Юрий Папоров - "Эль Гуахиро" - шахматист
В обычные дни недели Рамиро, неожиданно для самого себя, завел привычку сразу после обеда, а то и с утра отправляться в Бейфронт-Парк, в публичную городскую библиотеку. Там, в тиши просторных залов, он с жадностью принялся пополнять и систематизировать свои знания.
Теперь ему стало известно, что полуостров Флорида, в юго-восточной оконечности которого располагается Майами, открыл в 1513 году Хуан Понсе де Леон. Испанский завоеватель, увидев в марте месяце расцвеченную неисчислимым количеством красок землю, назвал ее «Паскуа Флорида» — «Цветущая пасха». А «Майами», это записанное по-французски индейское слово «маумее», означает «мама».
«Да, для многих заблудших земляков — испугались, струсили, как и я, рвались к райской жизни — этот благодатный уголок земли стал второй матерью, — подумал Рамиро, — но, как неблагодарные сыновья к матери… так и мои земляки. Майами на глазах хиреет. И янки!.. Не по нутру им наш темперамент, наш образ мыслей, жизни. Целыми семьями снимаются. Город становится негритяно-кубинским. Одна треть негров, одна треть — около трехсот пятидесяти тысяч — кубинцев…»
Рамиро узнал также, что Хосе Марти, создававший в 1892 году среди эмигрантов, проживавших во Флориде, кубинскую революционную партию, проездом бывал в Майами — тогда небольшом поселке, называвшемся Флаглер. Он любовался необыкновенными красотами природы, предвидел известность окружавших селение естественных пляжей, к которым вплотную подступала буйная яркая растительность. В те дни Марти вел неустанную борьбу с теми кубинскими патриотами, которые видели освобождение Кубы от ига Испании в присоединении к Штатам. Рамиро узнал об этом, когда просмотрел несколько книг Марти.
Неуклюжая и уже немолодая библиотекарша, принеся ему заказанные книги, открыла страницу, на которой цитировались отрывки из статей Хосе Марти, опубликованные им в газете «Патрия».
«…Совсем не нужно бросаться в чужое пламя ради того, чтобы не обжечь палец собственным огнем».
Эту фразу библиотекарша, на редкость чисто, без акцента говорившая по-испански, отметила своим твердым ярко-красным ногтем. Рамиро ничего не сказал, лишь учтиво поблагодарил. Когда же он в тот вечер сдавал книги, библиотекарша любезно предложила;
— Сеньор Фернандес, мы вчера получили новый сборник речей и выступлений Кастро. Хотите я вам его завтра оставлю?
— Не надо! Там ничего не может быть интересного. — Рамиро уже просмотрел сборник в библиотеке разведшколы, куда поступали не только издававшиеся на Кубе газеты, но и наиболее значительные книги.
В первую же встречу в школе с инструктором Сонни Рамиро спросил:
— Скажи, Сонни, ты случайно не знаешь библиотекаршу из «Майами паблик лайбрери»? В очках, кривоногая, страшней ее там нет.
— Кто ее не знает? — ответил инструктор. — Отец ее пять лет отсидел по обвинению комиссии по расследованию. Да и она сама коммунистка. Не нашел что-нибудь поприличнее?
— Ты это лучше директору библиотеки скажи. — Рамиро достал из нагрудного кармана две сигары Ромео № 1 «Люкс» в алюминиевой трубочке и одну предложил Сонни.
— Богато живешь, Фернандес! — с нескрываемой завистью заметил янки.
— Бедно живут только дураки, инструктор, — ответил Рамиро и направился в класс.
Если б у Рамиро на затылке были глаза, он увидел бы коварную ухмылку на лице Сонни.
В следующую субботу, полюбовавшись с набережной морем и надышавшись его соленой свежестью, Рамиро поехал к Марте. Она торопливо вышла из дому и бегом направилась к машине. Рамиро сразу почувствовал что-то недоброе.
— Дорогой, я звонила тебе вчера весь вечер… — теребя сумочку и явно волнуясь, заговорила Марта.
— Не ревнуешь ли? — Рамиро попытался шуткой развеселить Марту, но та лишь махнула рукой.
— Оставь, радость моя, не до этого. Я хочу есть! Специально не завтракала. Давай поедем в ближайшую пиццерию[32] и не пойдем сегодня в ресторан? А?
Когда гринэсли бутылки «кьянти» и дымящиеся пиццы с анчоусами, Марта, отправив кусок пирога в рот, тут же заговорила:
— Рамирито, любовь моя, я не хочу, чтобы они меня затянули. Что-то надо делать! Это страшные люди! Они ничего не боятся. У них нет ничего святого…
— Постой! Погоди! Так можно и подавиться, Мартика. Поешь, девочка, потом расскажешь. — Рамиро ловил ножом тянувшуюся за куском пиццы нить расплавленного сыра.
— Нет, мои ангел, я не могу молчать ни минуты! Я знаю, ты любишь, чтобы по порядку. Значит, так! Еще в понедельник ко мне заехала Кика. Это моя знакомая — мы одно время снимали вместе комнату. Подругой она мне не была, просто хорошая знакомая. Мы не виделись больше года. И вот… приехала раз, потом второй. А вчера хозяин и хозяйка уехали на уик-энд. Она явилась, мы поужинали у меня, выпили ликеру.
— Хозяйского? — Морщинки у глаз Рамиро собрались в гармошку. — Ты угощала?
— Нет, Кика с собой привезла. Выпила и расплакалась и все мне начистоту выложила. Если узнают, они с ней что-нибудь сделают.
— Да кто это «они»? Марсиане? — Рамиро положил вилку рядом с тарелкой.
— Хуже! Кика, сделав вид, что влюблена, заманила Адальберто на виллу, а потом… Ты знаешь, его вся колония хоронила. Она боится, но ее заставили прийти ко мне. Кика и сказала, что им нужны настоящие кубинские патриотки. Сказала, что они очень рассчитывают, надеются на меня…
— Да кто это «они», Марта? Не делай пиццу невкусной! И что это за птичка твоя Кика? — Рамиро налил доверху стакан «кьянти».
— Кика, как мы с ней перестали видеться, тут же встретила Фелипе Риверо. Стала с ним… Теперь она… и они… — Сквозь грим на верхней губе Марты проступили росинки пота.
— Стоп! — Рамиро поднял руку. — Это надо обсудить на сытый желудок, Марта. Давай поедим. — Улыбка получилась у него достаточно кривой.
Рамиро превосходно знал, кто такой Фелипе Риверо Диас. Бывший батистовский чиновник, владевший акциями медных «Рудников Матамбре», еще в 1960 году в Нью-Йорке основал организацию, названную им «Кубинское националистическое движение». С первых же дней своего существования эта немногочисленная группировка, объединявшаяся вокруг таких отчаянных людей, как братья Игнасио и Гильермо Ново Сампол, Сантьяго Гонсалес Наранхо, Мигель Сампедро, объявила, что ее конечной целью является создание на Кубе режима, подобного тому, который установил в Италии еще в 1922 году Бенито Муссолини.
Этот же Фелипе Риверо Диас, взятый в плен на Плайя-Хирон, в апреле 1961 года был вместе с другими наемниками приглашен в студию гаванского телевидения. Ответы Риверо на вопросы кубинских журналистов обнаружили его незаурядную эрудицию, достаточно глубокую культуру, бесстрашие и политический фанатизм. Он открыто осудил американский империализм, стоявший за спиной вторжения бригады № 2506, и во всеуслышание заявил, что является откровенным приверженцем идей итальянских фашистов и испанских фалангистов.
С той поры акции Фелипе Риверо, как ни странно, возросли, несмотря на то, что он упрекнул кубинскую буржуазию, госдепартамент и Белый дом, будто по их вине «на Кубе процветает коммунизм». Националистические идеи Риверо Диаса и его дружков, однако, не имели, да и не могли иметь успеха среди «гусанос». И тогда в дипломатических, торговых и иных представительствах не только Кубы, но и Канады, Мексики, Англии, Японии — стран, в той или иной степени сотрудничавших с революционной Кубой, — стали одна за другой рваться бомбы. В 1964 году был совершен, к счастью, неудавшийся, выстрел из миномета по зданию ООН в Нью-Йорке.
Федеральное бюро расследований заставили поприжать фашиствующих «гусанос», и Риверо Диас угодил на несколько лет за решетку. Вскоре «Движение» изменило свою тактику, убедившись в том, что бомбы против дипломатических представительств лишь вызывают, как следствие, аресты и широкое осуждение в международном масштабе.
Теперь Риверо Диас обвинил таких видных руководителей кубинских контрреволюционеров, как Торрьенте,[33] Масферрер, Артиме, Санчес Аранго, Маноло Рейес, в том, что главными виновниками морального разложения, политической разобщенности и физического распада антикастровских сил являются они и им подобные политические лидеры, которые уже давно своей деятельностью преследуют личные, корыстные интересы. Было заявлено, что за подобное «преступление» лица эти должны понести заслуженную кару. Таким образом, утверждали люди Риверо Диаса, «на основе ликвидации предателей будет произведена оздоровительная чистка эмиграции».
Все это в один миг всплыло в сознании Рамиро Фернандеса, и, как бы еще продолжая вспоминать, он произнес весьма невесело:
— «Торрьенте — вредное насекомое… их просто следует давить!» — так в январе заявил журналу «Реплика» твой Фелипе Риверо. «Торрьенте умрет в час «ноль-ноль»!» Сейчас начало апреля, а Торрьенте весело живет. Я за то, чтобы угроза Риверо не осталась пустым словом…
