Леонид Млечин - Обстоятельства смерти господина N
Несмотря на изрядную дозу виски, он почувствовал слабость и вынужден был опуститься в плетеную качалку, пылившуюся в прихожей. Откуда Тирают узнал его адрес? Только сейчас эта мысль пришла ему в голову. Значит, ЦРУ его выследило. Он не мог предположить, что Тирают решил убить его по собственной инициативе. Он, правда, что-то сказал насчет нанесенного ему оскорбления, но в мире, в котором жил Тирают, добывать сведения, угрожая пистолетом, обычная вещь. На это грех обижаться. Больше ничего плохого Олдмонт ему не сделал.
Тираюта послали люди О’Брайена. Это очевидно. Тирают никогда и не переставал работать на ЦРУ Неужели он обманул Олдмонта, назвав не того человека убийцей Линна? Олдмонт вспомнил его испуганные глаза, дрожащие руки. Нет, Тирают не был таким смельчаком, чтобы лгать на пороге смерти. Тем более что сам Олдмонт тоже подозревал Дуайта Хенкинса. Линн еще при первой встрече, рассказывая о странных рейсах, которые ему приходится совершать в джунгли, показал фотографию, рядом с Олдмонтом-младшим стоял Дуайт Хенкинс, он неизменно сопровождал грузы непонятного назначения.
То, что рассказал Тирают об обстоятельствах смерти Линна, было слишком похоже на правду. Хенкинс убил троих героиновых курьеров, которые сдали ему большой груз — все, что притащил длинный караван. Хенкинс предпочел расплатиться с ними не долларами, а свинцом. Тут же Хенкинс пристрелил какого-то вьетнамца, за которым послал Тираюта в ближайшую деревню. Партнерам по героиновому бизнесу Хенкинс собирался объяснить все внезапным нападением вьетконговцев на курьеров. Но отошедший далеко от самолета Линн Олдмонт бросился на звук выстрелов, он, верно, подумал, что Хенкинс попал в ловушку, устроенную партизанами Уже на его глазах Хенкинс добивал вьетнамца-крестьянина. Линн сказал Хенкинсу, что обо всем сообщит командованию. Когда он повернулся спиной к цээрушнику, тот выстрелил ему в спину.
Разве самому Нэду не были смешны всякие разговоры о мести? Ничего хорошего не выходит, если ты сам решаешь творить суд и расправу. Бессмысленное кровопролитие, вот и все. Справедливости все равно не восстановить. Да и кому мстить? Подонку Хенкинсу? А разве кто-то другой из “зверей”, как они называли оперативников ЦРУ, поступил бы по-иному? Олдмонт был с ними в приятельских отношениях, пил с ними пиво в посольской столовой и считал их, в сущности, неплохими ребятами. Тем более что делали они одно дело. Даже если Олдмонту что-то не нравилось, разве он отказывался им помогать? В том же Таиланде он немало поработал на ЦРУ Он отлично знал, сколько мерзостей творят сотрудники управления, но всегда молчал. Он знал и о героиновых операциях. Сам вместе с коллегами по АНБ установил на одной из баз американских ВВС систему радиоэлектронного прослушивания переговоров в “золотом треугольнике”, чтобы убийца его брата Хенкинс и другие знали маршруты всех караванов. Нэд сразу понял, чем заставили заниматься его младшего брата, но не сказал Линну всю правду. Сотни раз по ночам Нэд Олдмонт вновь и вновь обращался к событиям тех дней и искал себе оправдание Ведь он же не мог представить себе, что события примут такой оборот. Ведь он же хотел убрать оттуда Линна, но не успел. Он уехал, подчиняясь приказу.
Память услужливо цеплялась за любой предлог, который мог бы оправдать Нэда в собственных глазах. Это продолжалось до тех пор, пока Олдмонт не понял: Линн погиб по его вине. Он мот спасти своего брата и не сделал этого. Ему вспомнились чьи-то слова: “В стремлении обмануть самого себя человек заготавливает для себя оправдательные ссылки на якобы проявленную им опрометчивость… Столь изощренно мы никого не обманываем, как самих себя, и никому так не льстим, как самим себе”
Нэд Олдмонт опять побрел в гостиную за спасительным виски. Но это универсальное лекарство не помогало. Не физическая рана мучила его, а душевная. Он приучил себя не обращать внимания на грязь и мерзость, которые окружали его, научился сосуществовать с ними. Пока все это не ударило его. Пока не убили Линна.
Сначала он просто горевал. Потом решил отомстить. Ему понадобились годы, чтобы подобраться к архивам того времени, надежно скрытым в хранилищах ЦРУ. Все, что относилось к полетам авиакомпании “Эйр опиум”, держалось в таком же секрете, как и детали государственных переворотов и убийств, совершенных ЦРУ.
Ни одной минуты он не колебался: отомстить должен он сам. Попытки привлечь к суду Хенкинса обречены. И не потому, что никто не поверит в способность сотрудника ЦРУ совершить такое грязное убийство У него нет свидетелей. Тирают был единственным, но он никогда не дожил бы до суда и не сказал бы правду.
Удивительно, что он вообще сумел добраться до истины. Если бы не одна случайность, ему вовек не узнать…
Но теперь мысль о мести начала казаться ему абсурдной. Кому мстить? Ведь он сам виновен в смерти брата…
За окном мягко прошелестели шины, машина остановилась возле дома. Полиция? Он осторожно подобрался к окну. Удивительно, что никто из соседей не вызвал патруль. Из машины вылез Фил Хоукс. Когда он открыл дверцу, в салоне вспыхнул свет, и в водителе Олдмонт узнал Дуайта Хенкинса.
Появление Хенкинса было для Хоукса неожиданным. Сначала он наотрез отказался ехать.
— В конце концов Олдмонт должен быть заинтересован в получении денег по страховому полису. Это смешно, — возмущался Фил Хоукс. — Наш долг — оповестить клиента, но не бегать за ним.
Неприятные воспоминания о том, как ему пришлось дважды напрасно ждать Олдмонта, начисто отбили у него охоту иметь дело с таким человеком. Он уже заказал билет, а документы, относящиеся к Олдмонту, собирался попросту оставить в почтовом агентстве, где Олдмонт хотя бы иногда бывает. Дальнейшее — его дело, — разгорячившийся Хоукс чуть не кричал на Хенкинса, словно тот втравил его в эту дурацкую историю.
Дуайту Хенкинсу понадобилось не менее получаса, чтобы уговорить Хоукса предпринять последнюю попытку. Высадив Фила у дверей дома, где обитал Олдмонт, Хенкинс отъехал немного в сторону, и из телефона-автомата позвонил О’Брайену. Хенкинс нашел его дома. О’Брайен и здесь смотрел телевизор. Группа молодых девушек в ярких платьях, оставляющих открытыми левое плечо и руку, исполняла танец, традиционный для северного Таиланда. Безупречная прическа украшена венком из белого жасмина. На четырех пальцах каждой руки длинные искусственные ногти, движения рук — самое прекрасное в этом танце. Иногда его исполняют с зажженными свечами, под мелодичное хоровое пение.
— А что делать мне, Говард? — спросил Хенкинс.
— Ждать Хоукса, — неторопливо ответил О’Брайен, — когда он выйдет, отвезти в “Амба-садор”. Позаботиться о том, чтобы он исчез из Таиланда как можно быстрее. Билет он уже купил?
— Да, как будто, — неуверенно подтвердил Хенкинс, — а не стоит ли мне…
О’Брайен откашлялся.
— Дуайт, я что, с годами утратил способность четко выражать свои мысли?
Вполне в духе О’Брайена, раздраженно подумал Хенкинс, таким образом осадить подчиненного. Это его любимое выражение: “Говорить надо не так, чтобы вас можно было понять, а так, чтобы вас нельзя было не понять”.
Фил Хоукс изумленно уставился на перевязанную правую руку Олдмонта. До него даже не сразу дошло, что в левой Олдмонт держит пистолет.
— Вы плохо себя чувствуете? Вы больны? — не успев договорить, Хоукс почувствовал нелепость своих вопросов.
Если бы у Олдмонта были силы, он бы усмехнулся. Пропуская Хоукса, он сделал шаг в сторону, держа гостя под прицелом, и кивком указал на кресло. Сам опустился в качалку. Пистолет положил на колени.
— Я слушаю вас, — сказал он.
Когда ошеломленный таким приемом Хоукс стал распаковывать сверток с бумагами, пистолет опять оказался у Олдмонта в руке.
— Нет, нет, — жалко усмехнулся Хоукс. Он почувствовал, что весь взмок, во рту стало сухо, — здесь нет оружия.
Он поскорее вытащил документы, чтобы Олдмонт убедился: у него с собой только безвредные листки бумаги, которые решительно никому не могут причинить зла. Хоукс навсегда зарекся браться за такие поручения. В горле у него стоял комок, и он не мог никакими силами заставить себя разжать челюсти. Он молча протянул Олдмонту пачку документов. Черный зрачок пистолета гипнотизировал его.
“Неужели притворяется?” — думал Олдмонт. Но так играть может только искусный актер. Парень вел себя странно, он явно был напуган, его поведение не укладывалось в схему, которую Олдмонт себе нарисовал. Недоумевая не меньше Хоукса, он, опять отложив пистолет, взял документы левой рукой.
Это произошло вскоре после реорганизации Совета национальной безопасности, да и в конечном счете в результате этого.
К Олдмонту, занимавшему пост начальника отдела, заглянул самый старый из его сотрудников; после долгих размышлений он собрался на пенсию. С сожалением оторвавшись от дел, Олдмонт согласился потолковать с ветераном.
