Роберт Стреттон - Час нетопыря
— То есть на запад от Эшерпфара?
— Да, точно на запад. Но почему, господин канцлер, вы спрашиваете про Майергоф?
— У меня есть свои причины. Слушаю вас, господин министр.
— Я скажу не слишком много, — продолжает Граудер. — Во всей этой странной истории есть множество неясностей, но лишь спустя какое-то время, скажем через несколько часов, я смогу вам представить подробный доклад.
— Например? Какие тут неясности?
— Трудно докладывать не по порядку, господин канцлер. Могу привести два примера, которые мне пришли в голову. Мы не знаем, почему дежурный офицер, капитан фон Випрехт, вопреки строжайшему запрету добровольно открыл двери в контрольное помещение, за что поплатился жизнью. Это был дисциплинированный и вполне достойный доверия офицер, потомок древнего рыцарского рода. Мы не знаем также, почему по сигналу «красной тревоги», который подал фон Випрехт, не был разбужен командир дивизии генерал Зеверинг и почему его не зафиксировала память дивизионного компьютера. Ну, и неясно пока, почему стопроцентно надежная система безопасности ЛКС вышла из строя, словно поломанная игрушка. Криптоновый отражатель цел, генераторы работают безупречно. Удивляет также, что нападавшие расшифровали код, открывающий въездные ворота. Теоретическая вероятность этого — один к двадцати триллионам.
— Оставим это. Скажите, пожалуйста, могут ли вывезенные с базы боеголовки выделять радиацию, опасную для окружающих?
— В принципе нет, господин канцлер. Хотя, по американским стандартам, приблизительно каждый сотый экземпляр может иметь дефект в конструкции, которые трудно заблаговременно обнаружить. Расщепляемые материалы — это вещь чертовски капризная и пока малоизученная. Именно поэтому при складировании боеголовок действуют самые строгие правила. Любое извлечение боеголовки из места складирования связано с определенным, не поддающимся учету риском.
— Сколько всего у нас нейтронных боеголовок?
Граудер глотает слюну и две-три секунды молчит, как всегда, когда надо называть вслух секретнейшие из секретных данных.
— Тысяча четыреста восемьдесят четыре, — вполголоса говорит он. — Общая их мощность свыше двадцати мегатонн, однако самых мощных боеголовок у нас всего десять. Они, к счастью, еще не вышли из-под контроля. Стратегическое оружие по-прежнему остается почти целиком в руках американцев. А в нашем распоряжении главным образом мелочь: тактическое и отчасти оперативное оружие. Всего — простите, я должен быть точным — теперь уже тысяча четыреста семьдесят три единицы.
— Какова общая мощность украденных боеголовок?
— Около шестисот килотонн.
— Какая мощность необходима, чтобы уничтожить средней величины город?
— Господин канцлер, я должен здесь повторить то, что говорил в апреле на тайном заседании правительства в узком составе. Разрушительная сила нейтронных боеголовок весьма невелика. Весь наш германский арсенал тактических боеголовок недостаточен даже для разрушения Гамбурга или Франкфурта. Зато смертоносная проникающая радиация у нейтронных боеголовок в сотни раз сильнее, чем у прежних видов атомного оружия.
— Хорошо. Это мне известно. Скажите, пожалуйста, сколько человек может подвергнуться радиации, если бомба мощностью в килотонну разорвется, скажем, на Госпитальной улице в Гамбурге?
— Это зависит, разумеется, от времени суток, но в любом случае не меньше десяти-пятнадцати тысяч, учитывая, что это самое оживленное место в городе.
— Вы говорите, десять-пятнадцать тысяч? Какой же процент смертельных исходов?
— Примерно три четверти.
— Осуществим ли с технической точки зрения взрыв нейтронной боеголовки, укрытой, например, на вокзале железной дороги или в брошенной автомашине?
— Никаких трудностей. Достаточно пристроить небольшой заряд взрывчатки к броне боеголовки.
С минуту Лютнер и Граудер безмолвно смотрят друг другу в глаза. Одиннадцать украденных боеголовок могут означать гибель нескольких сот тысяч человек, если будут развезены по разным городам и взорваны в одно и то же время.
— Господин министр, — говорит Лютнер, — нельзя терять времени. Я освобождаю вас от участия в заседании правительства. Прошу незамедлительно взять следствие под свой личный надзор. Обязываю вас соблюдать полную и абсолютную тайну перед посторонними лицами, в том числе из Ведомства по охране конституции. Кстати, вы с ними уже говорили?
— Нет, господин канцлер. На это требуется ваше разрешение. Я как раз хотел о нем просить.
— Не вижу в том необходимости. Ведите пока собственное расследование. Возьмите клятвенное обещание у всех причастных к делу офицеров. Употребите все средства, имеющиеся в вашем распоряжении, чтобы пресса даже не заподозрила, что произошло. Сперва мы сами должны выяснить, что за этим кроется. Надеюсь, в штаб-квартиру НАТО уже сообщили?
— Дело в том, господин канцлер… Это, правду сказать, компрометация, но я должен поставить вас в известность. Соответствующий рапорт был направлен, но его не приняли.
— Как так?
— Дежурный офицер штаб-квартиры пакта просто не поверил в правдивость информации.
— Откровенно говоря, я не очень этому удивляюсь. Выходит, что главнокомандующий обо всем случившемся ничего по-прежнему не знает?
— Так точно, господин канцлер. Разве что американцы располагают собственными источниками информации. Впрочем, не думаю.
— Это ужасно, господин министр. Как мы им это объясним? Ведь наша система ЛКС — так она у вас называется? — считалась абсолютно надежной. Ну, хорошо. Начнем действовать. Да, вот еще что: каково ваше личное и неофициальное мнение об этом деле? Кто и зачем совершил налет на базу и похитил боеголовки?
Граудер сперва молчит, так как подозревает, что от ответа на этот вопрос зависит его дальнейшая политическая карьера, а ему не чужды честолюбивые притязания.
— Совершенно частным образом, — говорит он, — и без надлежащего обоснования я склонен предполагать, что налет был делом специальных служб восточной зоны. Никто другой не смог бы перехитрить систему ЛКС. Не думаю, чтобы они намеревались взорвать эти боеголовки в городах ФРГ. Скорее, они хотят посмотреть, как мы отреагируем. Хотят изучить нашу систему оповещения и механизм принятия решений. Хотят дестабилизировать наш общественный порядок, скомпрометировать систему власти, показать европейскому общественному мнению, что передача нам тактического нейтронного оружия была ошибкой.
— Вы исключаете похищение боеголовок террористами?
— Исключаю, господин канцлер. Вывести из строя систему безопасности на базе — настолько технически сложная задача, что ни одна из известных нам террористических групп не смогла бы ее решить. Переброска одиннадцати боеголовок тоже превышает транспортные возможности любой террористической группы, тем более что крупнейшая из похищенных боеголовок, мощь которой триста килотонн, весит восемьсот килограммов.
— А исключаете ли вы, что похищенные боеголовки могли перевезти во Францию?
— Во Францию? Нет, этого я не могу исключить. Но, откровенно говоря, такое трудно себе представить. В конце концов есть таможенная служба, на крупные грузы необходимо представить документы… Не знаю. Но исключить не могу. Располагаете ли вы, господин канцлер, какой-либо информацией из этого Майергофа? Она была бы очень полезна для интересов следствия…
— Что ж, благодарю вас, господин министр. Прошу представить мне ваш доклад как можно скорее. Нет. Сделаем это иначе. Прошу регулярно мне докладывать о результатах следствия. Письменно, в одном экземпляре, только через офицера, без всяких штатских машинисток, без копий. Кроме того, прошу прибыть ко мне вечером, скажем в двадцать один час.
— Я вас понял, господин канцлер. Будет исполнено. До свидания.
Как только за Граудером закрылась дверь, канцлер вызвал руководителя своего ведомства.
— Господин Меркер, с этого момента вы обязаны хранить в тайне все мои распоряжения, встречи и телефонные разговоры. Наша страна в опасности. Я запрещаю вам с кем-либо разговаривать, включая моего уполномоченного по связям с прессой, Ведомство по охране конституции и всех членов правительства, обо всем том, что вы здесь увидите и услышите. Понятно? Хорошо. Теперь извинитесь перед фрау Швелленберг и встречу отложите на неопределенное время. Извинитесь, пожалуйста, перед молодежной делегацией из Майнца и скажите, что я лично к ним прибуду, допустим, в августе. Переводчики готовы?
— Так точно, господин канцлер.
— Это люди абсолютно надежные?
— У них есть свидетельство о лояльности высшей степени, выданное Ведомством по охране конституции. Кроме переводчика на французский, офицера военно-воздушных сил.
— Понимаю. Прошу отослать переводчиков, направленных Ведомством по охране конституции, и немедленно доставить сюда военных переводчиков. Французский переводчик пусть идет в кабину. И тотчас же соедините меня с Елисейским дворцом.
