Массимо Фелизатти - Агава
— Какие сообщения?
Паоло понимает, что стоят ему пїроявить слишком большой интерес, собеседник замкнется, и потому изо всех сил старается, чтобы голос его звучал как можно естественнее.
— Ну как же. Сообщения появились примерно через месяц после гибели судна. Высказывались предположения, что на нем перевозили контрабандное оружие и что затопили его преднамеренно. В то время как раз поговаривали об «Эндасе» и об отправке оружия в Ливию. Гуараши работал я службе безопасности «Эндаса». Сначала он был майором карабинеров. Ходили слухи, что сам он из контрразведки и в этом деле тоже как-то замешан.
— Как же именно?
— Ну что я могу тебе сказать? О таких вещах никто ничего точно знать не может. Мы напечатали парочку резких материалов — хотели вытащить наружу эту историю с «гепардами» — и поставили вопросы, которые так и остались без ответа.
— Но почему тебе сейчас пришел в голову именно Гуараши?
— Говоря по правде, дело тут в одной моей приятельнице. Вернее, знакомой, — Джине Пешетто. Она занимается фотографией. Пару дней назад Джина пришла в редакцию и принесла несколько снимков. Она прочитала сообщение о смерти Гуараши и засыпала меня вопросами.
Паоло пожимает плечами, словно его лячно эта история совершенно не интересует, и снова переводит разговор на судебный процесс, на адвокатов гражданского истца, интересуется техническими деталями, пока не убеждается, что собеседник начисто забыл о Гуараши. Теперь у Паоло уже есть одна зацепка. Только бы о ней никто больше не пронюхал.
На встречу с Дондеро он является раньше назначенного, времени. В траттории несколько небольших залов и внутревний дворик с живой изгородью — везде пусто. Для начала Паоло заказывает вина. С места, которое он выбрал, можно наблюдать за входом, и, завидев Дондеро, Паоло делает ему знак рукой. Прежде чем сесть за столик, Дондеро — он привел с собой двоих незнакомцев — оглядывается по сторонам.
Журналиста он представляет просто как Паоло; его друзей зовут Джулиано и Антонио.
Паоло внимательно приглядывается к сидящим перед ним людям. С виду — рабочие или техники. Пока официант рядом, они говорят о всяких пустяках. Оба сразу перешли с Паоло на «ты», о работе пока — ни слова. Возможно, Дондеро не сказал им, что он журналист.
Лишь после ухода официанта Дондеро переходит к делу:
— Можете рассказать ему все, что рассказывали мне.
Джулиано откладывает салфетку и откидывается на спинку стула.
— Оскар Штиц, — говорит он. — Профессия — посредник, — добавляет Антонио. Он тоже положил вилку ж салфетку и откинулся на спинку стужа. Оба замолкают и некоторое время выжидательно смотрят на Паоло.
Паоло глядят на них, потомна Дондеро. У профсоюзного деятеля вид отсутствующий.
— Если мы играем в слова, считайте, что я проиграл. К такому имени я даже рифмы подобрать не смогу.
У Дондеро слегка дергается верхняя губа — при желании это можно принять за улыбку, но взгляд остается серьезным. По-видимому, главная роль в этом спектакле принадлежит его приятелям.
— Оскар Штиц, — говорит Джулиано. — Место рождения неизвестно. Местожительство неизвестно. Явился сюда с заплатами на заднице, «фиатом-универсалом» и чьим-то рекомендательным письмом к дирекции. Через месяц уехал на «мерседесе» с западногерманским номерным знаком и с шофером. А еще через два месяца «Эндас» получил в качестве аванса десять миллиардов лир на обновление оборудования и наладку новой поточной линии. На ее пуске присутствовал Оскар Штиц в шикарном костюме и с целой свитой важных персон. Проходит еще несколько месяцев, и Оскар Штиц появляется вновь. Два «мерседеса». Во втором, с дипломатическим номером, два толстых баварца. Их принимает сам президент «Эндаса». Они запираются в его кабинете и заседают три часа. А я конце года предприятие получает заказ на «гепарды».
— «Мистер пять процентов»… Ненасытная дрянь, сукин сын. И ведь исчез. — Похоже, Антонио всегда изъясняется таким телеграфным стилем.
Паоло прочищает горло. Дондеро приходит ему на помощь и объясняет:
— Контракт на производство «гепардов» министр подписал еще в октябре. Сделка сверхсекретная, немцы обошли американцев на полноздри. О том, что Италия вступает в эту махинацию и поручает производство машины по лицензии заводам «Эндаса», даже профсоюзам стало известно только за месяц до подписания контракта. Но фирма «Эндас» получила предварительные ассигнования — десять миллиардов лир для обновления оборудования — за целый год до принятия решения. Государственное участие сыграло в этом деле свою роль, согласен, ведь речь шла о кругленькой сумме. Только при чем здесь Оскар Штиц? Кто он такой? Официальные переговоры велись непосредственно с западногерманским правительством. Откуда вынырнул этот тип и куда он потом девался?
В разговор снова вступает немногословный Антонио. — Предварительные ассигнования — десять миллиардов. Фактические расходы — шесть миллиардов. А где еще четыре?
— Если с самого начала все принимает такой оборот, — поддерживает его Джулиано, — значит, общая сумма — триста миллирдов — только на бумаге.
— В октябре подписывают контракт, — продолжает Антонио, — а через два месяца на швейцарской границе задерживают одного из руководителей «Эндаса» с подозрительным чемоданчиком. Пограничники канителятся целые сутки. Тут — звонок из Рима, и его отпускают, да еще извиняются. Что было в чемоданчике, никому не известно. Через полгода у него отказывают тормоза на автостраде, и он разбивается. Капут. Похороны по первому разряду.
Эти двое — просто находка! Кое-что начинает проясняться, и Паоло, переглянувшись с Дондеро, спрашивает: — Так вы ничего и не узнали об этом самом Штице?
Джулиано мнется, поглядывает на приятеля. Дотом отвечает нерешительно:
— Да вроде бы мы видели его несколько дней назад вечером, перед отелем. Он садился в машину. Мы обратили на него внимание потому, что человека, который был с ним, мы приметили накануне в цехах. Это швейцарец, владелец электронной фирмы. Иногда он наведывается к нам, так как у него контракт с «Эндасом» на поставку систем наведения для самоходок; если не ошибаюсь, его фамилия Клошерон, а фирма его называется «Контрарм». Но мы не вполне уверены, что это точно был Штиц. Время идет, люди меняются.
— Как он выглядит?
Джулиано скребет ногтями подбородок.
— Ну как он выглядит… Трудно сказать. Не высокий и не низкий, не толстый, но и не худой, не молодой и не старый. Неопределенный какой-то. Раньше он был без бороды, а у этого жиденькая такая бороденка. Лет сорок. А может, тридцать пять или пятьдесят. Нет, фоторобот у меня не получится.
— Может, у него акцент? — спрашивает Дондеро.
— Разве разберешь? Говорил он правильно, без особого акцента. Как человек, который знает иностранные языки и много путешествует.
Ужин подходит к концу. Парням нечего больше добавить. Они поднимаются из-за стола, и Джулиано говорит, обращаясь к Дондеро:
— Где меня искать, знаешь. — Оба уходят, сунув руки в карманы.
Дондеро смотрит на журналиста.
— Итак, еще одна загадка, но на сей раз у нее есть имя.
— Если оно настоящее, — замечает Паоло, который не очень верит услышанному. — Мы не спросили у них о Гуараши.
— О Гуараши они ничего не знают, — говорит Дондеро и заказывает два стаканчика траппы. — Я пытался навести их на эту тему, но, сдается, Гуараши не очень-то показывался на людях.
— Итак, ты раскопал Штица, а я — Гуараши.
Этими словами Паоло хочет подчеркнуть, что теперь они работают вместе и что он никому ничем не обязан.
— У тебя есть кто-нибудь на примете?
— Одна женщина. Возможно, его любовница.
И он рассказывает Дондеро о Джине Пешетто.
7
У миниатюрной Джины Пешетто стянутые в узел белокурые волосы — из узла во все стороны выбиваются пряди. Голубые глаза, узкие бедра, большая грудь. На ней джинсы с коротко обрезанными штанинами и трикотажная майка, а поверх — весь в пятнах от химикатов белый халат с развевающимися полами. Да и сама Джина вся какая-то летящая: она стремительно двигается по лаборатории, уставленной шкафами и лампами на штативах, хватает и тут же ставит на место какие-то предметы, то зажигает, то гасит свет. И говорит, говорит.
Приход Паоло она принимает как должное, объяснения выслушивает, не задавая вопросов. Паоло, сославшись на разговор с генуэзским коллегой, поначалу ходит вокруг да около и не касается интересующей его темы; когда же он упоминает имя Гуараши, Джина останавливается перед ним как вкопанная и сразу же переходит на «ты».
— Мне уже тридцать семь, — Паоло не дал бы ей и двадцати пяти, — и я уже давно ни от кого не завишу; эта фотола6оратория — моя собственность, как специалист я пользуюсь хорошей репутацией и водить себя за нос не позволю. Так что советую не напускать тумана.
