Михель Гавен - «Роза» Исфахана
— Она уговорила меня разрешить ей побыть рядом с сыном, — шепнул Нассири Джин. — Я не смог отказать. Пусть даже получу за это выговор. Ведь она все ночи напролет проводит внизу, у госпиталя, домой не уходит. Они с сыном местные, из Исфахана, от их дома до госпиталя пешком можно дойти. Спокойно смотреть на её страдания не могу, но и сказать в утешение мне пока нечего. Вот и разрешил посидеть здесь, предварительно нарядив в защитный костюм: пусть хоть с расстояния на сына посмотрит. Кстати, Аматула, у нее вся надежда на вас…
— Сделаю все, что в моих силах, — кивнула Джин, почувствовав, как к горлу подкатился комок.
Нассири подошел к женщине, взял её под локоть, помог подняться с табурета, подвел к двери.
— Посидите пока в коридоре, уважаемая Самаз Агдаши. Врач из миссии, как видите, прибыла, привезла с собой всю необходимую аппаратуру. Сейчас займемся лечением вашего сына. А вы снимите с себя этот неудобный костюм и лучше спуститесь вниз, попейте чаю. Я сообщу вам, когда можно будет вернуться. Сюда, пожалуйста…
Женщина послушно шла за Нассири, опираясь на его руку и с трудом переставляя ноги. Видимо, держалась уже из последних сил. На пороге остановилась, повернулась к Джин и несколько мгновений смотрела на нее темными, полными отчаяния и одновременно надежды глазами. Глазами матери, готовой ради спасения своего ребенка на всё. Джин почувствовала, что еще секунда, и сама расплачется. Но этого допустить нельзя. Нельзя поддаваться эмоциям. Нельзя проявлением сиюминутной слабости лишить материнское сердце надежды.
Передав женщину на попечение проходившей по коридору медсестры, Нассири вернулся к Джин. Вздохнув, признался:
— Жалко мне её. Вдвоем с сыном на свете осталась, муж давно умер. Поздно замуж вышла, поздно родила. Некрасивая, говорит, была и бедная, никто даже не смотрел в её сторону. Только в зрелом возрасте повезло: обратил наконец добрый человек внимание. Думала, всю жизнь теперь счастье будет. Однако муж умер, когда сыну и десяти лет не исполнилось. Растила одна, перебиваясь с хлеба на воду, а теперь вот и над сыном смертельная угроза нависла. Жалко мне её очень, — повторил он. И сокрушенно махнул рукой: — Да всех жалко, чего уж там скрывать. Трудная у нас с вами работа, Аматула.
— Да, нелегкая, — согласилась она, стараясь говорить как можно тверже. — Но расслабляться нам нельзя. Чтобы помочь нуждающимся в нас людям, мы должны быть уверенными в себе, сильными и решительными. Покажите мне, пожалуйста, результаты последних анализов пациента.
Нассири молча протянул ей папку, которую держал под мышкой.
В этот момент распухший молодой человек протяжно застонал, одутловатое лицо его болезненно скривилось.
Джин подошла к нему, спросила, не оборачиваясь:
— Почему не вводите обезболивающее?
— Во-первых, у него развился панкреатит, — ответил Нассири, — понос кровью и слизью наблюдается до двадцати раз в сутки. Во-вторых, простые обезболивающие препараты ему уже не помогают, а добиться разрешения на получение для госпиталя морфия мы так и не смогли.
— Боюсь, морфий здесь тоже уже бесполезен. Попробуйте начать давать наркоз с закисью азота. Его применяли в России для лечения пожарных, тяжело пострадавших во время аварии на Чернобыльской АЭС. Их тоже мучили страшные «ядерные» боли, и обычные наркотики не помогали. Только с таким наркозом и успокаивались. Но это чуть позже, юноше придется немного потерпеть. Сейчас самое главное для него — гемодиализ. Когда кровь очистится, нагрузка на поджелудочную уменьшится, и работать ей станет легче. — В палату на специальной подставке ввезли аппарат искусственной почки и измерители сердечной деятельности. — Спасибо, — кивнула Джин санитарам. — Какое у него давление? — снова обратилась к Нассири. — Когда последний раз измеряли?
— Уже не измеряем, — опустил тот голову. — Взгляните сами, Аматула, на объем его руки. Манжета не сходится.
— Манжета? — изумилась Джин. — При радиационном заражении вы измеряете давление таким примитивным прибором?
— Других у нас нет, — виновато развел руками Нассири. — У Тегерана ничего не допросишься.
— Понятно, — кивнула Джин. Заглянула в папку. — Сейчас подключим датчики, за давлением будем следить постоянно. Потому что, во-первых, нельзя допустить развития злокачественной гипертонии, как я уже говорила, а во-вторых, надо купировать полоний, чтобы максимально уменьшить воздействие радиоактивного вещества на сердечную мышцу и тем самым сберечь её. Если полоний захватит сердце, мы уже ничего не сможем сделать: ткань сердца просто расползется, разъеденная радиацией. И со скоростью этого процесса не сравнится никакая онкология.
Вернув историю болезни доктору Нассири, она склонилась над больным, установила датчики приборов. Юноша едва заметно мигнул голыми веками без ресниц, слабо шевельнул губами, потрескавшимися, словно земля пустыни под нещадным солнцем. Говорить он не мог, так как радиацией были поражены слюнные железы. Но в его глазах Джин прочла жгучее нежелание подчиниться смерти.
— Всё будет хорошо, вместе мы её быстро побьем, — ободряюще прикоснулась она к запястью больного рукой в пропитанной свинцовыми солями перчатке. Взглянув на прибор, с облегчением констатировала: — Слава Аллаху, давление почти в норме. И систолическое, и диастолическое. Сухраб, измерять давление нужно ежечасно. Если будут наблюдаться скачки, вводите ферроцин, чтобы не дать ему стабилизироваться на этих отметках. А пока покажите мне последние данные УЗИ, гистологии и анализ мочи.
— Да, конечно, вот, — с готовностью перевернул страницу Нассири.
— Так, вижу, — повернулась Джин к свету. — Общая доза?
— Вот здесь.
— Благодарю. Вижу. «Средняя тяжесть. Почки увеличены в размере и массе, сильная отечность. Явная гиперемия, расширение коркового вещества, множественные геморрагии на поверхности. Процесс затронул практически все структурные элементы ткани в обеих почках. Клубочки увеличены, в полостях капсул наблюдается экссудат, проницаемость клубочковых капилляров выше нормы. Утолщение базальных мембран и непосредственно стенок клубочковых капилляров. Проксимальные отделы эпителия набухшие, в интерстициальной ткани отмечено скопление плазмоцитов». Если не предпримем срочных мер, — оторвалась Джин на мгновение от чтения истории болезни, — получим склероз и отмирание клубочков. — Перевернула страницу, продолжила чтение вслух: «В моче высокое содержание белка, сдвиг кислотно-щелочного равновесия в сторону ацидоза, относительная плотность крайне низкая, почечный кровоток и плазмоток нарушены. Отчетливые признаки анемии и лейкопении». — Вздохнула. — Да, характерные симптомы радиационного отравления налицо. — Спросила доктора Нассири: — Костный мозг поражен?
— Задет, — ответил тот и положил поверх истории болезни тонкую стопку дополнительных распечаток, — вот показания биопсии и результаты внутривенной пересадки. Поначалу всё шло как нельзя лучше, но потом почки…
— Да, вижу. «С-реактичный белок в крови, повышенный уровень сиаловых кислот, диспротеинемия с гипоальбунемией, гипер-а1 и гипер-а2-глобулинемия».
— После пересадки кроветворение восстановилось, лейкоциты стали поступать в кровь, но из-за отказа почек началось внутреннее отравление.
— Вполне закономерно, — кивнула Джин, продолжая листать страницы. — Раз главное «питание» для полония — костный мозг — удалось отвоевать, он ударил в наиболее слабое от природы место — в почки.
— Вот здесь анализы, сделанные уже после пересадки…
— Вижу, спасибо. Я думаю, — Джин снова подошла к больному, — что гемодиализ поможет нам восстановить функцию почек. А для полного восстановления работы костного мозга и кровеносной системы потребуется еще несколько переливаний крови. Будем использовать донорскую кровь и кровезаменители. А чтобы поддержать работу сердца, необходимо регулярно вводить сердечные гликозиды. И антибактериальные средства заодно, поскольку иммунитет организма снижен, а нам нужно подавить инфекцию. Как только почки восстановятся, проведем более интенсивную терапию. И помните, Сухраб: главной нашей задачей по-прежнему остается вывод из организма полония.
— Нам бы его хоть до минимального уровня снизить, — с сомнением в голосе произнес Нассири. — А уж о полном выводе я и не мечтаю. Мне вообще кажется, что этот полоний — живой. Множится быстрее раковых клеток, постоянно наращивая темп…
— Это просто организм слабеет, — сказала Джин, настраивая аппарат. — Вот его угнетение и нарастает. Плюс добавляются побочные факторы, еще более усугубляющие состояние пациента. А минимальных доз полония, Сухраб, не бывает, — быстро взглянула она на Нассири. — Все обладающие ядерным вооружением страны, в том числе США и Россия, любят разглагольствовать на тему существования легких и даже безвредных доз радиации, которые якобы запросто выводятся из организма с помощью смеси молока с йодом. Всё это чушь, Сухраб! Официальная медицина многих стран давно уже доказала, что подобные рассуждения — не более чем умышленный обман. Легких доз радиации не существует! И вы привели очень правильное сравнение, Сухраб. Радиация действительно напоминает раковую опухоль, которая, постоянно разрастаясь, в итоге полностью пожирает организм человека. Только рак — это естественное, природное злокачественное образование, а радиация — творение рук человеческих, порождение непомерной людской гордыни и стопроцентное средство самоубийства. Равно как и убийства. Всего человечества в целом.
