Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

Он хватает меня под локоть и отводит подальше от миссис Уильям Шерман, которая до сих пор гордо носит имя убийцы.

– Никуда она с вами не пойдет, – говорит он женщине. – Вы самая натуральная психопатка. А ну быстро в дом, пока я не разозлился!

Карл отпускает мой локоть. Я ничего не могу с собой поделать – сгибаюсь пополам и пытаюсь остановить бешеное биение в голове, в груди. Дыши. Щелкает дверь сарая.

Когда я поднимаю голову, миссис Шерман уже ушла, а Карл смотрит на меня и посмеивается.

– Я рассудил, что мне ты вряд ли поверишь, а уж ей-то должна. На самом деле она давно мечтала исповедаться. Говорит, что помнит твои сообщения на автоответчике. Она тогда испугалась, что ты все выяснила, и с тех пор ждала, когда же ты придешь. Ладно, возьми себя в руки. Пистолет у тебя, так? Судя по сиренам, сюда едут копы. А я не собираюсь возвращаться к миссис Ти. Извини, но все припасенные тобой деньги я забрал. Ключи, надеюсь, в замке зажигания? – Он не дожидается ответа. – Мы неплохо провели время – большую его часть. Не знаю, как тебя зовут, но я бы не отказался от такой дочери. Честно. И нет, я не ангел. Кое в чем я виноват. Просто ты не к тому прицепилась.

Он стоит в дверях в лучах рассветного солнца. Фотографы обожают такой свет, а фермеры почти не замечают.

– Поначалу я думал, ты затеяла со мной такую игру. Решила, будто я сделал этот портрет твоей сестры. А потом меня осенило. Ты ничего не поняла. – Он приподнимает пальцами мой подбородок, словно ставит меня в позу для портрета. – Лицо твоей сестры наталкивает на определенные мысли. Язык ее тела. Фотограф явно ей не нравился. Заставлял ее нервничать. Люди обычно не замечают таких вещей на снимках, они видят лишь то, что хотят увидеть. Но фотограф знает.

Он подносит к лицу невидимую камеру. Щелк.

Ухмылка.

Карл – человек, которого я выслеживала и ненавидела всей душой – не убивал мою сестру. Когда я показала ему портрет Рейчел, он сразу обо всем догадался. Ум не пропьешь, сказал бы он.

– Меня зовут Грейс.

Но Карла уже и след простыл.

71

Теперь, глядя на школьный портрет сестры, я вижу на ее лице только страх. А глядя на красные сараи, сразу представляю свисающую с балки веревку. Виргинские дубы в моем сознании связаны исключительно с тем деревом, под которым покоилась Рейчел на заднем дворе фермерского дома.

На могиле стоял простой крест из двух деревяшек, выкрашенный белой краской. Я и представить не могла, что Рейчел похоронена в таком славном месте, если не брать в расчет то, что лежит она в двух футах от своего убийцы.

Энди и его ребята ворвались в дом и обнаружили меня. Я сидела в кресле перед телевизором с пистолетом на коленях. Рядом сидела миссис Шерман и сжимала в руках фотографию дочери. Между нами лежал Барфли. Я не помню, о чем тогда думала и что собиралась делать.

С тех пор Энди приложил все усилия, чтобы сделать меня невидимкой – на публике, в участке, на суде. Он стер мои грехи.

Я – просто младшая сестра жертвы в предстоящем судебном разбирательстве по делу миссис Уильям Шерман. Препятствование следствию, сокрытие улик, сокрытие трупа – если честно, мне уже и не вспомнить всех предъявленных ей обвинений.

На суде присяжных по делу Марко и Фреда я выступала в роли свидетеля. Аудиозапись Карла решила вопрос. В «Хьюстон кроникл» вышел материал под заголовком «Виолетта отомщена».

Муж Викки Хиггинс из Калверта стал главным подозреваемым в деле об убийстве. Его тощая жена забрала детей и уехала. Собранные по делу вещдоки теперь перепроверяют на предмет его ДНК.

Я вернула все долги – расплатилась по липовым кредиткам, закрыла счета, возместила ущерб за разбитый пикап, анонимным переводом отправила деньги на счет больницы в Алпайне.

Одним из самых трудных испытаний в моей жизни оказалось сообщить маме, что она сама познакомила дочь с убийцей. Я старалась не смотреть на стакан с янтарной жидкостью, который она сжимала в руке. И впервые радовалась, что он у нее есть.

Энди, моя мать, мой адвокат – все думают, что я совершила подвиг. Добилась своего. Докопалась до истины. Но они не знают и десятой части того, через что мне пришлось пройти.

Спустя три дня после того, как Карл сбежал от полиции на арендованном пикапе, большую часть моих денег он отдал больной аутизмом уборщице «Уотабургера», а остальное – таксисту, который привез его обратно к миссис Ти.

– Мир окончательно спятил! – с жаром сказал он мне при личной встрече. – Я лучше пока тут побуду.

С тех пор мы встречались уже десять раз, и он ни словом не обмолвился о побеге. Хотя ведь божился, что не вернется к миссис Ти.

Я сижу на ступеньках крыльца и вытаскиваю осколки из его разума – по одной стеклянной занозе за раз.

В руках у меня – половинка его книги «Путешествие во времени». Мэри прекрасны и жутки, как всегда. Я боюсь, что однажды возьму эту книгу, а там – только пустой и холодный лес, без девочек. Кто-то похитил их и стер с лица земли, как Рейчел. Да, такие глупости по-прежнему приходят мне в голову, хотя я собственными глазами видела имена Мэри Фортсон и Мэри Читэм в списке погибших от гриппа за 1946 год.

Карл с аппетитом поглощает сочащееся жиром содержимое пакета из «Дейри куин», который я ему принесла (старое условие), и гладит Сосиса (новое условие). Миссис Ти и Карл заключили сделку: он получает кота и за это перестает пугать бабулю в белой фате страшилками из жизни животных, которые узнает на канале «Дискавери».

Я приглядываюсь к фотографии девушки под дождем. В глубине души я знаю, что Карл ее убил.

– Говорил же, – рявкает Карл, – не хочу ее больше видеть! И так уж насмотрелся. На этой неделе она спит в моей кровати. Миссис Ти решила, что я начал мочиться под себя.

– Ладно, давай сыграем, – не унимаюсь я. – «Правда или начо».

Он пожимает плечами и дрожащей рукой подносит ко рту ломтик картошки фри. Миссис Ти сказала, что руки у него трясутся все чаще и сильнее.

– Знаешь, как ее зовут?

– Ты забыла сказать «правда или начо».

– Правда или начо: ты знаешь, как ее зовут?

– Нет. Задай лучше другой вопрос. Спроси, убил ли я ту девчонку из Уэйко.

– Ты убил Николь Лакински?

– Меня оправдали! Вторичное привлечение противозаконно, извини.

Порой мне кажется, что я зря издеваюсь над этим эксцентричным и смертельно больным стариком. А иногда – что это он надо мной издевается. Миссис Ти показала мне результаты хьюстонского обследования. Болезнь потихоньку сжирает его мозг. Ну и ладно. Если есть хоть крошечный шанс помочь юному сыну Николь получить ответы, найти ее тело или чье-нибудь еще, сдаваться нельзя.

Иногда я просто даю Карлу выговориться. Он рассказывает истории о своих любимых снимках, шутит про любовь Сосиса к сосискам и цитирует Уолта (или Достоевского, понять разницу бывает трудно). Так я узнала, что негативы «Двух Мэри» Карл выкрал на дядиных похоронах. Он клянется, что это был единственный раз. Все остальные фотографии сделал он сам.

Год назад я посетила курс лекций о том, как наладить доверительные отношения с больным деменцией. Один мужчина честно рассказывал о своей матери, которая в детстве била его и унижала. Не вижу смысла лелеять детские обиды. Моей матери больше нет. Разве можно злиться на эту милую старушку, которая души во мне не чает?

Я могу без труда и малейших колебаний ответить на его вопрос. Даже если Карл – больше не убийца, в глубине его подсознания все еще жив свидетель совершенных преступлений. И амнезия не искупает грехов.

Уж слишком – слишком – много совпадений я нашла в историях Карла. Поэтому я в очередной раз беру в руки фотографию и продолжаю игру.

– Правда или начо: о чем ты болтал с девушкой под дождем вчера вечером, перед сном?

– Дура, дура, – растерянно бормочет он. – Лучше сыграем в шахматы. Ты окончательно перестала понимать суть игры «Правда или начо». Да у тебя даже начо с собой нет!