Георгий Вачнадзе - Покушение
После совещания суд вынес решение привозить Антонова в суд лишь тогда, когда это необходимо, на время возможных очных ставок.
В одном из последних за октябрь 1985 г. номеров популярного итальянского еженедельника «Эспрессо» было помещено интервью Сергея Антонова — единственное, которое он дал до сих пор итальянским журналистам.
Автор Марио Щалойя пишет, что. психика Сергея явно подорвана. «После долгого (и изнурительного) разговора все заставляет нас верить в то, что психическая ранимость Антонова является неподдельной и что вообще в данном случае перед нами — скромный служащий, замешанный в историю, столь громкую и скандальную, что она раздавила его», — отмечает Марио Шалойя.
«Вопрос: — Г-н Антонов, Вы приняли решение больше не отвечать на вопросы судей. Не думаете ли Вы, что такое поведение может иметь обратный эффект и вызвать подозрения?
Ответ — Почему? Нет, не думаю. Допрос ни к чему не приведет, так как Сантиапики очень хорошо знает, что я — невиновен. Невозможно, чтобы он этого не понял, как это поняли все.
В.: — Кто — все?
О.: — Все честные люди. Общественное мнение в целом. Все поняли, что это — заговор против моей страны. Правда: одна; я никогда не встречался с Агджой, он — клеветник. Хочу, чтобы меня освободили. Хочу вернуться в свою семью.
В.: — Вернетесь ли Вы в судебный зал и согласитесь ли на очные ставки, если этого потребуют судьи?
О.: — Сейчас не могу решить. Сейчас я в таком состоянии, что не выдержал бы. Все зависит от того, как буду себя чувствовать. Я — невиновный человек, который провел два года и одиннадцать месяцев в тюрьме по вине клеветника. Судьи поняли это. Хочу наконец-то вернуться домой.
В.: — Вы писали судьям, что Ваше здоровье ухудшилось. В чем состоит это ухудшение?
О.: — На этот вопрос следует ответить врачу, который находится здесь. Я знаю только, что должен вернуться домой к жене, дочери и друзьям. Три года тюрьмы для одного невиновного вполне достаточны.
В.: — Некоторые газеты сообщили, что во время допроса, когда Сантиапики спросил Вас, как зовут вашу жену, Вы ответили «не помню». Не кажется ли Вам, что это уж слишком?
О.: — Это неправда. Дело обстояло иначе. Это — еще одна клевета. Получилось недоразумение в связи с именем моей жены. Так как я назвал уменьшительное Роси, а ее полное имя Росица.
В.: — По словам Агджи, во время некоторых встреч с ним Вы были с бородой. Вы носили когда-нибудь бороду?
О.: — Никогда. Абсолютно никогда, все мои знакомые могут подтвердить это. Но я никогда не встречался с Агджой, никогда не видел его, вы должны верить мне. бесполезно задавать мне вопросы о том, что выдумал Агджа.
В.: — Но Агджа рассказал и некоторые точные подробности о Вас, которые Вы подтвердили перед следственным судьей. Например, что собираете маленькие бутылочки со спиртными напитками, что пьете вино и виноградную ракию, что часто покупаете цветы и пр. Как Агджа мог знать это, если Вы не знакомы если он не видел Вас?
О.: — Не знаю, как Агджа мог узнать все это. Возможно, кто-то ему сказал, но я — не тот, кто должен строить гипотезы и раскрывать то, что кроется за клеветой, которая затрагивает меня и мою страну. Во всяком случае, то, что сказал Агджа, часто не точно, да и не очень показательно. Пить вино — привычка очень распространенная. Цветы люблю, это, кстати, свойственно многим, но неправда, что я их часто покупаю. Что же касается коллекции бутылочек, вот она на шкафу. Их было семь, но недавно три я подарил сестре. Во время покушения на папу у меня их было всего четыре. Не думаю, что можно говорить о коллекции.
В.: — Но почему тогда на допросе у Мартеллы Вы сказали, что коллекционируете бутылочки?
О.: — Это не совсем так. На вопрос судьи Мартеллы, собираю ли бутылочки, я ответил, что дома у меня есть несколько. Точнее четыре.
В.: — Во время допроса председатель суда Сантиапики проявил большое упорство, пытаясь выяснить, знаете ли Вы английский язык, на котором Агджа, по его словам, разговаривал с Вами. Но как возможно, чтобы заместитель представителя авиакомпании не говорил по-английски?
О.: — По этому вопросу я все объяснил суду. Я знаю французский, и для «Балкана» один иностранный язык вполне достаточен. В моей канцелярии были конфискованы листки, на которых мною выписан ряд технических терминов на английском, которые мне служили в работе, — слова, часто употребляемые служащими в аэропортах. Раз я был вынужден записывать эти термины, значит, не знаю этот язык.
В.: — Во время процесса, однако, были показаны некоторые формуляры, которые вы заполнили на английском.
О.: — Не совсем так. Формуляры, относящиеся к полетам, были заполнены не мной, а службой полетов, которая подчиняется объединению «Римские аэропорты». Что же касается других формуляров, имеющих отношение к списку пассажиров и грузов, как и других подобных вещей, они в самом деле были напечатаны на английском, но я лишь заполнял графы с цифрами».
В заключение Марио Шалойя пишет: «Разговор на этом закончился. Но не легко человеку попрощаться с Антоновым, который, не переставая, повторяет все более слабеющим голосом: «Меня должны освободить. Не может быть, чтобы люди не поняли, что Агджа — клеветник. Моя дочь поступила в гимназию. Я должен вернуться домой к семье», и при этом прижимает руки к груди».
Обвинительная речь прокурора А. Марини на втором процессе по делу о покушении на главу римско-католической церкви продолжалась целую неделю. В первом отрывке речи прозвучал вопрос: был ли Агджа террористом-одиночкой? У обвинения нет сомнений, что налицо разветвленный международный заговор, В день второй прокурор развил второй свой тезис, а именно, что исполнителем заговора была целая стая «серых волков», куда входил и Агджа. До сих пор все вроде бы полностью соответствует истине. Но тут Марини вновь получает слово, и. оказывается, что «турецкий след» ведет, по его логике, в Болгарию! Сценарий следствия и обвинительного заключения, подготовленного в свое время Иларио Мартеллой, слегка реконструирован. Заговор-де задумали вместе турецкая мафия и «болгарские спецслужбы», и мафия поручила его исполнение своей подопечной организации «серые волки». Неоспоримость «турецкого следа» в устах прокурора обращается в аргумент в пользу пресловутого «следа болгарского». В первых же своих тирадах прокурор поставил на одну доску Мехмеда Али Агджу и Сергея Антонова, упрекая первого в паясничанье, а второго в молчании. Они, видите ли, в равной степени затруднили поиск истины на суде. Впрочем, тут же добавляет Марини, Агджа хоть и паясничает, но «если ему не перечить», то он. «вполне в ладу с логикой», и, неспроста четвертую часть своей речи Марини начал гневной филиппикой в адрес тех, кто пытается преподнести римский процесс как «политическую провокацию».
В ходе процесса в «Форо Италико» всем стало ясно, что происки тех, кто прокладывал «болгарский след», провалились, но зато четко проявился турецкий след. Обвинитель сам попал в сложнейший лабиринт, из которого трудно найти выход. И это понятно: создать логичное обвинительное заключение при полном отсутствии доказательств участия болгарских граждан в заговоре и покушении на папу римского невозможно.
Даже западная печать не раз подчеркивала вопиющие прорехи в логических конструкциях обвинительной речи, а «болгарский след» именовала уже «так называемым в прошлом «болгарским следом», и это весьма симптоматично. С каждым заседанием суда становилось все яснее, что болгарские граждане к грязной истории с покушением на папу Иоанна Павла II не имели ни малейшего отношения. В самых различных журналистских кругах приходили к выводу, что прокурор не отказался от «акробатических упражнений с теоретическими формулами», пытаясь выдавать желаемое за действительное и исходить в своих умозаключениях из странного «правила»: что мне годно — использую, что нет — отброшу. Вместе с объективностью и истиной.
Именно на этом основании обвинитель упорно выставлял террориста-клеветника Агджу в качестве «достоверного источника», а «серых волков», уличающих во лжи своего в прошлом сообщника, называл преступниками, а это значит, что их показания недостойны внимания и не могут приниматься в расчет. А что Али Агджа, по логике Марини, не преступник? Разве не он убил турецкого журналиста и стрелял на площади Святого Петра в папу римского?
