Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

– Боже мой, я видела орла несколько недель назад на туристической тропе в Гетлинберге!

– Лейтон говорит, вы хотели спросить меня о чем-то конкретном.

Повисает молчание. Боюсь, они слышат мое дыхание.

– Его пикап нашли в ущелье только через два дня. – Ну наконец-то женщина. В голосе появляется сталь. – Я хочу знать, не солгали ли мне в морге по доброте душевной, сказав, что он умер мгновенно. Было ли ему больно. Мне без конца снится, что он зовет меня.

– Он умер мгновенно. – Ответ моей матери однозначен. – Врезался в первое дерево и, даже не успев перевернуться, вознесся на небеса.

Это неправда. Я слышу, как Лейтон стонет среди деревьев.

Всхлипы женщины сменяются облегченным вздохом. Я ощущаю, как ее чувство вины проносится мимо, просачивается в щель подвальной двери, вырывается в открытое кухонное окно и взмывает к орлам и выше облаков.

Скрип отодвигаемого стула. Бридж хватает меня за руку, тянет за собой. Я знаю, что мама сжимает ее в объятиях – женщину, которую я не могу видеть.

Возможно, в то мгновение, когда я услышала, как мама лжет, я любила ее сильнее, чем когда-либо.

Бридж дергает меня вверх. Тащит через кухонную дверь, пока я спотыкаюсь о тысячу иголок, нога затекла.

– Своей авантюрой мама нас погубит. – Бридж злится. Она уже тащит меня по коридору. – Социальная служба приедет и заберет нас.

Я понимаю, Бридж хочет, чтобы я пришла в ужас оттого, что мама тайно делает в подвале свой маленький экстрасенсорный бизнес. Но когда Бридж разбудила меня, я решила, мы найдем чего похуже. Не знаю, что именно. Похуже.

Что-то не в порядке с этим домом. Слова мамы, сказанные вечером, не дают мне спокойно спать. А теперь Бридж со своей бомбой: социальная служба придет и заберет нас.

Бридж настаивает, чтобы мы сняли с себя все, постирали одежду в ванной и повесили ее в шкаф. Зайдя в мою спальню, она делает вид, будто собирается меня уложить. Она разглаживает на простыне каждую складочку – игра, в которой простыня неизменно побеждает. На месте старой складки образуются три новые. Разглаживание простыни заменяет Бридж стук в стену.

– Мама помогла той тете перестать грустить, – говорю я тихо.

– Да ладно тебе. Синий? Вся Земля синяя.

Я наблюдаю, как Бридж, словно бурундук, обкусывает ноготь большого пальца, покрытый розовым лаком.

– Только семьдесят один процент, – возражаю я, не в силах сдержаться.

– Что?

– Только семьдесят один процент Земли состоит из воды. А небо и океан – они вовсе не синие. Они просто кажутся такими, потому что воздух и вода хуже рассеивают желтый и красный. На самом деле мы видим синий свет Солнца.

– Не знаю, кто из вас двоих больше сводит меня с ума. – В голосе Бридж тихая ярость.

– Мы же не уверены, что мама… берет деньги, – возражаю я. – Вот тогда это было бы незаконно.

– Вив, я тебя умоляю.

Капля падает мне на руку. Мне хочется, чтобы Бридж нашла в себе силы не разреветься.

– Может быть, никто не догадывается, что эти люди сюда приходят, – разумно предполагаю я. – Может быть, люди хотят сохранить это в тайне между мамой и своими покойниками. – В темноте я привстаю, чтобы обнять ее, в последнее время это случается нечасто.

– Хватит одного недовольного, чтобы посадить маму в тюрьму, – говорит Бридж, отрывая мои руки от своей шеи. – И что тогда?

Снаружи автомобиль той женщины начинает пыхтеть. Свет передних фар скользит по стене, на мгновение высвечивая лицо Бридж – тушь растеклась, по щекам катятся черные слезы.

Я отчаянно хочу ей помочь, объяснить, что мама была добра к той тете.

Но Бридж непременно спросит, откуда я знаю, что ее сын прожил достаточно долго после того, как его пикап врезался в сосны и рухнул на лесную подстилку.

Достаточно долго, чтобы Лейтон пожалел о ссоре с матерью перед тем, как выйти из дома. Достаточно долго, чтобы позвать ее.

Достаточно долго.

– Завтра выясним, почему так воняет из вентиляционного отверстия между комнатами, – внезапно говорит Бридж. – Я не остановлюсь, даже если придется сломать стену.

Перед рассветом. Бридж за главную. Я словно сонная муха. Мы лежим на животе, всматриваясь в вентиляционное отверстие. Я принесла из кухни оливковое масло, и Бридж занята тем, что смазывает неподдающиеся винты.

Одной рукой я держу фонарик, другой зажимаю нос. Из отверстия доносится тошнотворный сладковатый запах. От ковра смердит бактериями всех предыдущих арендаторов.

Дешевле ковра наш хозяин не нашел – толщиной в четверть дюйма, грубый, как канат. На коже моих костлявых локтей уже отпечатались сетчатые следы. Я дважды обдирала колени об этот ковер, и ни разу – о подъездную дорожку.

Часы на прикроватном столике Бридж показывают 6:14. После похода в подвал мне удалось поспать всего три часа. И два остается до встречи с миссис Аллен, учительницей естествознания, которая позвонила маме и пожаловалась на тормоза. Эта встреча кажется мне куда важнее какого-то вентиляционного отверстия.

Меня мучают сомнения, говорить ли миссис Аллен, что в тормозах покопался ее муж. Она плохая учительница – ни шагу в сторону от учебника. А если когда-нибудь и смотрела на небо, то для того, чтобы увидеть дождь или Вознесение. Но я не желаю ей смерти.

– Почему мы не можем сделать это вечером? – ною я, когда Бридж снова вставляет отвертку. – Мама велела побрызгать туда освежителем воздуха.

– Думаешь, я не пыталась? Она говорит, во всех старых домах воняет, отверстие проржавело, и, расковыривая штукатурку, я его сломаю. Сказала, чтобы спала на веранде, если меня беспокоит запах.

Голос у Бридж надтреснутый, и чем больше она говорит, тем он выше, как у певицы с ларингитом, которая пытается спеть восходящую гамму.

– Она не хочет, чтобы я портила чужое имущество. Сказала… возможно, мы не задержимся тут надолго. Как всегда.

Последние слова она произносит почти шепотом.

Сейчас я не могу об этом думать – снова переезжать, ради чего.

– Ее будильник зазвонит через пятнадцать минут, – предупреждаю я Бридж.

– Винты уже вращаются.

– А все Вивви, палочка-выручалочка, – говорю я, закручивая крышку на бутылке оливкового масла.

Бридж дергает за решетку, которая выскакивает из стены в облаке пыли и штукатурки. Я вижу несколько тараканов кверху брюхом. Сквозь отверстие пробивается свет моего голубого ночника.

Бридж разворачивает ко мне лицо, теперь оно всего в нескольких дюймах от моего. Я знаю этот взгляд наизусть. Вставь ручку в торговый автомат. Распутай мое ожерелье своими тонкими пальчиками. Сунь свою костлявую ладошку под диван – я только что уронила туда ручку.

– Ничего не чувствую, – заявляю я твердо.

– Твоя рука гораздо меньше моей. И у тебя нет ногтей.

– Сказала же – не буду.

– Какой же ты ребенок. Давай сюда фонарик.

Она поднимает с пола спортивный носок и надевает на руку, как марионетку. Направляет луч фонарика внутрь стены.

– Я что-то вижу.

Ее запястье исчезает в стене. Затем локоть.

Инстинкт ничего мне не подсказывает.

Челюсть Бридж отвисает, как будто сестру подстрелили. Когда она выдергивает руку из стены, на ладони сморщенная кожа и кости, в которых с трудом угадывается крысиный скелет.

Бридж сгибается пополам, ее тошнит.

С тех пор как однажды Бридж столкнулась с крысой нос к носу в собственной постели в нашем предыдущем доме, она их ненавидит. Хотя мама сказала ей, что она родилась в полночь – в Час Крысы, согласно китайской астрологии. И что эта встреча сулит счастье.

Я подхватываю трупик первой тряпкой, попавшейся под руку, и мчусь на кухню, где выбрасываю тряпку в помойное ведро поверх остатков вчерашних спагетти.

На самом деле крыса – не самое страшное. Когда я опускаю глаза, чтобы завязать пакет, то понимаю, что второпях схватила любимую футболку Бридж. Теперь она пропиталась крысиными потрохами и грибным соусом, почти неотличимыми друг от друга. После секундного колебания я затягиваю узел как можно туже и выбрасываю пакет в заднюю дверь.