Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

– Зачем ты так сильно меня тряс?

– Мне показалось, ты не дышишь.

– Что это за дорога?

– Трасса номер шестьдесят семь. – Не самый короткий путь, но верный.

А я ведь не собиралась спать, просто на секунду прикрыла глаза.

– Как думаешь, нас преследуют?

– Да, черный седан. Ехал-ехал за нами, потом исчез. Тебя до сих пор кроет, что ли? Глаза какие-то странные.

– Все хорошо. Мне… приснился плохой сон. Давай просто поговорим, ладно? О чем угодно. Расскажи про «Невидимку».

– Она не заслужила такой жизни. А вообще плохая тема. Портит мне настроение.

– Хорошо. Откуда у тебя шрам на груди?

– Опять «правда или начо»?

– Ладно, хоть про Малшу расскажи, – не унимаюсь я. – Про свое детство.

Мне катастрофически нужна новая информация, любая, об этой ферме. На суде ты говорил, что ферма в Малшу подарила тебе идеальное детство.

– А что именно тебя интересует? Летом мы с братом вставали до рассвета и по двенадцать часов кряду работали в поле. Вечером возвращались домой – с ног до головы покрытые западнотехасским песком и грязью. Грязь забивалась во все складки и трещинки на коже. Бабушка готовила божественно – такой вкусной еды я больше никогда не ел. Брат любил поджигать пшеничные поля и смотреть, как они горят. – Карл косится на меня. – Я про управляемый огонь – для уборки поля после жатвы.

– Ага. – Ну-ну, конечно. Тот самый брат, который стал пожарным и наблюдал конец света в Уэйко.

– Больше всего мне нравилось в одиночку пахать поля на «Джоне Дире». У дедушки был участок в тысячу акров. Я просто ехал и глядел вперед, в бесконечность. Монотонное, восхитительное одиночество. Тогда-то я и научился его ценить. А еще видеть картинки. Я наблюдал за грозами, что разворачивались вдали. Для меня это было как кино. Кино для одного зрителя.

Интересно, тому мальчику когда-нибудь казалось, что он угодил в «Сумеречную зону»? Помню, подростком я так думала – когда под покровом ночи рыскала по спящим жилым кварталам родного города.

Мысленно рисую юного Карла в кабине чудовищного трактора. Вокруг абсолютная пустота, только поле и небо. Боялся ли он грозы? Приходил ли в ужас при виде оранжевого ада полыхающих полей?

Или в ту пору в нем уже просыпался искушенный убийца, которого отделяли от цели лишь время и пространство?

Рука невыносимо болит.

– Попробуй поспать, – говорит Карл. – Выглядишь хреново. Вот, я как раз отсыпал тебе таблеточек. – Он стучит пальцем по подстаканнику. – Знаешь, мне тут пришло в голову… Возможно, я помогу тебе найти сестру. Только обещай не давить.

Я закидываю в рот таблетки, но на этот раз спать не буду, нет. Ни за что.

56

Яподскакиваю на сиденье. Где я? Никак не приду в себя. Машина понемногу сбавляет скорость. По обеим сторонам черной дороги – стена леса. Стоит кромешная тьма. И это не сон.

Луна висит прямо над открытым люком, словно полуприкрытый глаз. Раньше люк вроде был закрыт?

Давно я вырубилась? Нос щекочет свежий воздух, сладкий и пряный. На приборной доске в такт моей боли мигает сигнал поворота.

Наверно, это меня и разбудило – мерное щелканье, похожее на срабатывание затвора камеры. Либо Карл забыл выключить поворотник, либо мы вот-вот свернем налево. Я пытаюсь понять, зачем он залепил часы клейкой лентой. Бензина осталось немного: четверть бака. Шея у меня какая-то ватная, и я почти не в состоянии держать голову прямо. Понятия не имею, где мы и сколько сейчас времени. Долго я была в отключке – три часа, десять?..

– Дорогу почти не видно, – ворчит Карл. – Нам надо срезать путь – поворот будет через четыре целых две десятых мили после дорожного знака «Осторожно, олени». Власти города до сих пор не смыли с него граффити. Какой-то шут превратил слово «олени» в «тюлени». Очень смешно.

Что еще за знак? Власти какого города? Судя по высоченным соснам, мы проскочили Форт-Уэрт и очутились на востоке штата. Если, конечно, я не провалялась без сознания пару дней – тогда мы можем быть и в Оклахоме, и в Арканзасе. Ну вот, стоило немного устать и сломать руку, как я очутилась в богом забытой глуши, будто и не было никаких тренировок.

– Где мы, Карл?

– Я опять передумал. Решил отправиться на восток, как на карте нарисовано.

Мерцающий сигнал поворота меня гипнотизирует. Колоссальным усилием воли я заставляю себя отвести взгляд. Болеутоляющие по-прежнему обволакивают мой рассудок мягким одеялом. Без всяких предупреждений Карл открывает окна машины.

Влажный, восхитительный воздух со всех сторон врывается в салон, поднимая ураган из моих волос, каких-то бумажек и салфеток из закусочной, лежавших на приборной панели. Добрая их половина улетает в ночь, словно космический мусор.

– Свежий воздух тебя встряхнет, – говорит Карл. – Принюхайся. Такого воздуха нигде больше нет.

Он прав. Все мои чувства мгновенно возвращаются в состояние боевой готовности, напитанные воздухом, прошедшим сквозь мириады сосновых иголок. Я ощущаю невероятный душевный подъем – надежду, прилив сил, решимость? Как будто происходит что-то очень важное.

– Где?..

Карл резко выкручивает руль влево. Мы сворачиваем прямо в лес.

Хочу закричать, но с губ не срывается ни звука. Сейчас куда-нибудь врежемся… Но вместо этого мы будто въезжаем в камеру старинной автомойки: со всех сторон по кузову скребут ветки (время от времени попадая в открытые окна).

Давно заброшенная проселочная дорога заросла низким кустарником и пуэрарией. Карл свернул наугад – и попал точно в цель.

– Знак с оленями и одометр еще никогда меня не подводили, – говорит он. – Поворачивать надо ровно через четыре целых две десятых мили после знака.

Тут он резко тормозит и врубает противотуманные фары. Впереди, в тридцати-сорока ярдах от нас, начинается асфальтированная дорога. Вся в ямах и колдобинах.

Ночь такая темная, а дорога такая старая, что ползти приходится медленно, часто останавливаясь и проверяя, есть ли впереди еще тридцать ярдов асфальта. Шоссе осталось меньше чем в четверти мили от нас, а чувство такое, словно мы попали на другую планету.

В люке больше не видно неба. Нос Барфли неустанно трудится, пыхтит – похоже, пес на грани оргазма от такого обилия новых запахов. Я оборачиваюсь – и тут же получаю хвостом в лицо. Барфли высунулся в окно и тянет шею, как голодный жираф.

Я где-то читала о поисковых собаках, которых возят на лодке по озеру – они могут учуять лежащий на дне труп. Такие нюхачи находили могилы рабов времен Гражданской войны и помогали археологам откапывать скелеты тысячелетней давности. Химический состав почвы, в которой разлагается плоть, меняется в течение многих сотен лет. Прах к праху; все живое превращается в материал для новой жизни. Некоторые собаки способны различить в запахе почвы эту давнюю смерть.

Внезапно Барфли встает передними лапами на оконную раму и так сильно высовывается наружу, что еще немного – и вывалится.

– Барфли, назад! – громко приказываю я, и – о чудо! – он выполняет команду. – Закрой окна наполовину, – бросаю Карлу. Он тоже мгновенно подчиняется.

Сущие пустяки, но ко мне сразу возвращается уверенность. Я будто отвоевала себе немного жизненного пространства.

– Где мы, черт подери?! Куда ты меня везешь, Карл?

– В свою темную комнату.

Он выжимает педаль газа, и машина резво устремляется в темноту.

57

Карл гонит в кромешной тьме, по ухабистой дороге, которой почти не видно.

– Справа глубокий овраг, – как бы между делом замечает он, лихо входя в очередной крутой поворот. – Мой дядя называл эту дорогу проездом Джеймса Дина. Раньше в овраг сваливалось по шесть машин в год. Там образовалось настоящее автомобильное кладбище – все заросшее мхом и лианами. Спасатели успели отправить на дно парочку эвакуаторов, пока до них не дошло, что поднять оттуда можно только трупы. Видишь, впереди дорога начинает извиваться? Этот участок он называл Мэрилинмон-роуд. Смекаешь? Аппетитные изгибы, как у Монро. Дядя обожал кинозвезд. Конечно, он давно умер. Но успел прожить здесь с моей тетушкой добрых полвека.