Лев Гурский - Спасти президента
По дороге от станции метро «Коломенская» мне попалось штук пять нормальных почтовых ящиков, не таких древних и притом развешанных в обитаемых местах. Здесь же царило унылое марсианское безлюдье. На возможность разумной жизни намекал только старый асфальтовый каток, который оставили гнить в двух шагах от столба. Хотя нет, метрах в тридцати отсюда еще подпирал небо не менее дряхлый подъемный кран. Кран уже здорово накренился, на манер Пизанской башни. Много лет назад здесь, очевидно, планировалась постройка чего-то масштабного — может быть, стадиона или универсама. Ящик для писем был приколочен к столбу заранее, авансом. Но затем планы поменялись, и все быстро заглохло, покрываясь ржавчиной, зарастая травой. Мэрии теперь выгоднее обустраивать центр, а не возиться с окраиной, где даже свежий памятник Георгию Победоносцу работы Захара Сиротинина воздвигать нет никакого удовольствия. Святой Георгий, покровитель мэра, предпочитает у нас шинковать дракона при большом скоплении свидетелей. А тут — штиль, «мертвая зона», бесперспективный район. И чем дальше от метро, тем бесперспективнее. В жизни бы не подумал, что найдется олух, который нарочно преодолеет пустырь, доберется до здешнего музейного экспоната с надписью «ПОЧТА» и доверит ему свое послание.
Однако именно в этот железный гробик и легло злополучное письмо Президенту. Мне выпала пустяковая работенка — обнаружить автора письма...
Час назад, после беседы с генералом Голубевым, я вернулся в свой кабинет и добросовестно стал исполнять генеральский приказ: вытащил из сейфа документы и опять разобрался с принцем Хатангой. Потом снова прошелся по всем связям Данилова-Заточника, разобрался и с ними. Поскольку все было давно проверено-перепроверено, подписано-подшито, оба дела заняли у меня в общей сложности минут шесть. Еще минуты четыре я пил кофе и курил, глядя в окно и размышляя о тяготах чекистской службы. Когда наконец от сигареты остался один фильтр, а от кофе в чашке — осадок на дне, я счел, что мой рабочий день досрочно завершен. Можно посвятить свободное время любимому хобби.
Я вернул на стол один листок из папки и принялся накручивать телефонный диск моего древнего аппарата. У каждого свои увлечения. Одни любят коллекционировать зажигалки, другие обожают бильярд, преферанс и видео, а вот капитан Лаптев на досуге отдает предпочтение шарадам и кроссвордам, вроде дела «Мстителя». Спортивный интерес в свободное время у нас ненаказуем. Максимум, на что тянет мое хобби, — это легкое дисциплинарное взыскание за личные разговоры по казенному телефону. Ну так я ведь не по межгороду звоню, убытков казне чуть-чуть.
Номер эксперта-графолога не отвечал. Возможно, маэстро тоже устроил себе сокращенный рабочий день или внезапно ушел в запой, позабыв о моей просьбе. Вообще-то я обращался к нему скорее по инерции, чем по убеждению. Я давно подозревал, что его графология — близкая родственница астрологии, типичная лженаука. Сколько ни рассматривай через лупу завитушку в букве «щ», по ней никогда не вычислишь фамилии и домашнего адреса подозреваемого. Если бы маэстро когда-нибудь определил по почерку пусть не адрес, но хотя бы возраст автора послания, я бы согласился уверовать в чудо. Но чудесами наш спец никого не баловал. Обычно он выдавал, многократно оговариваясь, психологический портрет написавшего, и тот напоминал старинную игру в «барыню»: «да» и «нет» не говорите, черного с белым не берите. Почерка менялись, портреты же оставались одинаково обтекаемыми. «С одной стороны...», «С другой стороны...», «Можно высказать осторожное предположение...». Словом, ничего определенного. Попробуйте-ка отыскать человека, у которого среди особых примет — два глаза, нос и пара ушей.
Так и не дозвонившись до графолога, я набрал номер своего друга Сережи Некрасова. Главного криминалиста МУРа тоже на месте не оказалось. «Выехал на труп», — сообщил мне загробный голос. В переводе с милицейского на русский это означало, что произошла очередная заказуха и жертва теперь остро нуждается в Сереже. Почему-то покойникам побогаче требовалось внимание только лучшего эксперта с Петровки. Словно бы убитые, загодя оплатив услуги криминалистов, получали право на более качественный сервис. Конечно, мертвому уже все равно, кто пинцетом подберет с асфальта гильзы от «ТТ» и засунет их в целлофановый пакет — молоденький муровский стажер или доктор наук, светило всероссийского масштаба. Но светило здесь выглядит не в пример солиднее. Это нужно не мертвым, это нужно живым.
По закону подлости все неудачи обязаны цепляться одна за другую. Я позвонил на Главпочтамт, в центральный сортировочный пункт, уже почти уверенный: и тут будет осечка. Трубку взял какой-то ворчливый старикан, сперва заявивший, что у них тут подразделение Министерства связи, а не справочное бюро, и если господин хороший хочет получить справку, то пусть он, как все нормальные люди... Не дожидаясь инструкций, что должны делать все нормальные люди, я железным тоном разъяснил, какое ведомство я, в свою очередь, представляю. Старикан сразу присмирел и без всяких выкрутасов продиктовал номер их филиала в Юго-Восточном округе столицы, куда мне и надлежало обращаться. Я заготовил побольше металла в голосе, набирая номер, однако грозные интонации не пригодились. Молоденькая дама с Юго-Востока оказалась сама любезность и с ходу обрадовала меня приятным известием.
Оказывается, мне повезло. Я даже не сразу понял, до какой степени. По штемпелю на конверте можно определить совсем немного — дату, примерное время и район, где опущено письмо. Однако в то утро все сложилось на удивление удачно. Во-первых, «Мститель» не потрудился указать индекс, отчего его послание со свистом вылетело из сортировального аппарата и сразу попало в цех ручной обработки. Во-вторых, корреспонденции было совсем мало, потому-то обработчице конверт запомнился. Не так уж часто граждане сегодня пишут в Кремль, а когда и пишут, стараются послать свое письмо заказным, с уведомлением, не доверяя сомнительному ящику у черта на куличках...
— И что было потом? — спросил я.
— А ничего, — жизнерадостно ответила дама с Юго-Востока. — Обработали и отправили... Вам же и отправили, — добавила моя собеседница, снизив голос до интимного полушепота. У нашей конторы с почтовиками было несколько общих секретиков. Дама намекала на один из них: все письма, бандероли, посылки, адресованные Президенту или членам правительства, сперва попадали к нам, в экспедицию-Б, и лишь после проверки передавались по назначению. Контроль за обычными письмами ужесточен был еще за год до американской истерики с белым порошком. Просто несколько лет назад какой-то наш кретин насовал в конверт маленьких скорпиончиков. Страна только что пережила очередное повышение коммунальных цен, поэтому скорпиончики предназначались лично вице-премьеру, курирующему ЖКХ. Пока ядовитое послание допутешествовало до Москвы, насекомые успели сдохнуть, но тем не менее нашему генералу Голубеву потом крепко вломили на закрытом заседании Кабинета министров. Шеф никогда не распространялся о подробностях порки. Зато всем нам, попавшим под горячую генеральскую руку после заседания, эти дохлые букашки из конверта еще долго являлись в страшных снах.
— Что ж, спасибо за помощь, — скупо поблагодарил я даму из Юго-Восточного филиала и уже собирался сказать «До свидания». По счастью, в последний момент меня осенило. Черт возьми! Из-за воспоминаний о насекомых минувших лет я едва не забыл о деле. — Одну минутку! — поспешно сказал я.
— Слушаю вас, — с надеждой откликнулась дама-сортировщица. Возможно, она решила, что капитан с Лубянки сейчас пожелает разделить между Минсвязью и ФСБ еще какой-нибудь профессиональный секрет. Как будто мало тех, что у нас уже есть.
— Вот вы упоминали ящик у черта на куличках, — заторопился я, боясь снова упустить мысль. — Вы что, имели в виду конкретный почтовый ящик?
— Ну да, — с некоторым разочарованием ответила моя собеседница. — Самый что ни на есть. Доезжаете до станции «Коломенская», потом пешком...
Не прошло и часа, как я уже ходил вокруг того самого столба с подвешенным железным коробом — когда-то синего, а теперь неопределенного цвета. Ходил и пытался вообразить себя «Мстителем». Вот я пробираюсь сюда со стороны девятиэтажек... или выныриваю из Москвы-реки в водолазном костюме... или прыгаю с парашютом с пролетающего мимо дирижабля... В общем, как-то оказываюсь на холмике возле почтового ящика, достаю письмо и ме-е-е-едленно опускаю его в прорезь. Или быстро? Нет, быстро не получится из-за ржавого козырька. Готово, пропихнул. Мои угрозы ушли в Кремль. Пустые эти угрозы или нет — вопрос другой, но вот зачем избран такой нелепый путь? Левой рукой чесать за правым ухом — и то значительно удобнее.
Версия первая. «Мститель» сделал это за-ради конспирации. В людных местах полно свидетелей, а тут хоть целый день броди, живой души не увидишь. Кинул письмецо — и смылся. Есть в этом логика? Есть. Но глупая. Так рассуждать можно только под великим градусом либо накурившись дури по самые уши. Ведь гораздо безопаснее тихо приехать в центр города и бросить свою весточку в ящик на Тверской или на Арбате. Сотни людей вокруг, никто и внимания не обратит.
