Лев Гурский - Спасти президента
— Нет, я про второго, который в кресле и в пижаме, — уточнил я. — Это бывший начальник Службы президентской безопасности генерал-полковник Анатолий Васильевич Сухарев.
— А этому зачем жечь наш инвалидский архив? — еще более изумился неискушенный Ваня. Заковыристая логика мировых спецслужб ему была не по зубам.
— После расскажу, Иван. — Я глянул на циферблат «командирских» часов. Шоу лорда Максвелла у ворот клиники могло закончиться в любую минуту. — Свое обещание я выполнил. Показал вам гада, как и договаривались. Налюбовались? Теперь быстрее уходите обратно тем же путем, которым мы сюда пришли. Дальше начинается моя работа. Ее я привык делать самостоятельно...
Надо признать, выдержка у Сухарева была отменной. Умел генерал-полковник владеть собой, ничего не скажешь. Умел.
Острый доктор Эрнест Эдуардович, увидев меня в дверях вместе с тяжелым пулеметом впридачу, прямо подпрыгнул от неожиданности и изменился в лице. А отставной шеф президентской СБ даже ухом не повел. Он вообще сделал вид, что беззвучные картинки на телеэкране ему интересней какого-то там вооруженного налета.
— Да как вы посмели врываться, капитан... — прокудахтал главврач. Но его кудахтанье было тихим, словно курочке-несушке нацепили респиратор. Режим есть режим.
Для усмирения главврача у меня было верное средство. Первым делом я пододвинул ногой свободное кресло, положил на его спинку ствол и нацелил оружие на окно. Авиационный пулемет уже побыл у меня ручным, теперь пусть превращается в станковый. Ручкам капитана Лаптева, знаете ли, необходим отдых. Не казенные.
— Эрнест Эдуардович, — вежливо произнес я. — У меня сейчас начнется важная беседа с вашим пациентом. Вы можете присутствовать, но не станете нам мешать. Иначе в клинике наступит конец вашей ненаглядной тишине. Гарантирую. Видите вот этот крупнокалиберный пулемет? Он сможет раздробить наипрочнейший оконный плексиглас, а уж стучит при стрельбе — как старая колхозная молотилка. Желаете убедиться?
— Не надо, — торопливо отказался человек-скальпель. — Не надо. Но, боюсь, вы не понимаете всей серьезное...
Я положил палец на спусковую скобу, и главврач смиренно заткнулся, отступая в уголок. Теперь мне уже ничего не мешало потолковать с человеком в красной бархатной пижаме.
Генерал-полковник Сухарев по-прежнему игнорировал мое присутствие и гордо отворачивался от меня к немому телеэкрану. Но от разговора со мной ему уже не отвертеться.
— Анатолий Васильевич, — миролюбиво сказал я. — Вы имеете право хранить молчание и не отвечать на мои вопросы. Пожалуйста. Тем более, у меня и нет к вам особых вопросов, кроме одного-единственного. Его я задам в конце, но сперва буду рассказывать сам. Не возражаете?
Человек в бархатной пижаме высокомерно промолчал в ответ.
— Значит, не возражаете, — сделал вывод я. — Тогда приступим... Все началось с вашей отставки, причины которой мне не слишком любопытны. У нас в Управлении ходят разные версии, но мы не станем на них отвлекаться. Президент уволил вас — значит, были у него какие-то причины. А, может, не было никаких. Может, Президент слегка погорячился или встал однажды не с той ноги. Повторяю, причины меня сейчас не волнуют. Важно следствие: генерал-полковник оказался не у дел, а его контору слили с нашей...
Не поворачиваясь ко мне, бывший начальник СБ презрительно хихикнул. Это было лучше, чем просто молчание.
— Обидно, — согласился я, — но что делать? Будь вы только Анатолием Васильевичем Сухаревым и только начальником президентской охраны, вы бы, наверное, еще смирились. Ну купили бы себе депутатский мандат, ну выпустили бы книжку мемуаров, где своего любимого Президента обложили бы четырехэтажно... Но вы ведь не только генерал-полковник Анатолий Сухарев, правильно? Вот в чем заковыка! Вы еще крутой Толян, покровитель всяких гуманитарных фондов и комитетов, наподобие Комитета инвалидов малых войн. А вот это уже серьезнее. Это не просто звездочки на погонах и генерал-полковничья зарплата, не просто премии за выслугу. Это уже настоящие деньги, и они автоматически уходят вместе с должностью, если ее обладатель спекся... Значит, надо вернуть себе должность. То есть вернуть расположение Президента. Но как? Верно: доказать свою незаменимость. Естественно, за чужой счет.
Я провел ногтем по рифленому боку ствольной коробки, вызвав негромкий зудящий звук.
— Вы поступили очень хитро, — сказал я. — Сразу после отставки вы симулировали нервное расстройство и укрылись в полузакрытой полугосударственной клинике, у доброго доктора Эрнеста Эдуардовича...
При этих словах человек-скальпель сделал слабую попытку выдвинуться из своего угла. Я молча показал ему пулеметный патрон, и главврач туг же задвинулся обратно.
— Я точно не знаю, — продолжал я, — как вы отыскали Игоря Исаева. Наверное, через инвалидский Комитет Германа Семеныча, или, скорее всего, вы его присмотрели еще в этой клинике, где контуженный парень занимал койку в бесплатной палате... Не в такой, конечно, как у вас. В самой обычной многоместной палате. Как правило, Эрнест Эдуардович никому не выдает личных дел своих пациентов, но для такого дорогого клиента он, я думаю, сделал исключение... Дальше все элементарно. У одинокого парня после выписки из больницы объявляется невидимый друг, — я показал на телефонный аппарат, который выглядывал из-под ампирного кресла. — А у вас — готовый исполнитель, которого легко задействовать в вашем плане... Умно придумано?
Все так же, не поворачиваясь ко мне, Сухарев удовлетворенно хихикнул.
— Умно, — подтвердил я. — И весьма профессионально. Люди нашей с вами специальности умеют использовать других людей втемную. Думаю, идею написать письмо Президенту вы ему подсказали сами, но сделали это так, чтобы он считал ее своей. Игорек Исаев был не великим грамотеем, и вы это тоже учли. Вы знали порядок прохождения почты. Вы знали, что безграмотное послание «Мстителя» попадет генералу Голубеву, а от него — Главе Администрации Президента. Психологически все было рассчитано безупречно, до миллиметра: Железный Болек как бывший учитель чистописания наверняка и сам похерит письмо с такими глупыми ошибками, с неуместной строчкой из Пушкина, — и нашему генералу присоветует. Это даст вам потом лишние козыри против Болека и Голубева. Если что случится, они окажутся крайними — прошляпили. А вы в стороне...
Генерал-полковник с издевкою хихикнул. Он по-прежнему не удостаивал взглядом своего обличителя. Это было несправедливо.
— План ваш слегка подпортил некий капитан Лаптев, — напомнил я Сухареву о собственных заслугах. — Я все-таки поверил угрозам «Мстителя» и начал его искать. Но я-то работал в одиночку, а против меня работали многие бывшие ваши орлы, которые скучали на Лубянке и тоже надеялись увидеть прежнего шефа на прежнем месте. Вы пустили по моему следу полный «мерседес» ваших джигитов. А потом, заметая следы Исаева, велели своим взорвать здание федотовского Комитета вместе с его архивом и директором, кое-что знавшим про Толяна. Герман Семеныч хотел мне рассказать про вас, но не успел...
Если Сухарев своим упорным хихиканьем хотел меня позлить, то зря старался. Я еще не потерял самообладания.
— Ваша затея почти удалась, — признал я. — Если бы Президент сегодня приехал голосовать в Крылатское, то ваши эсбэшные кадры могли переплюнуть наших эфэсбэшных, задержав террориста своими силами буквально за минуту до покушения. Глава государства лично бы осознал свою ошибку и, может быть, вернул вас в строй... Одного я абсолютно не понимаю, генерал-полковник. Зачем вы допустили этот взрыв? Почему не дали своим отбой, хоть в последний момент? Не могли же вы заранее знать, что Президента там не будет? Вам ведь требовалось спасти Президента, а не убивать его...
Сухарев ответил мне новой порцией своего хихиканья — совсем уж ни к селу, ни к городу.
— Анатолий Васильевич, — укоризненно произнес я, — может быть, хватит разводить детский сад? Надоело. Умейте же проигрывать...
Впервые за весь разговор генерал-полковник повернул ко мне свое лицо. О Господи! Я вдруг вблизи увидел слюнявый рот идиота и ни одного проблеска мысли в глазах. Ни малейшего!
Я похолодел. С самого начала генерал-полковник не слушал, да и не слышал меня. Его смех, в котором мне мерещились презрение или издевка, на самом деле оказался младенческим смехом дебила. Арестовывать Сухарева в таком виде не имело смысла.
— Говорил же я вам... — тихо вякнул из своего угла Эрнест Эдуардович.
Гнев мой немедленно обратился на главврача этого кукушкиного гнезда. Пальцы мои сами обняли рукоятку пулемета.
— Что вы с ним сделали? — угрожающе спросил я. — Чем вы его тут успели напичкать? Отвечайте!
— Ничего я не сделал... — В голосе человека-скальпеля прозвучало искреннее уныние. Или очень похожее на искреннее. — Я вам пытался объяснить, но вы так наседали со своей пушкой...
