Роберт Ладлэм - Уик-энд
— Но и не так уж хорошо. Я видел одну часть. Я чуть не лопнул от смеха, но не мог издать ни звука. Я был у Директора в его гостиной. «Пойман на месте преступления!» Боже! — Фассет снова рассмеялся, и Таннер испытал наконец полное облегчение — такое, которое, как он думал, покинуло его навеки.
— Спасибо, Фассет.
Таннер положил трубку и потушил сигарету. Фассет действительно профессионал, подумал он. Никто даже и не приблизится к Эллис и детям. Насколько ему было известно, у ЦРУ есть специальные снайперы, они, должно быть, держат под прицелом все, что кажется им подозрительным. И ему остается только исполнять рекомендации Фассета: то есть просто, как обычно, заниматься делами. Не нарушая распорядка дня, не отклоняясь от нормы. Он чувствовал, что теперь ему удастся сыграть свою роль. Фассет убедил его — защита им обеспечена.
Тем не менее одна мысль не давала ему покоя, и чем больше он думал, тем больше она его угнетала.
Было примерно четыре часа дня. Уже должен был состояться контакт и с Тремьянами, и с Кардоне, и с Остерманами. Их уже начали тревожить. И все же никто из них, кажется, пока не обратился в полицию. Не позвонил хотя бы ему.
Неужто в самом деле шесть человек, которых он в течение всех этих лет считал своими друзьями, оказались людьми с двойным дном!
9Вторник. Девять сорок утра по калифорнийскому времени
Его «карманн-гхиа» свернула с бульвара Уилшир на Беверли-драйв. Остерман знал, что едет с недопустимой для Лос-Анджелеса скоростью, но это его совершенно не волновало. Он не мог думать ни о чем, кроме как о только что полученном предупреждении. Он должен добраться до дома, где его ждет Лейла. Теперь им следует серьезно поговорить. Им предстоит решить, что теперь делать.
Почему выбрали именно их?
Кто их предупреждал? И о чем?
Скорее всего, Лейла была права. Таннер был их другом, едва ли не лучшим из тех, которые у них были. Но он из тех людей, которые и в дружбе остаются сдержанными. Некоторых тем никто из них не касался. Он всегда как бы держал дистанцию, словно между Таннерами и всеми прочими стояла тонкая стеклянная стенка. К Эллис это, конечно, не относилось.
И в распоряжении Таннера оказалась информация, которая имеет к ним какое-то отношение: она что-то значит для него и для Лейлы. И Цюрих — часть ее. О Господи! Каким образом?
Оказавшись у подножия Миллхолланд-хилла, он, не снижая скорости, погнал машину наверх, мимо огромных строений эклектичного стиля, в которых жила публика, имевшая отношение к голливудскому разноцветью. Некоторые дома, напоминавшие о былой экстравагантности, почти развалились. В Миллхолланде действовало ограничение скорости — не больше тридцати миль. Спидометр у Остермана показывал пятьдесят одну. Он продолжал выжимать акселератор. Он решал, что ему делать. Он может захватить Лейлу и направиться в Малибу. По пути они найдут телефон-автомат у дороги и позвонят Тремьянам или Кардоне.
Мрачный завывающий звук полицейской сирены неприятно резанул его слух. В этом городке он производил потрясающий эффект, словно доносился из потустороннего мира, не имеющего отношения к реальности. Во всяком случае, к нему он отношения не имеет.
Но, конечно же, сирена относилась непосредственно именно к нему.
— Офицер, я тут живу. Остерман. Бернард Остерман. Калиенте, двести шестьдесят. Конечно, вы знаете мой дом. — Эти слова оказали свое воздействие. Калиенте представляло собой внушительное владение.
— Простите, мистер Остерман. Ваши водительские права и регистрационное удостоверение, пожалуйста.
— Но послушайте… Мне сообщили на студию, что жена плохо чувствует себя. Я думаю, меня можно понять. Я очень спешу.
— Но не за счет прохожих. Ваши водительские права и регистрационное удостоверение.
Вручив полицейскому документы, Остерман, сдерживая гнев, уставился прямо перед собой. Патрульный бесконечно долго заполнял длинную продолговатую квитанцию о нарушении правил уличного движения и, закончив, щелкнул зажимом, под который подсунул удостоверение Остермана.
Услышав этот звук, Остерман посмотрел на него.
— Вы забираете водительские права?
Полицейский устало вздохнул.
— Вы могли бы лишиться их на тридцать дней, мистер. Я уменьшил вам степень превышения скорости, и это обойдется вам в десять баксов, как стоянка в неположенном месте. — Он протянул квитанцию Берни. — Я надеюсь, что вашей жене уже получше.
Полицейский вернулся в патрульную машину. Через открытое окно он еще раз обратился к Берни.
— Не забудьте положить права в бумажник.
И патрульная машина умчалась.
Остерман швырнул квитанцию и повернул ключ зажигания. Машина двинулась вниз по склону. Не без отвращения Берни посмотрел на квитанцию, лежащую рядом на сиденье.
Затем он снова глянул на нее.
В ней было что-то не то. Размеры ее были точно такими же, как полагается, слепой шрифт теснился там, где он и должен располагаться, но сама бумага выглядела совсем по-другому. Слишком она была аккуратная и блестящая для квитанции из отдела дорожного движения Лос-Анджелеса.
Остерман остановился. Взяв квитанцию, он стал внимательно ее просматривать. Характер нарушения полицейский записал беглым неразборчивым почерком. Он даже не подписался.
Лишь тогда Остерман заметил, что с обратной стороны приклеен тонкий листок бумаги, напоминающий фотопленку.
Оторвав его, он наткнулся на письмо, торопливо написанное красными чернилами:
«Сообщаем, что соседи Таннера ищут контакта с ним. Эта потенциально опасная ситуация может ухудшиться, потому что мы не обладаем информацией в полном объеме. Будьте исключительно осторожны и выясните, что вы можете сделать. Жизненно важно выяснить для нас — и для вас — степень их вовлеченности. Повторяем. Будьте исключительно осторожны.
Цюрих».
Остерман сидел, уставившись на красные буквы послания, и испытываемый им страх отдавался резкой болью в висках.
Значит, Тремьяны и Кардоне тоже.
10Вторник. Четыре пятьдесят пополудни
В четыре пятьдесят Дик Тремьян в Сэддл-Уолли не появился. Кардоне, сидя в своем «кадиллаке», громко выругался. Он пытался найти Тремьяна в его офисе, но там ему сказали, что юрист уже давно ушел на ленч. Не было смысла просить Тремьяна перезвонить. Джой решил возвращаться в Сэддл-Уолли и с половины четвертого встречать все поезда.
Оставив позади вокзал, Кардоне повернул налево до пересечения с Сэддл-роуд и направился в западную сторону. До прибытия следующего поезда у него оставалось еще тридцать пять минут. Возможно, движение поможет расслабиться. Вокзал сделался для него просто ненавистен. Если кто-то увидит его, это может вызвать подозрения.
Тремьян должен будет что-то придумать. Дик чертовски хороший адвокат, и если есть какой-то законный выход, он подскажет.
На подъезде к Сэддл-Уолли часть пути лежала вдоль поля. Слева от Джоя проскочил «роллс-ройс» «серебряное облако», и Кардоне отметил, что огромный автомобиль мчится очень быстро, гораздо быстрее, чем позволяли условия узкой сельской дороги. Он проехал еще несколько миль, почти не обращая внимания на открытые пространства, бегущие за окном машины. Сейчас будет съезд к дому какого-нибудь фермера, и он там развернется. Впрочем, вот тут длинный плавный поворот дороги тоже годится для разворота. Он успеет вернуться на станцию.
Он сбросил скорость, готовясь к развороту.
У него ничего не получилось.
На краю дороги под деревьями, перегораживая ему путь, выросло «серебряное облако».
Удивившись, Кардоне прибавил ходу и проехал несколько сот ярдов, достиг наконец места, где смог спокойно развернуть машину.
По пути к вокзалу он посмотрел на часы. Пять пятнадцать, почти пять двадцать. Он уже видел платформу. Он обязательно заметит Тремьяна, если тот выйдет из поезда. Он очень надеялся, что юрист приедет в пять двадцать пять. Ожидание становилось невыносимым.
Сзади подъехала какая-то машина, и Кардоне оглянулся.
Это было все то же «серебряное облако». Кардоне прошиб пот.
Грузный человек, ростом значительно выше шести футов, производил впечатление гиганта. Он вылез из машины и неторопливо подошел к открытому оконцу «кадиллака». На нем была одежда шофера.
— Мистер Кардоне?
— Моя фамилия Кардоне. — Рука человека, которую тот положил на раму окна, производила внушительное впечатление. Она была куда крупнее и мускулистее, чем его собственная.
— О’кей. Как вам будет угод…
— Только что вы проезжали мимо меня. На Сэддл-роуд.
— Да, сэр, проезжал. Я держался за вами весь день.
Кардоне невольно сглотнул комок в горле и выпрямился.
— Считаю, что это довольно странное заявление. И, замечу, не из приятных.
