Дёрдь Фалуш - Немое досье
За ними, чуть поотстав, шел Салаи в форме старшего сержанта. Мюллер не обращал на него внимания. Он думал, что так положено по уставу, чтобы процессию замыкал второй охранник, проверяющий через глазок, что делают заключенные, получив свою порцию супа.
Когда подошли к камере Ковача, Мюллеру показалось, что тишина в коридоре еще больше сгустилась. Звуки — скрежет ключа, стук бака о каменный пол — доносились до его слуха словно бы издалека.
Салаи, напрягая внимание, замер у третьей камеры, взявшись рукой за накладку глазка и делая вид, что собирается заглянуть в него. Но взор его был прикован к Мюллеру.
Вот дверь отворилась, и на пороге показался Пал Ковач. «Он самый!» — мгновенно узнал его Мюллер и, взяв у него из рук котелок, с деланным равнодушием пошел к напарнику.
Салаи не мог объяснить себе, что необычного было в движении Мюллера, когда тот, чуть подавшись вперед, подхватил полу пиджака, чтобы она, чего доброго, не попала в наполненный доверху котелок. Движение было естественным. Правда, до этого о чистоте своего пиджака Мюллер почему-то не заботился.
Сделав два шага, Мюллер взялся за ручку котелка обеими руками, при этом правая едва заметно ударилась о край посудины, и тут же на поверхность супа всплыл пузырек воздуха.
Салаи был начеку. Он бросился к Мюллеру, выбил у него из рук котелок, а самого отшвырнул от бака с едой. Охранник заломил Мюллеру руку за спину, так что тот не мог и пошевелиться. Второй дежурный с большим половником в руках наблюдал за этой сценой, не веря своим глазам.
Склонившись над лужей, старший лейтенант размазал суп по полу и мигом нашел таблетку, которую Мюллер подбросил в похлебку Ковача. Судя по тому, как обтаяли края таблетки, она была из быстрорастворимого вещества. Салаи завернул ее в носовой платок и бросился в канцелярию.
— Наденьте ему наручники и ведите за мной! — крикнул он на бегу.
Мюллер беспомощно бился в железных объятиях охранника.
— Отставить раздачу пищи! Закрыть камеры! — выкрикивал команды подоспевший дежурный офицер. — Обыскать! — показал он на Мюллера, со стиснутыми зубами стоявшего лицом к лицу с Ковачем.
По всему коридору загремели железные двери.
Ковач был бледен как смерть. В ужасе раскрыв глаза, смотрел он, как уводили Мюллера. К нему подскочил охранник и втолкнул в камеру.
Дверь одиночки захлопнулась.
2
Через полчаса Мюллер в наручниках, в сопровождении двух конвоиров, предстал перед Ружей, Салаи и судебным следователем.
Эксперты проявили оперативность: не успел подполковник подъехать к зданию тюрьмы, как прибыл курьер с результатами химического анализа таблетки.
Ружа взглянул на листок и передал его Салаи.
— Садитесь, — сказал он арестованному. — Снимите с него наручники.
Мюллер опустился на стул посредине комнаты. Судебный следователь встал у него за спиной, Салаи прислонился к подоконнику. Ружа сел за стол, положил перед собой паспорт и бумажник Мюллера.
— Нас в данный момент не интересует, за что вы попали сюда! Давайте поговорим о том, что произошло уже здесь. Вы обвиняетесь в покушении на убийство.
— Неправда! — крикнул Мюллер. — Когда один из господ надзирателей (стоящего сзади Салаи он не узнал) толкнул меня и выбил из рук котелок, я сразу понял, что меня хотят впутать в какую-то историю.
— Не разыгрывайте из себя дурачка! — строго сказал Ружа. — Покушение на убийство — в любой стране дело очень серьезное. В нашей тоже.
Мюллер растерянно закрутил головой, глядя то на Салаи, то на следователя.
— Я не хотел никого убивать, — проскулил он, явно отдавая себе отчет, что выходка в ресторане, по сравнению с этим обвинением, — мелкий проступок. Испуг его выглядел искренним.
— Вот заключение экспертизы. Взгляните! Если бы не бдительность конвоиров, через два часа Ковач был бы мертв. Причина смерти — сердечный приступ! В таблетке содержалась огромная доза дигитоксина.
Арестованного заколотила дрожь.
— Мне было известно только, что нужно попасть в предварительное заключение и передать Ковачу таблетку, в которой якобы содержалось какое-то убийственно важное для него сообщение!
— Убийственное, это точно, — кивнул Ружа, и они с Салаи горько усмехнулись. — Кто вам это сказал?
Мюллер понурил голову. Он молчал.
— Сколько вам обещали за передачу сообщения? — мирно спросил Салаи.
— Двадцать тысяч долларов, — признался тот.
— И ради них вы готовы были пойти на убийство? — сказал старший лейтенант.
— Нет, — встрепенулся Мюллер. — Убивать не хотел! Об убийстве и речи не было!
— Значит, вас обманули! — констатировал Салаи. — Знали, что деньги выплачивать не придется. Рассчитывали на то, что причину смерти мы без труда установим и, естественно, найдем виновника. И вы получите либо пожизненное заключение, либо выйдете на свободу, когда ваших хозяев и в живых уж не будет.
Мюллер закрыл лицо руками.
— Яд был спрятан в пуговице пиджака? — после паузы поинтересовался Салаи.
— Да, в нижней пуговице.
— Ну что ж, — взял слово Ружа, — возможно, мы и поверим, что вы хотели передать некое сообщение, не более. Но для этого нужны доказательства!
— Как я это могу доказать?
— Очень просто. Расскажите нам, кто послал сообщение.
— Я не знаю! — сказал Мюллер и, видя, что Ружа резко поднялся с места, испуганно добавил: — Клянусь чем угодно: не знаю. Там, — показал он туда, где, по его представлениям, находились сопредельные с Венгрией западные территории, — я встретился с симпатичной темноволосой высокой дамой.
— По имени?
— Она велела называть ее Мадам. Мы познакомились в баре, где я работал.
— Вместе с Томасом Вольфом? — огорошил его Ружа.
«Они много знают, — мелькнуло в мозгу Мюллера, — лучше признаться им, но, разумеется, не во всем. Я не хочу терять все». И он заговорил.
— Да, Вольф был музыкантом, а я развлекал гостей танцевальными номерами. Дама частенько заходила в бар, потом как-то спросила у нас, не хотим ли мы заработать.
— Эта самая Мадам бывала в баре одна?
— Не припомню, чтобы с ней кто-нибудь приходил. Странным образом она о нас знала все: семейное и материальное положение, предыдущее место работы…
— Дальше! — поторопил его Ружа.
— Мы приняли ее предложение. Это было два года назад, — промямлил Мюллер.
— Чем занимались эти два года? — вмешался в допрос Салаи.
— Год учились в спецлагере. Затем полгода работали в Африке, потом вернулись в Европу.
— Ну, об этом после, — сказал Ружа и, подойдя к следователю, что-то шепнул ему. Следователь вышел.
— Границу вы пересекли вместе с Томасом Вольфом? — спросил Салаи.
— Да.
— С кем установили связь?
— В пункте «два», в ресторане «Матра», мы должны были встретиться со связным. На столе перед ним должна была лежать газета «Мадяр хирлап» и ключ зажигания с эмблемой Мюнхенской олимпиады, на которой из пяти колец два верхних просверлены. Седовласый, усатый мужчина.
— Имя?
— Он назвался Георгом.
— Потом вы нам точно опишете этого Георга, — сказал Ружа. — Это он передал вам таблетку?
— Нет, Мадам. Георг объяснил мне, как я могу сюда попасть и когда устроить скандал.
В комнату вернулся следователь. За ним ввели Ковача. Он был бледен, глаза широко раскрыты. Видно, еще не отделался от потрясения, пережитого час назад.
— Посмотрите друг на друга внимательно, — обратился к арестованным Ружа. — Вы знакомы с Палом Ковачем? — спросил он Мюллера.
— Только по фотографии.
— Знаете ли вы Пауля Мюллера? — спросил подполковник Ковача.
Тот молчал, опустив голову.
— Уведите! — махнул Ружа.
Когда за Ковачем закрылась дверь, подполковник приблизился к Мюллеру.
— Ну, хватит ломать комедию! — повысил он голос. — Решайте: или вы будете говорить, или я передам вас в прокуратуру с обвинением в подстрекательстве против государства и общественного строя, в нападении на представителей органов власти и с основательным подозрением в покушении на убийство!
— Но ведь я все рассказал! — с ужасом в глазах пробормотал Мюллер.
— Вы рассказали нам сказку. Про Белоснежку Мадам, гнома Георга и принца Вольфа. Я хочу знать главное.
— Что я должен еще рассказать?
— Все, что знаете.
— Я больше ничего не знаю.
— Возможно, вы не знаете, кто этот Георг, не знаете, где сейчас Вольф. Но вы должны знать о запасной явке, номере телефона или каком-то другом способе связи. Не так ли? Ведь в случае непредвиденных обстоятельств вы должны как-то выйти на связь! Говорите, или я прикажу увести вас. И больше не буду вас вызывать. Решайте! У меня мало времени!
