Чарльз Эппинг - Trust. Опека
Руди затянулся.
— Мост огромный. Он почти такой же высоты, как и мост Золотые ворота.[29] Можешь представить себе, что кто-то захочет с него прыгнуть? Особенно Охснер?
— Тогда почему в газетах написали, что это было самоубийство?
— Потому что так им сообщили в полиции. На мосту они нашли записку. Жена Охснера показывала мне ее. — Руди поставил бокал на одну из книг и откинулся на спинку дивана. — В ней было написано почти то же самое, что и в записке, оставленной моим отцом. Он просил жену позаботиться о детях. Больше ничего. Все выглядело так, как будто он пытался что-то передать мне. Иначе зачем ему нужно было писать то же, что и мой отец?
— Вы думаете, его заставили написать эту записку?
— Возможно.
— А может, он в помутнении рассудка бессознательно использовал те же слова, что и ваш отец?
— Вполне вероятно, — ответил Руди. — Но я не могу избавиться от мысли, что нужно было рассказать полиции о том, что мы с ним встречались.
— А вы не сказали?
— Конечно, нет. Потому что тогда я должен был бы рассказать и о тебе. — Он пристально посмотрел на Алекс. — Забыла, я ведь обещал хранить твое имя в тайне?
— Спасибо. — Алекс посмотрела в окно. Темнело. — Думаю, нечего впутывать сюда полицию, если мы действительно имеем дело с истеричным стариком.
— Ты меня имеешь в виду?
— Нет, конечно. Я имела в виду Охснера, — ответила Алекс, отпивая из бокала. — Вам не приходило в голову, что он мог убить себя… чтобы что-то скрыть?
— Например?
Алекс вспомнилась теория Сьюзан о том, что кто-то мог воспользоваться счетом, чтобы покрыть недостающую маржу в 1987 году.
— Помните, код приказывал компьютеру изменить имя на документе о сделке: вместо Рудольф Тоблер написать «Тоблер и Ко»? А кто тогда руководил компанией «Тоблер и Ко»? Охснер. Впрочем, может, это не наше дело.
— Может. — Руди встал и налил себе еще вина. — Так или иначе, мы скоро узнаем, что с ним произошло. Я посоветовал фрау Охснер попросить полицию сделать вскрытие.
Он подошел к Алекс и плеснул вина в ее бокал. Это было «Линч-Баж» — дорогое бордо, которое ее мать пила только в особых случаях. Руди вел себя так, словно пил его каждый день.
— Так или иначе, я уверен, что полиция попытается как можно скорее закрыть это дело. Точно так, как они проделали с моим отцом. И снова будет тишь да гладь.
Он подошел к балкону и несколько минут смотрел на улицу.
Сквозь стеклянные двери Алекс было видно озеро. По нему сновали сотни маленьких лодочек. Вдалеке солнце садилось за Альпы.
— Как вы думаете, когда станут известны результаты вскрытия? — спросила Алекс.
— Пообещали, что завтра. Фрау Охснер попросила меня позвонить в Институт судебной медицины. Как это будет по-английски?
— Коронеру?
— Точно.
Руди потушил сигарету в одной из фарфоровых пепельниц, стоящих на кофейном столике.
— До тех пор нам остается лишь ждать.
— Кажется, мне пора. — Алекс встала.
— Не хочешь остаться на обед? — спросил Руди. — Моя домработница каждое воскресенье мне что-то готовит. Обычно там хватает на двоих.
Алекс посмотрела на часы. Было почти девять.
— Не знаю. Наверное, мне надо вернуться в гостиницу. Там меня ждут друзья.
— Позволь мне пойти в кухню и посмотреть, что она приготовила.
Когда он ушел, Алекс подошла к картине и стала внимательно ее изучать.
«Правильно ли вообще, что я здесь? — подумала она, рассматривая сцену «Тайной вечери». — Могу ли я доверять этому человеку?»
Нутром она чувствовала, что может. Но на всякий случай ей стоит кому-нибудь сообщить, где она. Но кому? Эрик исключается — тогда он узнает, что она не только позвонила клиенту банка, но и обедала с ним.
— Нам повезло! — Руди принес еще один столовый прибор и чистые бокалы для вина. — Там полно еды. Хватит на двоих. Пожалуйста, скажи, что ты останешься. Не хочу сегодня ужинать в одиночестве.
Алекс колебалась.
— Ты нервничаешь, потому что пришла сюда? — спросил Руди.
— Да нет, — соврала она.
— Не нужно. — Он откупорил еще одну бутылку вина — «Шато-Лафит», — еще более дорогое бордо, чем первое.
— Не волнуйся. — Руди передал ей наполненный бокал. — Если бы я собирался обидеть тебя, то не пригласил бы сюда, правда? — Он улыбнулся. — Благодаря тебе, полиции теперь известно, что ты у меня.
Глава 12
Цюрих
Понедельник, утро
Цюрих — это, знаешь ли, не Лос-Анджелес. Здесь просто так не убивают. — Руди и Алекс шли по широкому пешеходному мосту, который начинался у «листов», чуть выше по течению реки от гостиницы. — Если Охснера убили, на то есть какая-то причина.
— Вы уверены? — Алекс изо всех сил старалась не отставать.
— Мы будем знать точно, когда взглянем на тот счет. — Руди указал на узкую пешеходную улочку, ведущую к Банхофштрассе. — И не беспокойся: все, что тебе придется делать, — ждать на улице, как в ту пятницу. Уверен: как только я увижу счет, мы сразу поймем, почему погиб Охснер.
Он взял ее за руку и повел вперед.
— Быть того не может, чтобы Охснер без причины покончил жизнь самоубийством.
— Причина, вполне возможно, была. — Алекс остановилась.
— Какая, например?
— Руди, я обязана вам кое-что рассказать, причем до того, как вы зайдете в банк. Давайте присядем. — Алекс кивнула на низкую бетонную скамеечку на той стороне моста, которая смотрела на озеро.
Алекс села рядом с Руди и стала объяснять ему версии Сьюзан насчет поддержания маржи и того, как можно было бы использовать опекунский счет, чтобы временно покрыть убытки во время падения акций в октябре 1987 года.
— Так мы говорим лишь об одном старике, которого поймали с поличным? — Руди посмотрел Алекс прямо в глаза. — Но я не понимаю. Если бы Охснер действительно совершил какие-то махинации с куплей-продажей акций во время обвала рынка, неужели банк не обнаружил бы этого — рано или поздно? — Руди сощурил глаза. — Неужели никто бы этого так и не заметил?
— Необязательно. Код введен таким образом, что компьютер автоматически отдает распоряжение о продаже. Никто в банке никогда и не узнал бы об изменениях. Охснеру необходимо было всего-навсего показать банку фальшивый отчет, чтобы подтвердить наличие средств для покрытия убытков, — и концы в воду.
— Но эта уловка не дала бы долговременного результата. Что бы ни было указано в отчете о продаже, сделка-то была проведена с опекунским счетом моего отца, а не с компанией Охснера. Банк, дающий заем Охснеру для его маржинального счета, рано или поздно узнал бы, что распоряжений о продаже было два, не так ли?
— Да, но акции на рынке, по-видимому, выросли уже через несколько дней после обвала. В сущности, они выровнялись — достигли того уровня, который был перед кризисом. А значит, больше никакой необходимости покрывать убытки не было.
— Почему?
— Потому что не существовало никаких убытков. В фальшивом распоряжении о продаже больше не было нужды. Вырученная от продажи ценных бумаг с опекунского счета сумма могла быть инвестирована в другие акции — и никаких следов.
— Но мой отец, как он мог не знать, что происходит? — Руди не отрываясь смотрел на зеленоватую воду реки внизу.
Алекс развела руками.
Руди недоверчиво посмотрел на нее.
— Так ты думаешь, мой отец замешан в афере вместе с Охснером? Думаешь, поэтому он покончил с собой в Тунисе? И поэтому-то Охснер в пятницу свел счеты с жизнью?
— Почему бы и нет?
— Однако мой отец ничегошеньки не понимал в компьютерах. Он никоим образом не мог проделать манипуляции с кодом. Ну сама подумай. Он родился в 1906 году. Знаешь, сколько ему исполнилось в 1987-м?
— Восемьдесят один. Но это не значит, что он не мог найти человека, который сделал бы это для него.
— Но зачем ему использовать опекунский счет, чтобы покрыть маржу на каком-то совершенно чужом счете? Охснер сам сказал, что в тот период он был владельцем «Тоблер и Ко». Что он понятия не имел об опекунском счете, пока мой отец не поехал в Тунис. А это произошло через несколько дней после обвала рынка.
— Может быть, Охснер солгал.
— Все равно непонятно. Зачем Охснеру рассказывать нам об опекунском счете, если он использовал его для покрытия своих убытков? Охснер не из тех, кто может случайно проговориться. Он в таких делах собаку съел.
— Тогда как вы сами это объясните?
— Французы сказали бы: «Шерше ля фам» — ищите женщину. А американцы: «Ищите деньги».
— И что же?
— Если ищешь мотив преступления, всегда следует попытаться представить, кому это выгодно. — Его глаза расширились. — Имея на счете столько денег, за которыми никто не приглядывает…
