Джон Айдинау - БОББИ ФИШЕР ИДЕТ НА ВОЙНУ
Позднее Спасский сказал в интервью, что перед партией с Фишером ему удалось вызвать в себе «тот особый подъем, без которого немыслимы высокие достижения. Возможно, этому невольно способствовал сам Фишер. Мне всегда приятно с ним играть». Он отметил, что считает Фишера своим наиболее вероятным преемником и относится к нему с уважением, как к человеку, страстно любящему шахматы, для которого шахматы — это всё. Выразив симпатию Фишеру, он назвал его «очень одиноким. В этом одна из его трагедий...».
Итак, Фишер вернулся, и за этим последовала серия впечатляющих турнирных результатов; казалось, с каждой партией он становится всё сильнее. Когда Фишер вновь достиг своей лучшей формы, с точки зрения простого шахматного любителя казалось настоящей катастрофой, что деструктивный американец сам лишил себя возможности участвовать в цикле чемпионата мира. Однако на помощь пришёл ангел-хранитель Фишера — Эд Эдмондсон.
Полковник Эдмондсон выглядел типичным американцем: квадратные челюсти, прямая осанка, крепкое телосложение. Он появился в шахматном мире на закате своей карьеры в американских военно-воздушных силах, будучи редактором журнала «Navigator». Шахматная федерация США пребывала в хаосе, когда в 1967 году Эдмондсон стал её исполнительным директором. Руководимая из захудалого нью-йоркского офиса в Гринвич-Виллидже, федерация была малочисленной и практически не имела денег. Он встряхнул это сонное царство, начав выискивать средства, создавая новую членскую базу и сменив штаб-квартиру.
Годами энергичный директор Шахматной федерации США действовал как бесплатный агент Фишера, стоя между шахматистом и потенциальными последствиями его эксцентричного поведении. Теперь полковник и Пал Бенко вынашивали план. Правила и раньше приспосабливались к требованиям Фишера — пришло время сделать это снова. Если ФИДЕ и другие участники зонального чемпионата США согласятся, Бенко передаст своё место в межзональном турнире Фишеру. Некоторые репортёры считали, что идея принадлежит Эдмондсону; Бенко говорит, что на самом деле инициатива исходила от него: он был уверен, что только Фишер имеет реальные шансы на титул. Возможность уступки своего места одним из трёх американских участников межзонального турнира обсуждалась в шахматном мире ещё с олимпиады в Зигене. Так или иначе, Эдмондсон убедил ФИДЕ принять такую сделку. От Шахматной федерации США Бенко получил вознаграждение в размере двух тысяч долларов. Место Фишера в чемпионате мира было куплено, и куплено дёшево, учитывая возможные прибыли.
Радость Фишера была умеренной; как обычно, в последний момент он выразил недовольство предложенными суммами. Его угроза не выступать в межзональном турнире заставила полковника Эдмондсона обратиться к Фишеру с умоляющим письмом:
Больше всего на свете я хочу помочь тебе стать чемпионом мира — но я смогу сделать это, только если мы будем плотно сотрудничать и доверять друг другу. Я настоятельно прошу тебя участвовать в межзональном и верить, что на каждом этапе твоего восхождения к вершине я буду отстаивать для тебя самые лучшие игровые и финансовые условия.
Я надеюсь, что ты согласишься с этим, и прошу ещё раз всё подтвердить.
Гонорары:
Межзональный турнир – $4000
Матч претендентов, четвертьфинал – $3000
Матч претендентов, полуфинал – $3000
Матч претендентов, финал – $4000
Матч на первенство мира – $5000
Общая сумма гонораров – $19 000
Гонорары, указанные Эдмондсоном, были добавкой к призовым деньгам. Обеспечивались и издержки: «Я гарантирую, что сумма на карманные расходы будет в два раза выше, чем полагается остальным участникам». Помимо прочего, он обещал, что Фишера разместят в самых роскошных отелях и что условия на каждом этапе чемпионата мира будут соответствовать его высоким требованиям. Просьба сработала, и Фишер отправился на межзональный турнир в город-крепость Пальма-де-Мальорка, что на Балеарских островах.
Так Фишер начал самый поразительный год в истории шахмат. Когда уровень происходящего чуда стал понятен даже обывателям, со стороны прессы и общественности поднялась волна интереса, следуя за ним до самого Рейкьявика.
Межзональный турнир проходил в ноябре-декабре 1970 года в концертном зале «Сала Моцарт», окна которого выходили на залив, собор и старый форт. Турнир насчитывал двадцать четыре участника. Многие из них были знаменитостями в шахматном мире, в том числе Ефим Геллер, Василий Смыслов, Марк Тайманов, Лев Полугаевский (СССР), Лайош Портиш (Венгрия), Бент Ларсен (Дания), Вольфганг Ульман (Восточная Германия), Светозар Глигорич (Югославия), Властимил Горт (Чехословакия), Энрике Мекинг (Бразилия) и Роберт Хюбнер (Западная Германия). Но именно Фишер привлекал внимание зрителей. Собравшись на тёмно-жёлтом паркете, они вытягивались, чтобы рассмотреть доску.
Лучшие шесть игроков выходили в следующий этап, где к ним присоединялись экс-чемпион мира Тигран Петросян и Виктор Корчной, финалист матчей претендентов 1968 года, проигравший Спасскому. Фишер начал хорошо, но потом сбавил обороты, проиграв Бенту Ларсену. Во второй половине турнира он неожиданно усилил игру и на одном дыхании прошёл последние семь туров без единого поражения, взяв первое место с огромным отрывом в три с половиной очка! Гроссмейстер Ульман, также вышедший в претенденты, говорил: «Просто невероятно, с каким превосходством он играл в межзональном турнире. В его партиях была энергия, а другие гроссмейстеры, судя по всему, заработали себе комплекс неполноценности».
Пока советские участники отдыхали и играли между турами в бридж, Фишер едва показывался из своей комнаты в шикарном отеле «Демар». Список условий, которые он выдвинул для своего участия в турнире, был, как всегда, длинным и включал, помимо прочего, флуоресцентное освещение без бликов и расписание туров, учитывавшее его религиозные практики, — он строго придерживался суббот. На свою партию с американцем Ларсен должен был встать ни свет ни заря. «Многие решили, что Фишер в последний раз пользуется такими поблажками, — заявил он. — Он получает всё, что только хочет. Но есть же пределы!».
Восемь игроков вышли в матчи претендентов, чтобы сразиться за право встретиться за доской со Спасским: Тайманов, Корчной, Геллер, Петросян, Ларсен, Ульман, блестящий, нервный Хюбнер — и Фишер. В четвертьфинале, проходившем в Британском Колумбийском университете Ванкувера, ему предстояла встреча с Таймановым.
До этого матча Марк Тайманов жил завидной двойной жизнью: он был не только шахматистом, но и профессиональным классическим пианистом. Он выступал в дуэте со своей женой Любовью Брук, и их совместная работа удостоилась места в коллекции записей «Великие пианисты двадцатого века». Позже на концертной сцене к ним присоединится сын Игорь. Иногда Тайманов занимался журналистикой и во многих отношениях был образцовым советским гражданином.
Ветеран шахматных сражений, сорокачетырёхлетний Тайманов уже сражался с Фишером на нескольких турнирах. Как и многие другие, он был потрясён преданностью Фишера своей единственной страсти. Он клялся, что «никогда не видел его без шахмат». Признавая очевидный дар американца, Тайманов был одним из немногих, скептически относившихся к возможности того, что Фишер прорвется на самый верх. Несмотря на всю зрелость американца за доской, Тайманов полагал, что Фишер — подросток имел слабину: он был «слишком глубоко убеждён в своей "гениальности". Самоуверенность, граничащая с потерей объективности в оценке своих возможностей, — плохой союзник в трудном состязании».
Если чрезмерная уверенность и была недостатком, то Фишер не собирался его исправлять. В матче с Таймановым он видел себя фаворитом. И он был не одинок — некоммунистическая пресса думала так же. Только Тайманов настаивал, что может выиграть, считая Фишера простым компьютером. Однако даже официальный орган ЦК КПСС, газета «Правда», была настроена пессимистично, не решившись напечатать столь самоуверенный прогноз.
Тайманов много готовился, ему помогал бывший чемпион мира Михаил Ботвинник, передавший Тайманову свой огромный архив по Фишеру. Архив был собран годом раньше, в 1970-м, когда велись переговоры о матче между Ботвинником и Фишером; местом его проведения предполагался голландский город Лейден. Планы рухнули из-за настойчивого требования Фишера, что победитель должен выиграть шесть партий, при этом ничьи не в счёт. Для организаторов это означало большие финансовые потери, поскольку теоретически подобный матч мог длиться вечно. Такой риск они брать на себя не хотели.
Анализ Ботвинником игры Фишера полон потрясающих, детальных прозрений. Скрупулёзно исследовав все опубликованные партии Фишера, он утверждал, что заметил определённые темы и структуры, которые Фишер сознательно или бессознательно создает на доске. Он вывел несколько умозаключений: к примеру, Фишер имел склонность к длинным ходам ферзем, а в эндшпиле предпочитал коня слону. Также в эндшпиле, по наблюдениям Ботвинника, американец любил предпринимать длинные рейды королем. Тайманов был благодарен, но: «Жаль только, что не в коня оказался корм...».
