Миклош Сабо - Тихая война
— Писарем работать можешь?
— Так точно.
— Где служишь? Должность?
Мне ничего не оставалось, как ответить на оба вопроса.
— Значит, ты умеешь печатать на машинке.
Я вздохнул с облегчением. Если его занимает вопрос машинописи, едва ли у него худое на уме.
— Прекрасно! — Он хлопнул меня по плечу. — Именно такой человек мне и нужен. Пойдем со мной, я дам письмо к твоему начальнику с просьбой о твоем переводе.
Письмо, которое я получил от поручика, было поистине удивительным. В левом верхнем углу белоснежного листа красовался двойной крест, в правом — герб Пронаи. Текст был напечатан без единой ошибки. Я был почти счастлив и уверовал в то, что судьба поспешила ко мне на помощь, что теперь я смогу без всяких препятствий приступить к выполнению полученного мною задания.
На другой день я явился в канцелярию штабной роты и протянул письмо дежурному фельдфебелю. Дежурный взял его, прочитал и вернул мне обратно, в мгновение ока разрушив все мои надежды.
— Согласно приказу его светлости министра обороны и начальника генерального штаба ваша просьба о переводе выполнена быть не может! Вы свободны!
Когда я вышел из канцелярии, у меня, наверное, был вид лунатика. Я собрался уже отправиться на свой пост на проходной, но меня остановил знакомый унтер-офицер, служивший писарем в канцелярии роты:
— Эй, паренек, погоди! Покажи-ка мне твою бумагу.
Я протянул ему письмо. «Пусть читает, если интересно. Теперь уже все равно…»
— С тебя стакан палинки, коллега. Я дам тебе один шанс! — Он весело рассмеялся и хлопнул меня по плечу с силой, которую трудно было ожидать от этого длинного, но щуплого парня. — Отправляйся прямехонько к господину капитану. Щелкни каблуками так, чтобы кирпичная стена зашаталась, а потом без всяких объяснений вручи ему это письмо.
— Ты что, рехнулся?!
Вопрос мой имел основания — ни один солдат или унтер-офицер никогда не посмел бы явиться в кабинет командира роты по собственной инициативе. А если они являлись туда по вызову, то сам господь бог не спасал их от разноса господина капитана.
— Осел ты, коллега, вот ты кто! — Это была его любимая присказка. — Вот увидишь, господин капитан Шала, получив письмо с гербом Пронаи, еще тебя и в щечку поцелует. Ступай, не бойся!
Выбора у меня не было, и я решился, последовав его совету, войти в логово хищника.
Капитан авиации Шала оказался маленьким, тщедушным человечком. Без офицерского мундира и щегольской фуражки с кокардой он походил бы скорее на серую мышь, чем на хищника. Его видели чаще пьяным, чем трезвым, но грубость по отношению к солдатам, громогласная ругань и град взысканий, которыми он щедро осыпал и правых, и виноватых, снискали ему дурную славу. Все боялись его как огня.
Когда я, постучав в дверь и получив разрешение войти, появился на пороге, он уставился на меня, словно видел перед собой в приступе белой горячки не человека, а зеленого слона.
Мне не оставалось ничего другого, как последовать совету ротного писаря. Я вытянулся, отчаянно щелкнул каблуками и отчеканил:
— Господин капитан! Унтер-офицер Миклош Сабо! Покорнейше прошу разрешения передать вам письмо… от господина Пронаи!
Не сводя с меня остановившегося взгляда, он подошел, выхватил из моих рук бумагу и пробежал ее глазами. Лицо его прояснилось. Хищник улыбался!
— Гляди-ка! Я и не знал, что у меня служит такой бравый парень! Ступай в канцелярию и доложи старшему писарю, что я тебя отпускаю!
После того как я отдал честь и лихо повернулся кругом, он бросил мне вдогонку:
— Личное оружие оставь при себе! Я дарю тебе его для борьбы с большевиками!
Час спустя (за это время я успел сбегать к себе на квартиру и переодеться) я превратился в законно откомандированного в штаб Пронаи сотрудника.
Мой новый начальник, поручик в золотом пенсне, встретил меня с нескрываемой радостью. Оглядев мое цивильное платье, он протянул мне руку и (тут я впервые услышал его имя) представился:
— Доктор Бела Олах, сервус! — Заметив мое смущение, он с улыбкой добавил: — Можешь смело говорить мне «ты»! Ведь теперь мы будем работать вместе…
Оказалось, что поручик Бела Олах занимает должность начальника интендантской службы в отряде Пронаи и ведает всем хозяйственным обеспечением штаба. Таким образом, я оказался в непосредственной близости от очага адской кухни, как того и хотели мои шефы.
Доктор Олах представил меня как своего помощника всем сотрудникам штаба, и прежде всего поручику Секерешу, начальнику контрразведки. Я помнил предупреждение Мико об этом человеке как о самой опасной бестии, которой следует опасаться. Правда, пожимая руку контрразведчику, я испытывал не страх, а скорее любопытство, смешанное с тревогой.
Двери вдруг распахнулись, и в салон вошел сам подполковник Пронаи, лорд Баден-Поувел, повелитель бойскаутов, знаменитый охотник на африканских львов и беспощадный террорист. Смесь всех этих титулов и качеств столь странным образом отражалась в наружности этого грузного, с высохшим лицом, старика, что я с трудом подавил улыбку. На голове его криво сидела широкополая бурская шляпа с длинным, торчащим кверху пером, плечи облегал френч, перекрещенный двумя патронташами, а на широченном альпийском ремне висел внушительных размеров револьвер в кобуре.
Несмотря на опереточную внешность, это был тот самый Пронаи, носитель архиреакционного, так называемого сегедского духа, главный квартирмейстер адмирала Хорти и главный палач, участник множества кровавых расправ 1919 года.
Пронаи не обратил на меня никакого внимания, что, впрочем, отнюдь не огорчило меня. Он обратился к моему новому начальнику и сказал, чтобы тот поторопился побыстрее достать кожу для нового реглана.
После этой короткой, но выразительной сценки доктор Олах выправил мне документ. Удостоверение, полученное мною, гласило, что унтер-офицер-юнкер Миклош Сабо имеет право свободного передвижения по городу как уполномоченный по заготовкам отряда Пронаи.
Я обратил внимание начальника на то, что мои данные в удостоверении не соответствуют действительности. Поручик рассмеялся в ответ:
— Ай-ай, Миклошка! — Впоследствии он всегда называл меня этим ласкательным именем. — Неужели ты не понимаешь, что тот, кто действует от имени и по поручению его высокоблагородия господина подполковника Пронаи, должен быть по меньшей мере юнкером? Считай, что тебя повысили в звании.
Встретившись с Золтаном Мико, я подробно рассказал ему о том, что произошло со мной за это время.
Мико подумал немного, а затем сказал:
— Бела Олах мой земляк, я знаю его с детских лет. Храбрый, заслуженный боевой офицер. К тому же умен. Я уверен, он давно уже понял, что нацистская Германия проиграла войну… — Оборвав себя на полуслове, он спросил о другом: — Как тебе понравился Чохани?
— Я встречался с ним только один раз. Пока мне нечего о нем сказать.
— Во всех делах, касающихся батальона Гергеи, ты можешь смело на него рассчитывать. И ни на кого больше!
Дудаш реагировал на мой доклад несколько иначе. Повертев в руках мое удостоверение, он хрипло захохотал. Затем принялся инструктировать меня о том, как извлечь пользу в стане Пронаи из моей новой должности «снабженца-заготовителя».
— Крышка от котелка с мясом находится в твоих руках. Это же банда грабителей! — поучал он меня. — Твой доктор Олах наверняка ловкая бестия и знает, где что достать. С его помощью эти люди имеют доступ к равным дефицитным продуктам. А поскольку вы с доктором заботитесь об их личном благополучии, то они очень скоро привыкнут к тебе и допустят в свой круг. Тогда ты сможешь бывать повсюду и услышишь много интересного. Должность превосходная, ничего не скажешь!
Шандора Салаи тревожили иные заботы — прежде всего он думал о наших людях, находившихся в отряде Пронаи. На первых порах внедрение проходило без помех, а группы сопротивления получили надежное прикрытие.
— По мере сил поддерживай группу Репаи, а также ребят в батальоне Гергеи, — напомнил мне Салаи. — Они рискуют жизнью, не забывай этого. Например, Золи Сепеши, ты его знаешь, он слишком многим рискует.
Золтан Сепеши!
Сколько раз за минувшие десятилетия вспоминал я этого человека, столь похожего внешностью, характером и темпераментом на бессмертного Шандора Петефи! В 1941 и 1942 годах он руководил кружком молодых рабочих, ставших членами «Национального союза молодежи», рассказывал о борьбе венгров за свободу просто и понятно, но с какой ненавистью к гитлеровской Германии, с каким пламенным патриотизмом!
Судьба распорядилась так, что мы работали с ним рядом, рука об руку, плечом к плечу. Он находился в те дни на проспекте Сенткирай, в батальоне, я — в логове Пронаи, на улице Каплони. Мы шли к единой цели разными путями. И кто бы мог подумать, что этот храбрый борец сопротивления и великолепный товарищ спустя несколько месяцев погибнет в самом расцвете молодости! И сколько еще таких, как он…
