Юрий Папоров - "Эль Гуахиро" - шахматист
Почти сразу же в комнату вошел Кинтана и, кисло улыбаясь, протянул руку Рамиро, но тот в ответ, не вставая, резким движением левой нанес ему удар в живот. Кинтана согнулся и от второго удара в лицо полетел на пол.
К Рамиро бросились со всех сторон, а он спокойно откинулся на спинку кресла и сказал:
— И это еще не все! Не советую тебе повстречать меня на улицах Майами, кретин! Я же тебя предупреждал… там, в лодке. Не поверил — умей рассчитываться!
Сонни стоял и улыбался, явно довольный. Насарио Сархен, видевший в Кинтане представителя соперничающей организации, тоже в душе наверняка оправдывал действия Рамиро. Но тот, кто был за старшего, побагровел и гневно спросил:
— Фернандес, зачем вы помогали Кинтане? Вы, Кинтана, идите, идите! — И, когда тот, утирая разбитый нос, закрыл за собой дверь, шеф еще строже переспросил: — Зачем вы помогали Кинтане? У вас на этот счет не было наших инструкций!
— Перед ним я себя не расшифровал. Я видел, что это свой. Он оказался в беде! Вы бы бросили своего?.. — Почувствовав, что выигрывает, Рамиро продолжил: — Уверен, мистер, что и вы помогли бы своему. Но главное, я думал: этот подонок все, как положено, честно расскажет, когда доберется сюда. А он? Возомнил себя Джеймсом Бондом, навыдумывал басен. Я полагал, был уверен — вам станет известно от него, и вы поймете, что меня пора вводить в дело. Поймете, что мне тошно там сидеть сложа руки. Два года! Вы шутите! Зачем? Я для этого не гожусь…
— Хорошо, об этом позже. Но вы ведь рисковали в операции с лейтенантом. На это у вас тоже не было инструкций!
— Он у меня в руках. Любит деньги. Я его обработал, как надо…
— Но это не входило в ваше задание! — Шеф явно стремился прижать Рамиро к стене.
— Не надо было выбрасывать меня без связи… Вы знаете, что я не могу без дела…
— Рамиро Фернандес! Задание вы не выполнили, и это отразится на вашем счете в банке! — Шеф сердито стукнул ладонью по лакированной поверхности стола.
— Мистер… не знаю, как вас там, — довольно грубо ответил Рамиро, — когда вы, наконец, поймете, что есть кубинцы, которые делают это не из-за ваших долларов? Плевал я на них! Я хочу действовать, чтобы наше «возвратимся через два месяца» не превратилось в «о возвращении забудь». А с заданием я справился. Надо было осесть? Я стал лучшим на заводе. Какого человека приобрел! Вы знаете, чего он стоит? Может быть, у вас много «окон»? Здесь меня знают — если я работаю, то действую наверняка! — Рамиро помолчал, собираясь с мыслями. — Чем считать мои деньги в банке, вы бы лучше быстрее распорядились отогнать «Манглес» к кубинским берегам. Пусть там думают, что с нами что-то случилось. А лейтенант еще пригодится…
Шеф встал, вышел из-за стола, вплотную приблизился к креслу, в котором сидел Рамиро, уставился ему в глаза, ожидая, чтобы тот поднялся. Рамиро продолжал сидеть, как изваяние.
— Ну, хорошо, Рамиро Фернандес! Мы подумаем. Сейчас идите, отдыхайте, приведите нервы в порядок. Потом поговорим и о новом задании. — Шеф достал из кармана тонкий золотой портсигар, щелкнул затвором, предложил сигарету.
Рамиро закурил и молча направился к выходу. Следом за ним вышел Фернандо.
— Ладно, чико, все утряслось. На вот, держи. — И он протянул пакет с деньгами и брелок с ключами. — Это от зеленого «шевроле», что стоит рядом с «бьюиком». Пользуйся! Поселяйся в «Гранаде» на Меридиан-авеню. Там мало кого встретишь. Номер будет оплачен. Рад тебя видеть! Потом посидим, пропустим, расскажешь, как там. Уверен, все будет о'кей! А сегодня не откладывай, сходи послушай Ольгу Гильот. Она возвращается в Мексику. Да смотри, чико, кто спросит — скажи, что живешь в Чикаго, — учтиво, с явным уважением, как бы советуя, говорил Фернандо.
К вечеру Рамиро Фернандес обзавелся всем необходимым и снял не очень дорогой, но вполне приличный номер в отеле «Гранада». За окнами виднелся Фламинго-Парк, чуть дальше просматривались пляжи Майами-Бич.
К концертному залу, где выступала знаменитая кубинская певица, жившая в иммиграции, он пришел пешком и, не понимая еще причины, почувствовал, что за два года его отсутствия Майами как-то потускнел. Даже в сверкании тех же реклам не ощущалось прежнего блеска. На улицах было меньше «кадиллаков», «паккардов», «линкольнов».
Рамиро приобрел билет с рук за тройную цену у перекупщика-кубинца. Среди публики, занявшей все места и проходы, почти не было американцев. Аплодисменты гремели после каждой песни, но как-то очень быстро обрывались. Когда Ольга Гильот спела «Кубинскую ночь», треть зала захлюпала носами. А после «Ностальгии по моей Гаване» плакали уже все. Рамиро не выдержал этого зрелища и ушел. Но, приехав в отель, он подумал, что следует отправиться в бар и там напиться, «подавляя страдания», хотя ему так хотелось, не медля ни минуты, ехать к Марте. «Нет, нужно выждать еще несколько дней. Лучше пусть они не знают о Марте!»
На следующее утро Рамиро поднялся только к ленчу. Побаливала голова, настроение было плохое, причину он хорошо знал — напился без всякого желания, в то время как ему безудержно хотелось видеть Марту. Проглотив две таблетки аспирина и выпив чашечку крепкого черного кофе, он вышел из отеля и незаметно для себя оказался на Флаглер — главной улице делового центра. Она была, как и прежде, торговой, прямой, шумной и однообразной. Те же роскошные магазины Вулворта, Бардина, Уайт-Кастел. Но продавцы почему-то не столь предупредительны. Вскоре Рамиро понял: магазины полны кубинцев-иммигрантов, которые кочуют от прилавка к стенду, от стенда к прилавку, берут в руки товар, вертят его и кладут на место. Уходя из магазина, оставляют там не более 99 центов.
Рамиро вышел на Восьмую улицу юго-запада и здесь особенно почувствовал, что к прежним запахам прибавились запахи жареной поросятины, подгоревшего масла и самых дешевых в Майами сигар. Тут он не встретил ни одного американца.
Завернув за угол, Рамиро не поверил своим глазам: сеньор Эдельберто де Каррера, бывший хозяин более десятка гаванских кинотеатров, которого так любил принимать у себя в «Делисиас» дон Карлос, перекладывал овощи на лотке, вынесенном на улицу из небольшой лавочки. Редких покупателей он неизменно встречал деланной слащавой улыбкой. Плечи его сгорбились. Достойно выглядел лишь белоснежный фартук, надетый поверх изрядно помятой гуаяберы[25] и фланелевых брюк.
Рамиро остановился чуть в стороне. Сбор информации о разложении кубинской иммиграции не входил в его задание, но Рамиро было интересно узнать новые факты. Он достал кожаный портсигар, вынул сигару «Партагас» за доллар тридцать центов. И сразу его окружили появившиеся словно из-под земли худющий продавец лотерейных билетов, коротышка, тянувший к сигаре зажигалку, — он тут же предложил услуги гида; третий пригласил сыграть в «сило»,[26] четвертый пытался засунуть в карман Рамиро визитную карточку игорного дома, пятый пообещал хороших девочек. Рамиро, не произнеся ни слова, резко повернулся и почти столкнулся с человеком, лицо которого за последние три года тирании Батисты не сходило со страниц кубинских газет и журналов. Имя его чаще произносили шепотом, а у большинства кубинцев от мысли попасть в руки Караталы, одного из главных батистовских полицейских, по телу пробегали мурашки.
Теперь Караталу трудно было узнать. Не спеша он подошел к лотку бывшего владельца кинотеатров, заискивающе, как клиент перед торговцем, которому задолжал, поздоровался с ним и стал набирать в сумку два фунта картофеля, фунт фасоли, полфунта моркови, столько же чеснока и петрушки.
Сердце Рамиро учащенно забилось, и он впервые в жизни испытал незнакомое ему доселе чувство злорадства. Он дал волю новому для него ощущению и почти бегом бросился к своему отелю, где оставил машину. Дверцу перед ним распахнул высокий седой человек в поношенной, но чистой гуаябере. Гарсия сунул ему в длинные, тщательно вымытые руки доллар, а когда сел за руль и услышал сбивающиеся на хрипоту слова благодарности: «Gracias, mister! Senor, thank you», — достал из портсигара оставшиеся там четыре сигары и отдал их ошалевшему от удачи старику.
«Неужели все это произошло за два года? Нет! Просто раньше я этого не замечал», — думал Рамиро, вылетая на Флаглер.
Опять же, не отдавая отчета в том, зачем он это делает, Рамиро повел «шевроле» в самый богатый район города — Вест-Палм-Бич. По дороге почувствовал голод и заехал в ресторан «Ла Карета».
До обеда было еще далеко, и официант, расставив перед одиноким посетителем закуски, заговорил с ним. Рамиро сказал, что он мексиканец, и в ответ получил комплимент по поводу его английской, почти без акцента речи и признание:
— А, знаете, я поначалу принял вас за кубинца. Они любят у нас бывать. — И официант стал перечислять хорошо известные Рамиро имена.
Все это были так называемые «вожди» отдельных организаций, групп и группировок «гусанос», крупные предприимчивые дельцы, большинство из которых сумели еще до революции разместить свои капиталы в США. Два года назад таких групп в Майами было более сотни.
