Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

Николетт Соломон замуровала дочь в стену? Убийство было случайным? Или намеренным?

Техасские рейнджеры прибыли со своими кувалдами и лучшими поисковыми собаками.

Под детской кроваткой они нашли розовый бант с пятнами крови, происхождение которых Николетт – но не врач – объяснила тем, что Лиззи ударилась головой, когда лазила по игровому комплексу в ближайшем парке.

Супруги утверждали, что дело в мешках с известковой мукой, которые лежали в подвале для устранения неприятного запаха: в течение двадцати лет, пока дом пустовал, подвал облюбовали кошки.

Было доказано, что телефонный звонок, ради которого Николетт вышла из кухни, был исходящим, а не входящим и адресовался ее двадцатичетырехлетнему клиенту, звезде родео, владельцу ранчо в две тысячи акров, на которых можно зарыть труп. Сообщения, которыми эти двое обменивались, доказывали, что у них роман.

Николетт Соломон осудили год спустя. Тело девочки так и не нашли. Косвенные улики включали детсадовский рисунок Лиззи, который мог изображать кровавую драку между родителями, а мог – тарелку спагетти с томатным соусом. А еще показания подруг, которые утверждали, что за две недели до исчезновения Лиззи Николетт после двух бутылок вина пожаловалась, что поспешила с замужеством и рождением ребенка.

На вторую годовщину исчезновения дочери муж Николетт вошел в покинутый им особняк и попытался повеситься на перилах, которые обломились и тем самым спасли ему жизнь.

Слишком много подробностей.

Я усиливаю фокусировку. Шары взмывают в облака, толпа расходится. Мужчина протискивается между сгорбленной пожилой женщиной в платье в розовый цветочек и репортером, который тычет микрофоном ей в лицо.

Язык его тела прост: «Убери это немедленно».

Возможно, заботливый сын. Или угодливый мэр, который цепляется за все еще числящуюся пропавшей Лиззи ради политических амбиций. Мужчина поворачивает голову. Его глаза, словно пули, пронзают меня навылет, хотя я знаю, что на таком расстоянии видеть меня он не может. Я опускаю бинокль.

Не сын. И не мэр. Джесс Шарп – коп, который не верит в чувства. Я бы заметила его еще раньше, но он сменил образ бравого ковбоя на образ биржевого брокера, который удивительным образом ему к лицу. Бежевые брюки, голубая рубашка с воротничком, стильный галстук в зелено-голубую полоску. Только ботинки остались прежними.

Я медленно поднимаю бинокль. Он придерживает пожилую женщину за талию, провожая ее к «бьюику» конфетно-розового оттенка. Помогает ей забраться на водительское сиденье, прежде чем исчезнуть за деревьями, где, вероятно, припарковался.

Я не сразу решаюсь пересечь кладбище, но за двадцать минут ожидания единственными человеческими существами в поле моего зрения оказываются два землекопа, которые возятся в дальнем углу.

На удивление, надгробие Элизабет Рэй Соломон поражает простотой.

Ни выгравированного ангела, ни слов из Библии.

Никаких дат, даже даты рождения.

Только имя.

И четыре слова.

Не здесь, но везде.

Я опускаюсь на колени, рюкзак соскальзывает с плеча и грохается о землю. Я шарю внутри в поисках подходящего инструмента для копания, пусть будет отвертка.

Приподнимаю небольшой кусок дерна у основания могильного камня, прежде чем расстегнуть серебряную заколку, которая собирает мои волосы в длинный тугой хвост. На заколке в форме полумесяца изящная гравировка: «Вивви». Это подарок мамы. Она решила, что полумесяц – мой символ, после того как я схватила полосатого гремучника, нацелившегося на Бридж, которая беззаботно грелась на солнышке в бикини в розово-голубую полосу, и швырнула его через двор. Змея оставила у меня на руке глубокий укус в форме полумесяца. Мне было четырнадцать, но шрам так и не сошел.

Горячий ветер заставляет травы трепетать. Заставляет трепетать меня. Мама здесь. Ее могила, еще в форме холмика красной земли, в тысяче ярдов отсюда. Осознав, что Лиззи похоронена на том же кладбище, где чуть больше недели назад я стояла рядом с сестрой, а черный костюм Майка выделялся на фоне голубого неба, я чуть было не отказалась от дела.

Я опускаю полумесяц в ямку. В заколке застряли волосы. В волосах огромная сила, поэтому я их оставляю. Когда-то женщины хоронили прядь волос вместе с умершими возлюбленными. Мать любила говорить, что она видит будущее в пряди волос задолго до того, как ДНК найдет убийцу в пчелином улье сайта родословных.

Я утрамбовываю дерн, чтобы выглядел нетронутым.

Это скорее обмен, чем подарок. Своего рода признание Лиззи, что в участке я вытащила ее заколку из пакета с доказательствами и сунула в карман. Я аккуратно отцепила заколку от розовой ткани и убрала бант обратно в пакет, надеясь, что Майк не заметит. Решила, что ДНК, которое можно выделить из пятен крови, все еще там.

Я использовала заколку Лиззи, чтобы причинять себе боль, как другие накручивают на запястья резинки. Чтобы сосредоточиться. Разогнать демонов. Заколка сменила наконечник стрелы, заменивший медный крестик, заменивший сережку-гвоздик, заменившую бесчисленное количество предметов с острыми краями, которые я носила в кармане с десяти лет, пока либо не теряла их, либо они не утрачивали надо мной свою власть.

Я украла заколку потому, что она была остренькая и маленькая, а не потому, что услышала, как Лиззи сказала: «Жива». Так я объясняю это себе.

«С днем рождения, Лиззи, – шепчу я. – Повеселись там хорошенько».

Уходя, я каждой клеткой тела чувствую, что за мной наблюдают.

Может быть, Джесс Шарп.

Может быть, крохотная частичка Лиззи, которая еще помнит, где ей следует быть.

Дневник Вивви, десять лет

Сегодня я прочла, что при кремации тело отдают не целиком, как я думала раньше.

Это просто кости, которые специальный механизм измельчает в порошок. А ткани испаряются в печи. Бридж заявила, что не желает слышать мои научные выкладки за столом.

Они с мамой снова сильно поссорились. Бридж хочет знать, кто наш отец, а мама говорит, что отцы у нас разные. Она велела Бридж перестать жаловаться на все подряд, особенно на запах в моей комнате.

Бридж хлопнула дверью спальни.

Мама сказала мне оставить ее в покое.

Велела не стучать сегодня вечером.

Я все равно стучала, только очень тихо.

Глава 4

Судя по количеству пустых стопок на барной стойке, Майк не стал меня дожидаться. Странно, не в его характере звать меня пропустить по стаканчику в полуночный час, час ведьмовства, когда солнце с луной меняются местами, а жены и мужья задаются вопросом, почему их благоверные до сих пор не дома.

Из загадочного сообщения Майка я заключаю, что он хочет расспросить меня про утро с Шарпом и решил, что выпивка сгладит углы. Майк стоит спиной к немногочисленной толпе, фигуры затаились в тенях, как в одной из наших заброшенных шахматных партий из детства.

Я осматриваю бар, как учил меня Майк, когда входишь в незнакомое помещение. На танцполе король встретил королеву, единственную, кроме меня, женщину в баре. Две ладьи в бейсболках глазеют на ее формы, надеясь, что еще могут ее съесть. Четыре пешки, помельче и не такие мужественные, теснятся в кабинке, их сила – в количестве.

Майк – рыцарь без страха и упрека, бесстрашная фигура с лошадиным крупом, нападает внезапно и может взять любую фигуру при помощи простой стратегии и ограниченной тактики.

Я подхожу и машу телефоном у него перед носом вместо того, чтобы поздороваться.

– Ты назначил встречу по этому адресу. В заведении «У Ти Джея». На вывеске написано: «Тобогган Стива».

– Извини. Сила привычки. С год назад владелец решил поменять название. Среди завсегдатаев оно не прижилось.

Я машу рукой мужчине с татуировкой-трилистником на плече, который расставляет на стойке бурбон.

– Стив?

Он поднимает голову:

– Вроде так все кличут. Чем могу помочь?

– «Топо Чико» со льдом и лаймом. «Тито» с вишенкой и сахаром на ободке. И чего-нибудь пожирнее, и чтобы много халапеньо.