, что опер сидит возле его постели в той же позе и смотрит на него отеческим взглядом, наверное, ожидая донесений с места происшествия.
– Кто ударил-то? – спросил опер, видимо, обнаружив движение ресниц Антона.
– Не знаю, – прошептал Антон; во рту вдруг ужасно пересохло и трудно стало говорить.
– Воры, что ли, туда забрались? – вслух стал раздумывать опер.
В комнату вошел один из сотрудников, молодой парень в камуфляжной форме.
– Петро, там глухарь, – сказал он громко. – Ножевое в сердце.
Опер поднялся со стула и двинулся было к выходу, но на полпути затормозил и повернулся почему-то к Антону, хотя вопрос свой явно адресовал коллеге.
– А кто потерпевший-то, кого там грохнули? Квартира же пустая, опечатана, – сказал он в пространство.
Стало так тихо, что с улицы слышен был шелест тополиных листьев под ночным зефиром.
Антон не ответил, только закрыл глаза в знак того, что интересующими сведениями не располагает.
– Ну чего, надо группу вызывать, – тоскливо констатировал опер. – Тебе-то, прокурорский, доктор нужен? В «скорую» звонить? Или не надо?
– Не знаю, – прошептал наконец Антон, и опер деловито кивнул.
– Ясно. Лучше вызвать.
Он щелкнул пальцами, и кто-то из его сослуживцев бросился исполнять: Антон услышал, как в коридоре трещит диск архаического телефонного аппарата, и мужской голос тихо переговаривается с невидимым собеседником. А опер вернулся к дивану:
– Послушай, друг, а удостоверение у тебя цело?
– В кармане справа, – тихо ответил Антон.
Опер провел рукой по карману брюк Антона, на ощупь убедился, что удостоверение на месте, и вышел.
Антона оставили в комнате одного, даже старушки не вернулись к его ложу, и он мог только догадываться о том, что сейчас происходит за пределами комнаты, где он возлежал на диване. Внезапная мысль о том, что на ноже, служившем орудием убийства, каким-то образом могли оказаться отпечатки его пальцев (так всегда бывает в кино, где злые силы подставляют главного героя), заставила Антона похолодеть. Лежа на диване в чужой квартире, он провел не самые счастливые минуты своей жизни в ожидании, что вот войдут, закрутят руки и – вперед, в кутузку.
Через некоторое время действительно вошли. Сначала прошел сотрудник милиции – тот, который по заданию оперативника ходил в соседнюю квартиру на разведку, он широко распахнул дверь и пропустил в комнату даму. Антон еще из коридора услышал ее ворчливый низкий голос, знакомый по его первому осмотру.
Лариса подошла к дивану, с грохотом поставила на пол экспертный чемодан и присела на краешек дивана.
– Ну, подвинься же, – бесцеремонно сказала она, устраиваясь поудобнее, – а то разлегся...
От ее сварливой манеры разговора Антону сильно полегчало на душе. Это означало, что с ним обращаются не как с подозреваемым, а как со своим, его как бы брали в товарищи. И он должен вести себя не как подозреваемый, и даже не как свидетель, а как потерпевший и одновременно как коллега.
Лариса между тем положила ему на лоб свою маленькую сухую руку.
– Голова болит? Тошнит? – спросила она.
– Болит... Тошнит... – сознался Антон.
– Сейчас осмотрю тебя, – сказала Лариса. – Если ты не возражаешь. А?
– Хорошо, – прошептал Антон.
– Ран на тебе нет? Или ты не знаешь?
– Вроде нет.
– А кровь откуда? – Лариса ткнула пальцем в мазок крови на штанине его джинсов.
Антон почувствовал, что краснеет, и про себя стал молить Бога, чтобы Лариса не приняла краску, залившую его лицо, за свидетельство вины в убийстве.
– Меня по голове ударили... Я на полу очнулся, – стал рассказывать он, едва шевеля пересохшими губами, – очнулся, а там труп. И кровь течет.
– Там ножевое свежее, что ли? – спросила Лариса, обернувшись к двери.
Ей ответил голос оперативника:
– А тебе что, не сказали? Он теплый еще.
– Да я не заходила, – отмахнулась Лариса. – Жмурик не убежит, а тут живого человека по голове стукнули. Я сразу сюда. Тем более что следака еще ждем. Ну-ка, сядь, милый, – обратилась она к Антону, и похлопала по плечу, призывая занять вертикальное положение. – Я тебя посмотрю и снова ляжешь.
Антон послушно дал себя ощупать, наклонил голову, едва не застонав от боли, по команде Ларисы сполз с дивана, протянул вперед обе руки, попытался присесть с закрытыми глазами и завалился на бок; хорошо Лариса поддержала и помогла ему лечь обратно.
– Ну что, милый, у тебя ЧМТ, типичная, причем.
– Что это? – спросил Антон, еле ворочая распухшим языком.
– Черепно-мозговая травма, – разъяснила Лариса доброжелательно. – В больничку бы надо. Поедем?
– Не знаю, – прошептал он, облизывая пересохшие губы. – А куда? В какую больницу?
– А кто ж его знает, кто сегодня дежурит. Может, повезет и отправят в хорошее место. Ну что? Поедем?
– Не знаю, – повторил Антон. И с ужасом вспомнил, что мать понятия не имеет, где он. Идя «на дело», он отключил звонок у мобильного телефона, на виброрежим и не подумал его поставить, да еще и засунул его в дальний карман. Так что мать наверняка оборвала телефон, не дождавшись ответа, и теперь, наверное, сходит с ума.
– Сколько времени? – спросил он у Ларисы.
Та посмотрела на часы:
– Полтретьего. Ты торопишься куда-то?
Антон прикрыл глаза и даже застонал. Лариса испугалась:
– Что, совсем худо? Сейчас, сейчас в больничку поедем...
Она встала и вышла из комнаты. Антон слышал, как она звонила по телефону, интересуясь, почему так долго не едет «скорая». Его вдруг сморил сон; сквозь дрему он расслышал звонки мобильных телефонов в коридоре, озабоченные голоса старушек... И вдруг захлопали двери, затопали шаги, голоса стали громче, кто-то замысловато выругался. Антон занервничал: что же там произошло?
– Лариса, да ты в своем уме? – нервно спросил мужской голос, опознать который Антон не смог.
– Ну, ты из меня дуру-то не делай, – сварливо отозвалась Лариса. – Я тебе говорю, это он.
– Ну как это может быть, сама подумай, – раздраженно сказал собеседник.
Лариса аффектированно расхохоталась.
– Нет уж, голубчик, думать – это твоя забота. Я тебе все сказала.
Хлопнула входная дверь квартиры, и в коридоре все стихло. В комнату, где лежал Антон, осторожно вошла Лариса.
– Ты как? – негромко спросила она.
Антон сделал попытку приподняться, но Лариса шикнула на него:
– Ч-шш, ты что! Лежи, лежи. Ты представляешь, жмурик-то наш! Как две капли воды похож на того старичка перед зеркалом. Ну, на которого мы с тобой выезжали, а?
– Вы уверены? – тихо спросил Антон. Он разволновался: все-таки он не псих, вот Лариса тоже заметила...
– Конечно, уверена. Самое смешное, что на нем – куртка та же. Я даже засомневалась, а точно ли того увезли в морг? Ты-то его видел?
Антон замялся, не зная, что отвечать. Признаваться, что видел Годлевича в зеркале, еще живого? Или промолчать об этом? Неизвестно, что лучше; вернее, что хуже. Нет уж, лучше помолчу, решил он.
Раздался очередной звонок в дверь. Антону стало жалко бедных старушек, так опрометчиво впустивших его посреди ночи. Теперь они до утра обречены терпеть нашествие милиции, прокуратуры, экспертов, которые наследят в доме, накурят и напачкают, займут телефон, нажгут электричества... Но похоже, что старушки, то и дело мелькавшие мимо приоткрытой двери комнаты, не чувствовали себя ущемленными; Антон даже уловил, что они предлагали кому-то кофе с бутербродами. Зашумел чайник, зашлепала дверца холодильника. Судя по звяканью посуды и неотчетливому чавканью, от кофе с бутербродами никто не отказался.
Хоть голова у Антона, словно налитая чугуном, болела безумно, его разбирало любопытство. Очень хотелось встать и отправиться в соседнюю квартиру. Теперь, когда вокруг было полно людей, там было уже не страшно. Надо бы как следует осмотреть всю квартиру, наверняка там есть что-нибудь, проливающее свет на тайну зеркала, а может, и документы какие-нибудь нашлись бы, представляющие интерес для расследования, которое он предпринял по собственной инициативе. Он чувствовал, что разгадка все ближе, но она постоянно ускользала от него, как хвост кометы, мелькающий на темном небосклоне: вот пронесся прямо перед глазами, а через секунду голубоватый росчерк его уже тает без следа, и неясно, то ли был он, то ли привиделся.
Распахнулась дверь, в комнату влетел оперативник Петр.
