Эдуард Тополь - Красная площадь
– Я же говорил: паленым пахнет на Красной площади!
В этот момент раздался настойчивый стук в дверь. Я приоткрыл ее.
– Игорь Иосифович, – сказал майор Аверьянов. – Там это… там самолет ждет…
– Я знаю, – резко ответил я. – Принесите мне сегодняшнюю «Правду».
С адъютантами нужно вести себя, как с адъютантами. Через полторы минуты он снова постучал и – теперь уже не заглядывая в номер – протянул открывшему дверь Светлову свежую «Правду». А я даже не выглянул из ванной – подождут. Я принял холодный душ и тщательно брился, а Светлов стоял в дверях ванной и читал:
«Советское государство понесло тяжелую утрату. 19 января 1982 года на 65-м году жизни после тяжелой продолжительной болезни скончался советский государственный деятель, член ЦК КПСС, депутат Верховного Совета СССР, Герой Социалистического труда, первый заместитель Председателя КГБ СССР генерал армии Сергей Кузьмич Мигун. Более четырех десятилетий жизнь и деятельность С.К. Мигуна была связана с работой по обеспечению государственной безопасности нашей Родины. Свою трудовую деятельность он начал в 1937 году учителем, затем директором средней школы в Одесской области. В 1939 году был направлен партией на работу в органы безопасности, и с тех пор вся жизнь Сергея Кузьмича была связана с нелегким чекистским трудом. В годы Великой Отечественной войны он находился на оперативной работе на Юго-Западном, Южном, Северо-Кавказском, Сталинградском, Донском и Западном фронтах. Принимал активное участие в партизанском движении. После войны работал на руководящих постах в органах безопасности Молдавской ССР, Таджикской ССР, Азербайджанской ССР. С 1967 года С.К. Мигун – заместитель, а затем – первый заместитель Председателя КГБ СССР. Светлая память о Сергее Кузьмиче Мигуне, верном сыне партии, государственном деятеле, навсегда сохранится в сердцах советских чекистов, всех советских людей».
– Подписи: Андропов, Устинов, Черненко, Алиев, Бугаев, Щелоков, ну и так далее по ранжиру генеральных чинов в КГБ… – заключил Светлов.
Мне стало не по себе: ни Брежнев, ни Суслов некролог не подписали. В их сердцах, надо понимать, не осталось светлой памяти о Сергее Кузьмиче, верном сыне партии и государственном деятеле. И, значит, никакая тут не «продолжительная и тяжелая болезнь» – человека не наказывают посмертно за то, что он был болен. Кроме того, я что-то не помню, чтобы Мигун отсутствовал когда-нибудь в КГБ и болел, – здесь «Правда» явно врала. Тут или действительно самоубийство, или, скорее всего, инфаркт во время сексуального стресса, осложненного большой долей алкоголя, как было, скажем, с ровесником Мигуна, крупным советским режиссером Пыляевым. Оргия тут какая-нибудь с девочками в сауне, вот что. А это не любят у нас афишировать, зачем порочить членов правительства в глазах народа?!
– Понял? – спросил Светлов. – Шурин шурину некролог не подписал! Здорово Мигун Брежнева подвел, значит. Одно непонятно – почему они за тобой самолет послали? Что за спешка? Но мне этот самолет очень кстати. Захватишь меня и арестованных. Сейчас я позвоню архаровцам, чтобы выводили их из тюрьмы.
– Мальчики, что случилось? – заспанная и окоченевшая от холода Ниночка стояла в двери ванной в рубашке от моей пижамы и в тапочках на босу ногу. Рубашка была ей до колен и вполне заменяла халатик, а длинные рукава болтались полупустыми – ну подросток, а не любовница. – Я замерзла и очень писать хочу…
– Вот что, внучка! – решительно сказал ей Светлов. – Видишь эту телеграмму? Родина зовет Игоря на подвиг. Через десять минут мы с ним улетаем в Москву. Поцелуй его на прощанье, быстренько пописай и одевайся. Мы забросим тебя в твой дом отдыха, а сами поедем служить партии и правительству. Все ясно?
– Почему? – обиженно округлила свои голубенькие глазки Ниночка.
– Потому, что кончается на «у», – сказал ей Светлов.
– А я тоже хочу в Москву! – заявила Ниночка.
Светлов посмотрел на меня – как я буду выкручиваться из этой ситуации. Я, честно говоря, и сам не знал. Голубоглазое 18-летнее существо по имени Нина Макарычева, отдыхавшая в соседнем доме отдыха «Актер», появилась в моей жизни всего неделю назад, на сочинском пляже, через день доверчиво пришла в мой номер и осталась в нем, но одно дело крутить курортный роман с этой прелестной, доверчивой женщиной-подростком, «бэби-вумен» и «внучкой», как тут же окрестил ее Светлов, и совсем другое – везти в Москву этого цыпленка. Хоть я и живу холостяком, но по субботам и воскресеньям ко мне приходит мой 14-летний сын Антон, а тут эта Ниночка – да она ему в подружки годится, он уже и ростом выше нее…
– Нина, – сказал я как можно мягче, – у тебя же весь отпуск впереди. А тут через пару дней снова станет тепло, будешь загорать, купаться. А в Москве – что? Морозы, снег. Да я и занят буду по уши.
– И вам не стыдно? – вдруг спросила она совершенно по-взрослому. – Марат арестовал кучу жуликов и прячется от дружков в вашем номере. Хоть полковник милиции, а боится! А меня вы бросите тут одну? Сами уедете, а я останусь?
Теперь переглянулись мы с Маратом.
– К-хм, – сказал он. – Кажется, устами младенца глаголет нечто… – Живыми буравчиками глаз он рыскнул с меня на Ниночку и обратно и вдруг распорядился, как у себя в МУРе: – Лады, внучка. Ты права. Поедешь с нами! – и повернулся ко мне. – Старик, за удовольствие нужно платить, ничего не попишешь!
Это еще одно замечательное качество в Светлове – он никогда не упирается, если видит, что не прав. Мы провели вмеcте немало дел, особенно когда были помоложе и Светлов работал милицейским следователем в Краснопресненском районе Москвы, а я в том же районе был простым следователем райпрокуратуры. Порой Светлов выстраивал блестящие гипотезы разоблачения преступников или предлагал, как ему казалось, «железный» план их поимки, но стоило кому-либо обнаружить в его планах ошибку, и Светлов тут же без амбиций хоронил свою идею и предлагал новую. Я давно заметил, что такая реакция свойственна только очень талантливым и щедрым на выдумку людям, и Светлов был именно таким человеком. Даже кресло начальника отдела МУРа и полковничьи погоны, которые он получил два с половиной года назад за нашу последнюю совместную операцию, не испортили Светлова, не прибавили ему тупого бюрократического апломба…
И уже через пять минут, впечатывая гусеничные траки армейского вездехода в диковинный для Сочи снег, мы промчались сначала к сочинской тюрьме за «архаровцами» Светлова и арестованными, а затем – к дому отдыха «Актер» за вещичками Ниночки.
Тот же день, 6.35 – 9.05 утраДорогу от Сочи до Адлера я описывать не стану. В служебном рапорте, который Светлов представил своему МУРовскому начальству, было сказано скупо и точно:
«…Утром 22 января при содействии командования Северо-Кавказского военного округа арестованные были доставлены на военном бронетранспорте из Сочи в Адлер. В пути, в условиях полного оледенения горной дороги, особенно на участке Мацеста – Хоста – Кудеста, арестованные и сотрудники моей бригады самоотверженно и подчас с риском для жизни расчищали снежные заносы. Это позволило в кратчайший срок осуществить переброску арестованных из опасной для их содержания сочинской зоны в Адлер, к транспортному самолету, который также был получен благодаря помощи командующего Северо-Кавказским военным округом генерал-полковника Арсанова. Прошу от имени МВД СССР направить генералу Арсанову письмо с благодарностью за содействие, а при содержании арестованных в следственном изоляторе учесть их сотрудничество с моей оперативной группой…»
9.05 утра. АдлерАэровокзал в Адлере был забит пассажирами: люди уже три дня не могли вылететь с Черноморского побережья Кавказа из-за снегопадов и непогоды. Они спали на полу и подоконниках. Орали дети. Бесились от претензий осатаневших пассажиров служащие аэровокзала. В багажном отделении гнили ящики с «левыми» мандаринами и южными цветами, которые местные спекулянты спешили отвезти на север – в Москву, Ленинград и Мурманск, – чтобы за каждый мандарин и за каждую гвоздику сорвать там трояк. То есть – в этих ящиках практически гнили сейчас тысячи рублей, но из-за непогоды ни за какие взятки уже нельзя было вывезти товар к месту назначения. И отчаявшиеся спекулянты хмуро пили коньяк в ресторане аэровокзала – единственном в аэропорту месте, где за бутылку коньяка можно хоть пару часов посидеть на стуле…
А мы – бригада Светлова, арестованные и я с Ниночкой в сопровождении военного эскорта – спокойно прошли на второй этаж в пустую комнату для депутатов Верховного Совета, с удобными кожаными креслами, коврами, цветами и холодильником с нарзаном.
Сквозь оконные проемы было видно занесенное снегом летное поле. На единственной расчищенной армейскими бульдозерами взлетной полосе «ЯК-40» прогревал двигатели. Арестованные живо поняли, что их уже не выручат местные связи, что сейчас их погрузят в этот спецсамолет и увезут в Москву. И если раньше, на горной дороге, они трудились вовсе не из желания сотрудничать с милицией, а просто ради спасения жизни, поскольку на любом повороте висящей над морем дороги мы могли запросто свалиться в ледяные торосы неожиданно окоченевшего Черного моря, то здесь, в аэропорту, эти двенадцать богатырей левого бизнеса стали действительно заискивающе-услужливыми: первым подвалил к Светлову директор сочинского курортторга Ашот Симонян. (При его аресте Светлову понадобились весы – в различных тайниках сочинской дачи Симоняна муровцы нашли 36 килограммов золота в слитках.)
