Фредерик Форсайт - Дьявольская альтернатива
– Товарищи, президент Мэтьюз не станет рисковать Нью-Йорком из-за загнивающего Парижа, или Лос-Анджелесом – из-за Франкфурта. Американского ответного термоядерного удара не будет.
В комнате воцарилось тяжелое молчание, по мере того как присутствующие оценивали перспективы. Огромные склады с продовольствием и зерном, с потребительскими товарами, а также новейшие технологии, которыми располагает Западная Европа. Падение через какие-то жалкие несколько лет Италии, Испании, Португалии, Австрии, Греции и Югославии. Наполненные золотом подвалы под улицами городов Швейцарии. Полная изоляция Великобритании и Ирландии, расположенных теперь возле нового советского побережья. Возможность, не сделав ни единого выстрела, приобрести решающее влияние на все арабские страны и на государства третьего мира. От таких перспектив дух захватывало.
– Прекрасный сценарий, – наконец промолвил Рудин, – но все в нем базируется на одном предположении: что США не обрушат на Советский Союз свои боеголовки, если мы пообещаем им не использовать против них свои. Я был бы весьма признателен, если бы товарищ Вишняев просветил нас: имеются ли у него какие-нибудь основания для подобного заявления. Короче говоря, это – установленный факт или надежда на журавля в небе?
– Больше чем надежда, – резко ответил Вишняев. – Это реалистический расчет. Как капиталисты и буржуазные националисты, американцы подумают прежде всего о самих себе. Они – всего лишь «бумажные тигры», – слабые и нерешительные. Когда они сталкиваются с перспективой потерять свою собственную жизнь, то сразу становятся трусами.
– Да что вы говорите? – задумчиво пробормотал Рудин. – Ну ладно, товарищи, а теперь позвольте мне попытаться суммировать высказанное. Представленный товарищем Вишняевым сценарий реалистичен во всех отношениях, но все в нем привязано к его надежде, – прошу прощения, – к его расчету на то, что американцы не станут отвечать всем своим термоядерным оружием. Если бы у нас была подобная уверенность в прошлом, мы бы уже давно завершили процесс освобождения угнетенных масс Западной Европы от ига фашизма и капитализма и водрузили бы там знамя марксизма-ленинизма. Лично я не вижу никаких новых моментов, которые могли бы подтвердить расчет товарища Вишняева. Но, по правде говоря, ни он, ни товарищ маршал никогда не имели дела с американцами, и даже не были на Западе. А вот я там был, и потому высказываюсь против. Давайте послушаем, что нам скажет товарищ Рыков.
Лицо стареющего министра иностранных дел, который много лет провел на своем посту, было бело как мел.
– Все это сильно попахивает хрущевизмом, точно также было тогда с Кубой. Я уже тридцать лет занимаюсь дипломатической работой. Послы по всему миру посылают свои сообщения мне, а не товарищу Вишняеву. И никто из них, ни один человек, – никто из аналитиков в моем министерстве, ни я сам, – никто не имеет ни малейшего сомнения в том, что президент США нанесет ответный термоядерный удар по Советскому Союзу. Здесь уже не о судьбе городов идет речь. Он также прекрасно поймет, что результатом такой войны будет доминирование Советского Союза по всему миру. А это будет означать конец Америки как сверхдержавы, вообще как государства, превратит ее просто в ничто. Они уничтожат СССР прежде, чем мы сможем завладеть Западной Европой, а следовательно, и миром.
– Хотел бы только добавить, что если они поступят таким образом, – заметил Рудин, – мы не сможем пока что им помешать. Наши размещенные на спутниках лазеры, способные испускать высокоэнергетические пучки элементарных частиц, пока еще не функционируют в полную силу. В один прекрасный день мы, несомненно, сможем превращать в пар летящие в нашем направлении ракеты прямо в космосе, еще до того, как они достигнут нашей территории. Но не сейчас. По последним оценкам наших экспертов – наших экспертов, товарищ Вишняев, а не наших оптимистов, – полномасштабный ядерный удар, нанесенный англо-американцами по нашей территории, унесет сто миллионов жизней наших сограждан, в большинстве своем великороссов, и полностью уничтожит все на шестидесяти процентах Союза от границы с Польшей до Урала. Но давайте продолжим: товарищ Иваненко, у вас большой опыт работы на Западе. Что вы скажете?
– В отличие от товарищей Вишняева и Керенского, – поделился своими соображениями Иваненко, – я руковожу работой сотен агентов, разбросанных по всему капиталистическому Западу. Мы постоянно получаем их донесения. У меня также нет никаких сомнений, что американцы нанесут ответный удар.
– Тогда позвольте мне резюмировать, – властно произнес Рудин. Время для препирательств прошло. – Если мы вступим в переговоры с американцами по поводу пшеницы, нам, возможно, придется согласиться на их требования, которые отбросят нас на пять лет назад. Если мы допустим голод, то вполне вероятно, что будем отброшены на десять лет. Если же развяжем европейскую войну, то можем быть уничтожены и уж точно отброшены назад на двадцать- сорок лет. Я не теоретик, которым, без сомнения, является товарищ Вишняев. Но мне помнится, что по одному пункту марксистско-ленинское учение твердо, как кремень: хотя надо стремиться к победе марксизма по всему миру, используя для этого любые средства, его поступательное движение не должно быть поставлено под угрозу неоправданно рискованными попытками. Мне кажется, что этот план базируется на подобном непродуманном и неоправданном риске. Поэтому я вношу предложение, чтобы мы…
– Я предлагаю голосовать, – спокойно сказал Вишняев.
Итак, вот как дело-то повернулось. Не вотум недоверия ему лично, – подумал Рудин, – его очередь придет позднее, если он проиграет этот раунд. Фракционная борьба приняла отныне открытую форму. Никогда до этого, за многие годы, у него не было столь ясного ощущения, что ему предстоит бороться за свою жизнь. Если он проиграет, то не будет ни почетного ухода на заслуженный отдых, ни сохранения привилегий и вилл, что было позволено Микояну. Его ожидает гибель, ссылка, а может и пуля в затылок. Но он ничем не выдал своих чувств, полностью сохраняя самообладание. Сначала он поставил на голосование свое предложение. Одна за другой вверх стали подниматься руки.
Рыков, Иваненко и Петров, – все проголосовали за него и политику переговоров. Дальше возникла некоторая заминка. К кому Вишняеву удалось найти подход? Что он пообещал им?
Степанов и Шушкин подняли руки. Последним медленно поднял руку грузин Чавадзе. Рудин поставил на голосование предложение о ведении весной следующего года войны. Само собой разумеется, Вишняев и Керенский были за. Комаров, секретарь по сельскому хозяйству, присоединился к ним. «Вот ублюдок, – подумал Рудин, – это же твое проклятое министерство втянуло нас в это дерьмо.» По всей видимости, Вишняев убедил его, что Рудин в любом случае его уничтожит, и он, наверное, решил, что ему все равно нечего терять. «Ты ошибся, приятель», – подумалось Рудину, сидевшему с каменным выражением лица. «Я из тебя всю душу за это вытрясу». Поднял руку и Петрянов. Ему пообещали пост премьер-министра, решил Рудин. Прибалт Витаутас и таджик Мухамед также присоединились к Вишняеву и отдали голоса за войну. Таджик, очевидно, полагал, что на обломках ядерной войны миром будут править азиаты. Литовца же просто купили.
– Шесть голосов за каждое предложение, – спокойно произнес Рудин. – И мой собственный голос я отдаю за переговоры.
«Слишком шатко, – подумал он, – необыкновенно шатко».
Заседание закончилось уже после захода солнца. Но все понимали, что фракционная борьба только начинается и будет идти до победы одной из сторон: никто теперь не сможет отойти в сторону, никто не сможет остаться нейтральным.
Только на пятый день поездки туристическая группа прибыла во Львов и остановилась в гостинице «Интурист». До этого Дрейк исправно ходил вместе со всеми по маршрутам, которые значились у них в программе, но в этот раз он извинился и, сославшись на головную боль, пожелал остаться у себя в номере. Как только его группа отбыла на автобусе к церкви Св. Николая, он переоделся в неброскую одежду и выскользнул из отеля.
Каминский рассказал ему, какая одежда не привлечет к себе внимания: сандалии, обычные брюки и рубашка с открытым воротом, – самые дешевые и немодные. Ориентируясь по карте города, он отправился в Левандивку – рабочий пригородный район с бедными, обшарпанными домами. У него не было никаких сомнений в том, что двое мужчин, которых он искал, отнесутся к нему необыкновенно подозрительно после того, как он доберется до них. Едва ли можно этому удивляться, если подумать о том, какие обстоятельства и какое семейное окружение выковывало их характер. Он вспомнил, что рассказал ему Мирослав Каминский, когда лежал на больничной койке в Турции.
29 сентября 1966 года неподалеку от Киева, возле разверстой пасти Бабьего Яра, где во время оккупации нацистами Украины в 1941–1942 годах СС было уничтожено более 50 000 евреев, самый яркий из современных поэтов Украины, Иван Дзюба, произнес поминальную речь, что было совершенно удивительно, поскольку украинский католик яростно выступил против антисемитизма. Антисемитизм всегда расцветал пышным цветом на Украине, причем сменявшие друг друга правители – цари, сталинисты, нацисты, опять сталинисты, потом их последователи, – изо всех сил его подпитывали.
