Джозеф Файндер - Московский клуб
Чарли, успокоившись, вытащил из нагрудного кармана маленький футляр из темно-синего бархата и крошечный черный фонарик марки «Мак-лит».
— Это зачем?
— Сейчас покажу тебе один фокус. Недавно научился.
И он направился в темный угол комнаты.
— Ты там что-нибудь видишь? — спросила Шарлотта.
Чарли вместо ответа включил фонарик.
— Не стоит беспокоить по пустякам людей Лемана. Они и так сегодня страшно заняты.
Маленький ярко-желтый кружок света остановился на сейфе № 74. Это был большой стальной ящик старого образца, покрашенный мрачной темно-зеленой краской. Судя по всему, в нем содержались документы, датированные концом сороковых — началом пятидесятых годов.
Чарли вставил в замок два инструмента: причудливо изогнутый гаечный ключ около шести дюймов в длину в форме удлиненной латинской буквы Л и нечто отдаленно напоминающее не то женскую шпильку для волос, не то щуп дантиста. Чарли с силой вдавил ключ в замок и с помощью этой шпильки начал приподнимать один за другим колесики тумблера. Он уже пробовал раньше вскрывать замки, но сейчас это была первая серьезная попытка. Дело оказалось сложнее, чем он ожидал, но продвигалось: Чарли чувствовал, как по мере того, как нужная цифра становилась в ряд, ключ подавался все больше и больше вперед. В конце концов сейф с лязгом распахнулся, приведя этим Стоуна в полный восторг.
— Да чем, черт побери, ты там занимаешься, Чарли?
— Вскрываю сейф. Есть у меня подозрение, что там, внутри, очень много интересного.
— Но если тебя кто-нибудь засечет…
— Шарлотта, — терпеливо сказал Стоун, — Уинтроп Леман очень щепетильный и старомодный человек с ужасно устаревшими понятиями насчет государственных секретов. Все, что здесь находится, устарело несколько десятилетий назад. Я уверен, что бы он ни сделал ради моего отца, какова бы ни была его помощь, он-то точно считает это дело закрытым навсегда.
Голос Чарли звучал все тише и тише, затем он надолго замолчал.
— А где это ты научился сейфы вскрывать?
— Друг научил. Он детектив, — пробормотал в ответ Стоун, хотя мысли его были заняты совсем другим, — Сойер его фамилия.
— Здорово, — без особого воодушевления произнесла Шарлотта.
Вдруг Чарли почувствовал, как огромная глыба льда перевернулась в его животе. Теперь он слышал лишь глухой стук собственного сердца и свое свистящее дыхание.
— Что там у тебя, Чарли?
— О Боже… — только и смог вымолвить он хриплым голосом. — Вот оно!
— Что? — Шарлотта спрыгнула со стола и подошла к Стоуну, стоящему в темноте с фонариком, наставленным на пожелтевший лист бумаги, и начала тоже читать, заглядывая ему через плечо.
— О Чарли… — произнесла она дрожащим голосом через пару минут. — О Боже мой! — она крепко обняла его за талию. — О Боже, Чарли, это же просто ужасно.
— Здесь есть телефон, Шарлотта, — напряженно сказал Стоун.
Ему надо было немедленно поговорить с отцом: всего лишь пара фраз, которые ровным счетом ничего не сказали бы несведущему человеку.
— Мне надо позвонить. А тебя я попрошу тем временем включить эту копировальную машину и сделать две копии с этих страниц. Я пошел звонить.
Как раз в это же время в маленькой арендованной квартирке на Ист-стрит сидел смуглолицый и темноволосый мужчина. Любой человек, знакомый с нациями и народностями Советского Союза, заметил бы в его чертах сходство с жителями Средней Азии. Он внимательно прислушивался к звукам радиоприемника, подключенного к маленькому кассетному магнитофону, занимаясь этим с покорностью человека, делающего такую неинтересную и монотонную работу уже очень долго и ненавидящего ее. Человек непрестанно курил «Мальборо».
Его вряд ли можно было назвать привлекательным: лицо было покрыто крошечными глубокими круглыми шрамиками, оставшимися после перенесенной в детстве ветрянки. Он посмотрел в покрытое копотью смога окно. На улице шел дождь, асфальт блестел, как стеклянный. Мужчина стоял и смотрел, как внизу ходят щегольски одетые молодые люди и не менее нарядные люди постарше, которые в основном населяли ближайшие кварталы. Вот кто-то пронес радиоприемник, во всю мощь изрыгающий музыку в стиле «рэп», если это вообще можно назвать музыкой. Он вдруг почувствовал страшное раздражение.
Этот человек работал охранником в редакции русской эмигрантской газеты в нижнем Манхэттене. Эта работа была, конечно, в основном фикцией — редакция вообще вряд ли нуждалась в какой-либо охране, но он, во всяком случае, потратил немало времени, чтобы получить этот официальный, хотя и чисто символический доход.
Здесь он был известен под еврейской фамилией Шварц, но это было не его настоящее имя. Он получил эту фамилию несколько месяцев назад, перед отъездом из СССР, вместе с легендой о происхождении и карьере и даже списком — фальшивым, как и все остальное, — о его антисоветской деятельности.
Шварц слушал радио без всякого интереса. Он занимался этим с самого утра, без перерыва, и сейчас, спустя восемь часов, чувствовал себя сытым по горло и считал, что даром теряет время.
Радио было подключено к телефону в доме, расположенном в нескольких кварталах отсюда. Сигнал был слышен очень отчетливо. Система позволяла прослушивание восемнадцати линий, но в данный момент прослушивалось только три, и все — в одном и том же доме.
Шварц потушил сигарету, зажег другую и продолжал слушать.
И вдруг… Вдруг он услышал, что на третьей, наиболее редко используемой линии произведен звонок. С этого момента он стал очень внимателен и слушал не отрываясь.
Беседовали мужчина и женщина.
Честно говоря, Шварц вообще не ожидал звонка по этой линии. Когда несколько лет назад было принято решение начать прослушивание всех телефонных разговоров в доме известного богача, люди, которым было непосредственно поручено по очереди сидеть в неудобной квартирке, занимаясь этим делом, знали, что для них наступили не самые лучшие времена. Это было невероятно скучное, монотонное и бесконечное занятие.
Установить магнитофон в чьем-либо телефоне возможно, только имея доступ к коммуникациям в доме этого человека. Иногда для этого просто устраивают налет на жилище, но в данном случае этот способ был отвергнут с самого начала: объект был слишком богат и известен, его вилла прекрасно охранялась.
Поэтому организации пришлось через подставных лиц приобрести ремонтный фургон и комплекты рабочей одежды с касками телефонной компании «НИНЕКС».
Двое людей подъехали к телефонной станции на 74-й улице. Один из них открыл щит и начал проверять пары проводков, пользуясь прибором, похожим на аппарат для ремонта телефонов: ручное приспособление, подсоединенное к маленькому компьютеру. Соединяя проводки, он заносил данные в банк компьютера, на дисплее появлялся номер телефона данной линии. После ряда попыток он отобрал три нужных проводка, на каждом из которых теперь был установлен крошечный высокочастотный передатчик, принимающий звуковые сигналы на расстоянии до тысячи футов от этого места. Они работают по принципу телефонов в автомобилях.
Конечно, вся эта операция могла быть запросто разоблачена телефонной компанией или самим хозяином дома, если бы он оборудовал свой дом антиподслушивающими устройствами. Однако оба эти варианта казались почти невозможными: старик уже много лет не приказывал проверять свои телефонные линии, с тех пор, как прекратил работать в Белом доме, это было подтверждено результатами предварительной проверки. У хозяина не было причин подозревать, что его вилла прослушивается, хотя, видимо, в силу прежних привычек, он никогда не обсуждал открыто по телефону никаких серьезных проблем.
Шварц не был посвящен в тонкости этого дела. Ему ничего не говорили: необходимая предосторожность. Он знал только, что проведение операции держится в строжайшей тайне от КГБ, ГРУ и других разведывательных служб СССР.
Итак, скучная и монотонная работа подошла к концу. Шварц взглянул на цифровое табло и записал номер. Звонок был произведен в квадрат № 617, Бостон. Это интересно. Он поднял трубку, набрал местный номер, быстро поговорил с кем-то, достал последнюю сигарету из пачки, прикурил и снова поставил кассету.
В этот момент черноволосый человек почему-то вдруг вспомнил о крысоловках, которые он мальчишкой мастерил из железячек и деревяшек; как он с бесстрастным любопытством наблюдал за тем, как крысы в животном страхе боролись за жизнь, за свободу. Он следил за смертью бедных грызунов не то чтобы с удовольствием, а с каким-то чувством отстраненности, очень напоминающим то, которое испытываешь, глядя с высоты нью-йоркского небоскреба на людишек размером с муравьев.
Он вдруг с радостью осознал, что с этого момента его ждет более интересная и живая работа.
