Джеймс Эллрой - Секреты Лос-Анджелеса
– Черта с два, капитан! Сам посмотри на этих двух дегенератов: один – телезвезда, у другого богатый и знаменитый папочка. Двое педиков с кучей бабок – кого еще шантажировать, как не их?
Эксли поправляет воротник – условный знак: ДОВОЛЬНО.
– В умозаключениях сержанта Уайта, безусловно, есть смысл, хотя я должен попросить прощения за те выражения, в которые он облек свои выводы. Джентльмены, спрошу напрямик: известно ли вам что-либо о вымогательстве, в которое был вовлечен Пэтчетт и/или его проститутки?
– Нет, – отвечает Тимми Валберн.
– Нет, – отвечает и Билли Дитерлинг. Бад готовится к решающему удару. Эксли наклоняется к ним.
– Кому-либо из вас когда-либо угрожали шантажом?
Оба мотают головами. В номере прохладно, но педики обливаются потом.
– Джонни Стомпанато, – тихо, почти шепотом говорит Бад.
Педики застывают.
– Компромат на «Жетон Чести», – говорит Бад. – Он этого хотел?
Тимми хочет ответить, но Билли его останавливает. «НЕ НАДО!» – читает Бад в глазах Эксли. Но внутренний голос говорит ему: «ДАВАЙ!»
– У него есть компра на твоего отца? На нашего невъебенно великого Рэймонда Дитерлинга?
Эксли делает ему отчаянные знаки. Бад смотрит на него – и видит Дика Стенса в газовой камере.
– Компромат. Крошка Вилли Веннерхолм, Лорен Атертон, убийства детей. Твой отец. Выкладывай.
– Это его отец! – выпаливает Билли и тычет в Эксли дрожащим пальцем.
Молчание прерывается судорожными всхлипами – Валберн ударился в слезы. Билли обнимает его за плечи.
– Убирайтесь отсюда, – говорит Эксли. – Быстро. Вы свободны.
Билли выводит Тимми за дверь. Бад подходит к окну. Рядом – Эксли, в микрофон:
– Дуэйн, Дитерлинг и Валберн уходят. Проследите за ними.
Бад поворачивается, смотрит на него. Эксли высокий – чуть выше его, но вполовину уже в плечах. Сам не понимая почему, Бад говорит:
– Зря я это сделал.
– Скоро все кончится, – тихо говорит Эксли, не отрывая взгляда от окна. – Все это скоро кончится.
Внизу, под окном, стоят на крыльце отеля Фиск и Клекнер. Гомики выходят, пускаются через улицу бегом. Полицейские – за ними, но остановившийся автобус отрезает их от добычи. Автобус проехал – Билли и Тимми не видать. Фиск и Клекнер замерли на тротуаре, ошарашенно оглядываясь но сторонам: вид у них на редкость глупый.
Эксли начинает смеяться.
И… черт его знает, как это получается, но Бад смеется вместе с ним.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
Заказали выпивку в номер. Хорошо посидели, вспомнили старые времена. Джек ничего не скрывал, выложил все, что ему известно: Пэтчетт/Хадженс, героин, порнуха. Он чувствовал: Миллер что-то знает – знает и умирает от желания об этом рассказать.
Но пока что – дружеский треп. Помнишь, когда ты в первый раз меня увидел, сказал, что на роль копа я не гожусь – вид чересчур интеллигентный? Ага, как же! А как водил меня на Сентрал-авеню к шлюхам, а кончилось тем, что арестовал Арта Пеппера? В номер заглядывает Галлодет – проверил Макса Пелтца, он чист. Еще с час времени болтают о Максе и о сериале. Нынешний сезон последний, грустно говорит Миллер. Жаль, что с тобой тогда так вышло – но что же делать, сам понимаешь… Понимаю, говорит Джек. Но нам-то с тобой делить нечего, мы как были друзьями, так и остались, верно? Верно, говорит Джек.
Из-за стены доносятся голоса: о чем-то спорят Уайт и Эксли. Джек решает: пора перейти к делу.
– Миллер, сдается мне, ты хочешь о чем-то рассказать.
– Даже не знаю, Джек. Это старая история…
– Да ведь и это дело не вчера началось. Ты знал Пэтчетта, верно?
– Как ты догадался?
– Интуиция. Плюс сведения о том, что Пэтчетт финансировал ранние короткометражки Дитерлинга.
Стентон подносит к губам бокал – но бокал пуст.
– Да, я в то время знал Пэтчетта. Только не знаю, каким концом это относится к твоему делу…
За дверью, соединяющей этот номер с соседним, слышится шорох.
– Одно я знаю точно: едва ты услышат фамилию «Пэтчетт», как внутри у тебя что-то засвербило. Ты хочешь об этом рассказать. Ты чувствуешь, что это важно. Валяй, рассказывай.
– Черт, хорошо, что здесь нет зрителей! Они бы сразу поняли, кто из нас – настоящий полицейский, а кто – стареющий актер, по большому счету так ничего и не добившийся.
Джек молчит, глядя в сторону. Миллер начинает рассказ:
– Ты знаешь, что я еще мальчишкой снимался в детских сериалах Дитерлинга. Звездой у нас был Вилли Веннерхолм, Крошка Вилли, – а я, как и сейчас, оставался на втором плане. Жили мы в Голливуде и учились в студийной школе для детей-актеров. Пэтчетт иногда к нам заглядывал: я знал, что он деловой партнер Дитерлинга. потому что наша классная дама была от него без ума и использовала любой случай, чтобы о нем поговорить – хотя бы с мальчишками.
– А дальше?
– Дальше Крошку Вилли похитил и нарезал на ломтики Доктор Франкенштейн. Громкая была история, ты, конечно, о ней слышал. Арестовали парня по имени Лорен Атертон. Полиция заявила, что он убил Вилли и еще десяток ребятишек… Знаешь, Джек, не так-то легко об этом рассказывать…
– Так не тяни. Быстрее начнешь – быстрее кончишь.
– И то верно. – И Миллер, глубоко вздохнув, начинает скороговоркой: – Однажды мистер Дитерлинг вызвал меня к себе в кабинет. Там был и Пэтчетт. Они дали мне успокоительные таблетки и сказали, что я вместе с еще одним парнем, постарше, должен пойти в полицию и кое-что рассказать. Мне было четырнадцать, а тому, другому, наверное, лет семнадцать. Пэтчетт и мистер Дитерлинг объяснили нам, что говорить, и мы пошли в полицию. Разговаривали мы с Престоном Эксли – он расследовал это дело. Мы оба сказали ему, как научили нас Пэтчетт и мистер Дитерлинг, что видели, как Атертон бродил вокруг нашей школы. И опознали Атертона. Эксли нам поверил.
Драматическая пауза.
– Дальше, черт побери! – выдыхает Джек.
– Того, другого парня, я никогда больше не видел, – продолжает Миллер. – И имени его не помню. Атертона судили и приговорили к смерти. Мне не пришлось давать показания на суде. Прошло несколько лет… Да, в тридцать девятом это было. Я по-прежнему снимался у Дитерлинга, играл в основном романтических героев. Мистер Дитерлинг приехал на открытие шоссе Арройо Секо, которое построил Престон Эксли – он тогда уже ушел из полиции и занялся бизнесом, – и нас, нескольких актеров, ради рекламы привез с собой. И вот тогда я случайно подслушал разговор – разговор между мистером Дитерлингом, Пэтчеттом и Терри Лаксом… Ты знаешь Терри Лакса?
– Знаю, знаю – дальше!
– Джек, этот разговор я никогда не забуду. Пэтчетт сказал Лаксу: «Благодаря моим лекарствам он никого больше не убьет. А благодаря твоему скальпелю его никто никогда не узнает». «Я приставлю к нему медбрата», – сказал Лаке. А мистер Дитерлинг… боже, никогда не забуду, как он это говорил! Он сказал: «Престон Эксли узнал, что Лорен Атертон – не единственный убийца, но я нашел ему козла отпущения, и он поверил. Мне нечего опасаться Престона. Он теперь мне слишком многим обязан».
У Джека перехватывает дыхание. Но кто-то дышит позади него – часто, тяжело. Джек оборачивается – и видит в дверном проеме неподвижно застывших Эксли и Уайта.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
Теперь все линии на его схеме подчеркнуты разными цветами.
Увечья, нанесенные красными чернилами. Из фальшивых ран хлещет чернильная кровь. Красный – кровь, зеленый – деньги, черный – смерть: часть исполнявших роли второго плана уже мертвы. Мультяшные персонажи в обнимку с Рэймондом Дитерлингом, Престоном Эксли, звездно-криминальный состав.
Уайт и Винсеннс все знают. Должно быть, расскажут Галлодету. Он должен предупредить отца. А можно и не предупреждать – какая разница? Все предрешено, и суетиться бессмысленно: все, что ему остаюсь, – сидеть в номере и смотреть, как его жизнь станет телевизионным шоу с кровавым финалом.
Текли часы. Эд так и не решился снять телефонную трубку. Включил телевизор – отец на церемонии открытия нового шоссе. Когда отец принялся сыпать избитыми фразами, Эд сунул себе в рот ствол револьвера. Нажал на спуск до половины – но тут началась реклама. Нет, не так. Выложил на стол четыре патрона, крутанул барабан, приставил к голове. Дважды нажал на спуск. Револьвер откликался сухими щелчками. Медленно, словно во сне.
Эд распахнул окно, бросил револьвер вниз. С тротуара его подобрал какой-то алкаш, выпалил в небо. Эд засмеялся, смех его перешел в плач. Он замолотил кулаками по мебели.
Текли часы. Эд сидел, тупо уставившись в стену. Зазвонил телефон, и Эд вслепую нашарил трубку.
– Да?
– Капитан, это ты? Это Винсеннс.
– Да, я. Что?
– Мы с Уайтом в Бюро. Только что принят вызов. 2206, Норт-Нью-Хемпшир. Билли Дитерлинг у себя дома вместе с неизвестным мужчиной, оба мертвы. Фиск уже едет туда. Капитан, ты слушаешь?
Нет… нет… нет… да.
