Тина Шамрай - Заговор обезьян
Беглец и сам удивился своей фантазии. С чего бы это? Он что, и в самом деле боялся прапора энского мотострелкового полка? Разумеется, боялся. Кого он только не боялся за эти дни! Но не рано ли обрадовался? Отчего это поезд так долго стоит станции? Может, Витя как раз узнал и, не рискуя, только теперь сообщил кому надо на станции? Нет, в самом деле, почему стоим? И, не выдержав, кинулся в коридор и приник к окну — нет, на перроне всё спокойно: пассажиры… берёзы… симпатичное здание вокзала… а вот какие-то военные идут по перрону…
Но тут поезд дёрнулся, лязгнул и медленно, очень медленно сдвинулся. Поехали? Поехали! Неужели через два часа поезд прибудет в Хабаровск? И эти два долгих часа он не мог спокойно сидеть на месте и скользил по полке то к окну, то к двери и, приоткрыв её, прислушивался к вагонной жизни, а она там, за дверью, ожила, задвигалась, залопотала. По проходу сновали пассажиры, носились дети, и время от времени две маленькие одинаковые девочки в нарядных платьицах останавливались возле его купе и долго, не мигая, рассматривали. Но, стоило улыбнуться крохам, как они срывались с места и неслись в другой конец вагона. Пробежала проводница, раскачиваясь, прошёл солдат, но тут же вернулся и, втиснувшись боком в купе, смущенно забасил:
— Батя, извини, есть чего-нибудь пошамать? Мы это… квасили целую ночь, такое гулялово было… А утром аппетит напал, а хавчика ни у кого нет, всё сожрали…
Он молча протянул парню пакет, где оставалась почти нетронутой припасённая майором еда.
— О! И колбаска! — шуршал пакетом солдат и отчего-то не уходил. И тогда он спросил:
— Тебя как зовут, боец?
— Димон… Дмитрий.
— Ну, как служба, Дима?
— А ништяк! Уже хорошо… А может, и тебе, бать, принесть чего? Так я мигом! Водка-то у нас осталась, и пиво есть… этим-то мы затарились!
— Нет, нет, ничего не надо.
— Ну, тогда пойду, а то меня там это… ждут.
Солдат Дима объявился через полчаса. Он был уже не совсем трезв, но, ведомый какой-то мыслью, чётко ориентировался в чужом вагоне. Плюхнувшись на полку, солдат поставил на стол захватанную руками коричневую бутылку.
— Вот, батя! Хорошее пиво… Ты пей, у нас его много! Я это… хотел спросить. Ты же старый, ну, в возрасте, опытный, должен знать… У пацанов спросить стрёмно, да они и… — парень, качнувшись, замолчал.
— Ты говори, говори, Дима! Если смогу — отвечу.
— Тут такое дело… Бывает это… беременность… там и было только один раз, даже полраза, — засмущался сам себя солдат.
— Бывает беременность и от поцелуев. А уж если полраза! — улыбнулся он солдатской наивности.
— Пиндишь, дед, нет? Ой, извини…те! Я понимаю, это шутка такая. Но мне надо точно знать, — заглядывал парень в глаза и всё не мог поверить. — Точно? А то пишет: беременная, беременная… А от кого? Может, у ней там, блин, как в бочке огурцов было?
— Я так понимаю, девушка тебе доверила стать отцом ребёнка… Сам должен понимать… — замялся вдруг консультант. Не объяснять же парню: отвечать за последствия — есть тяжкая обязанность мужчины. Но раз парень до сих пор этого не понял этого, то уже и не объяснишь.
— Ну, может, она разводит меня? Знаете ж, какие женщины бывают? С самой Читы еду и сам, блин, не свой, — парень всё говорил и говорил. А он рассматривал его веснушчатое лицо, хитрованские жёлтые глазки, руки в царапинах и будто видел всё, что произойдёт с этим мальчишкой дальше. И с девушкой поссорится, и ребёнка не признает, и вернется домой с другой, тоже беременной… Но лучше не вглядываться в чужое, своего хватает. Но, не выдержав, спросил безразличным тоном:
— Ты что же, в Чите побывал?
— Ну! Отпуск дали!
— А почему так далеко от дома служишь?
— Так я сам попросился, когда я ещё море увидел бы? Я ж в морской пехоте! А в Чите что? Вот знакомый пацан дома служит, часть в Каштаке стоит, так ничего ж хорошего! Рассказывал, посылали их недавно искать этого беглого, слышали, недавно сбежал. Даром, что ли, Чита зовется Чикагой: миллионы в банке воруют, миллионеры по улицам бегают… Ну, тот, шизанутый, подорвался на побег, а этих искать послали. Так, говорит, ни сухпайка, ни палаток, ничего, блин, не выдали… А тут как раз задождило. Хорошо деревня близко была, так они заборы ломали, костры жгли, курей ловили… Пришлось, говорит, ротному с местными разбираться.
— Они что же, сбежавшего и не искали?
— Так он и говорит, на кой им это да ещё под дождём! Кто-то зелень, блин, получил за побег, а им, значит, бесплатно искать?
На этих словах в купе заглянула проводница и предупредила: «Подъезжаем. Хабаровск».
— А я дальше еду, в Находку. У меня ещё пересадка на Угольной. Так, значит, это…
— Не сомневайся, Дима, всё бывает, — будто защищая неизвестную ему девушку, заверил его пассажир. Боец ещё потоптался у порога и исчез, бросив напоследок: «Ну, если так, тогда ладно…»
А скоро поезд загрохотал по мосту, и мост был такой длинный, и река была такой широкой, что невольно вызвала восхищение. Надо же, какая силища! И когда показались хибары пригорода, он уже стоял в тамбуре.
В городе было не то что жарко, а как-то душно, будто перед грозой. И хотя туч не было, но в отдалении слабо погромыхивало. И на широкой площади было неуютно, как на сквозняке. Да, это не Улятуй, не Сретенск и не Могоча! Большой город — это чужое и враждебное пространство, где опасность везде и нигде. И встречают его как нигде. Вот правители вышли на пару — висят, колыхаются на билборде, предупреждают: «Во дворе злая собака».
Согласно завету майора Саенко А. А, надо как можно скорее убраться с привокзальной площади, твердил он себе, стараясь идти медленно и не косить по сторонам. А вот и патруль! Как же без патруля! Так, не дёргайся, спокойно иди прямо к милиционерам.
— Ребята, скажите, как в центр попасть? — уперся он взглядом в служивого, что был справа.
— Идете прямо, выходите к рынку, а от него хоть вправо, хоть влево — это и будет центр. Можно и на трамвае…
Он поблагодарил и отошёл, но спиной ждал окрика, топота, свиста. Нашёл тоже у кого спрашивать дорогу, у милиционера! А что, надо было подойти и попросить: «Веди, сынок, к полковнику!»? Почему нет: парень приятный — лицо розовое, воротничок чистый, взгляд ясный. Только в отделении наверняка бы удивились: «Ну, и дурак! Мог бы ещё и погулять!» Значит, погуляем? Ну да, чем дальше, тем гулять, просто гулять, превращается в основную цель побега.
Нет, в самом деле, если до центра можно дойти пешком — это замечательно. И, не переспрашивая дорогу, скоро действительно вышел к шумному торжищу и, опустив кепку на глаза, вклинился в толпу. Какое-то время он бессмысленно бродил вдоль прилавков, но скоро от шума, от тряпичной пестроты, от мельканья лиц закружилась голова. Но быстро выбраться не получилось, запутался в бесконечных рядах и, беспомощно озираясь по сторонам, на ближнем прилавке глаз зацепил коряво выведенную на картонке надпись: «Всё 100 рубль». А тут и китаянка, большая и приветливая, поманила рукой. Он показал ей на рубашки и купил целых три, а потом и тишотку, и джинсы. И ещё носки, выторговав пять, а не четыре пары на оговорённую сумму, а потом зачем-то ещё одну, перетянутую резинкой, упаковку. Тут же, за занавеской из связки ярких платков, переоделся. Теперь на нем была рубашка с коротким рукавом и новые жёсткие джинсы, всё пахло как-то технически, и было в квадратных слежавшихся складках. Ну, и чёрт с ними: пропотеет, сами собой разгладятся.
Отходил он под весёлые выкрики уже нескольких женщин, они все что-то предлагали. «Нет, нет, ничего не нужно!» И так неловко отбивался от торговок, что чуть не сбил смуглого парня, что нес коробки с товаром, и шарахнулся от торговца и рассыпал обувь с хлипких полок на противоположной стороне торгового ряда. «Ну, смотреть же надо!» — стала зло выговаривать продавщица, и, не слушая извинений, вырвала из его рук подобранные ботинки: «Воровать не получится, всё выставлено на левую ногу, понял?»
Пришлось со всех ног броситься прочь, и остановился только у большого контейнера для мусора: вот куда надо выбросить заношенную одежду! И ещё не успел отойти, как тряпки выудила нестарая ещё женщина в красной куртке с капюшоном. И как ей не жарко! Дама сочувственно подмигнула и спокойно двинулась вдоль рядов. Собственно, почему и не подмигнуть ему, как собрату. Он ведь в том изгойском круге, где обитают такие, как эта странная женщина, как вот этот старик с протянутой рукой. И, может статься, придётся опуститься ещё ниже. А куда? Он и так уже бич, так, кажется, зовут в этих краях бывших интеллигентных человеков. Это ведь так просто! Выбросить паспорт, не мыться, а кончатся деньги, питаться из контейнера с мусором и ночевать в подвалах или коллекторах. Теперь он понимает таких людей, они просто устали бороться с жизнью, впрочем, как и те, кто идёт в монахи, возвращается в тюрьмы… В тех местах жизнь упрощается до предела. Вот и у него самого завод кончается…
