Фридрих Незнанский - Свой против своих
— Сам я, — продолжал Троекуров, — займусь одиннадцатью обиженными банками. Проверю, кто на какие суммы погорел.
— Очень верно. Тут ведь прямо пропорциональная зависимость: чем больше убытки, тем сильнее жажда мщения, — поддержал майора Вячеслав Иванович.
— Одиннадцать — это только в Москве. Однако нужно помнить, что по стране сотня, — напомнил Турецкий, — и мобильность преступников находится на должном уровне.
— Да, только, мне кажется, на первом этапе нужно прошерстить московские, и не только потому, что они ближе. В других городах банки больше на виду. И всякая паника, всякая подготовка к выезду в столицу гораздо заметней. Поэтому иногородним труднее организовать покушение в столице.
— Это точно, — подтвердил Грязнов. — Провинциалам тут ориентироваться сложнее. Только на моем веку было несколько случаев, когда, приехав с конкретным заданием в Москву, киллеры убивали по ошибке кого-нибудь другого.
Турецкий сказал:
— Все логично, начинать нужно с москвичей. Я просто хотел подчеркнуть, что иногородних тоже нужно держать в уме. Другими словами, у нас не одиннадцать подозреваемых, а гораздо больше.
— Я только одного не понимаю, — размышлял вслух Вячеслав Иванович. — Предположим, мы обнаружили банк, который потерял при своем банкротстве наибольшее количество денег. Однако это же еще не доказательство причастности к преступлению. Потом ведь нужно будет искать подозрительных людей.
— Слава, ты же ломишься в открытую дверь! В этом-то и заключается сложность. Обязательно будет задействовано много следователей. А что остается делать, если нет свидетелей!
— Да нет, я ничего, я просто так.
Послушав их пикировку, Троекуров сказал:
— Мне кажется, в банках я в первую очередь должен обращать внимание на подозрительные нюансы.
— Вот! — хором воскликнули следователи.
Глава 6 Далекий сын
Романова и Поремский вошли в отделанный мрамором вестибюль банка. Подле ближайшей колонны заметили покрытый красным бархатом столик, на нем черно-белая фотография женщины. Над столиком висел лист ватмана с сообщением о трагической гибели первого заместителя председателя правления «Сердца России» Тамары Афанасьевны Пресняковой.
На другой колонне, симметричной с этой, висело такое же сообщение про Сурманинова. Все было сделано интеллигентно, без подчеркивания разницы статусов погибших: фотографии одинакового размера, на столике одинаковые вазы с цветами — красными и белыми гвоздиками.
Сыщики пешком поднялись на второй этаж. У Вострикова проходило совещание. Он предупреждал об этом, когда ему звонили из главка, и тогда же сказал, что следователи могут приходить в любое время, ради них он прервется. Когда Богдан Кириллович вышел по сигналу секретарши в приемную, Поремский в двух словах объяснил, что им сегодня требуется.
— Очевидно, вам целесообразно поговорить с Ларисой Ивановной Колчинской, заведующей ипотечным отделом, — сразу сказал председатель правления. — Она тоже достаточно давно у нас работает, кажется, Преснякова дружила с ней.
Секретарша позвонила Ларисе Ивановне, передала трубку Вострикову, и тот попросил заведующую оказать следователям, которые сейчас подойдут, максимальное содействие.
Колчинская — изящная женщина среднего возраста. Короткая стрижка, очень идущие ей очки в модной тонкой оправе.
— Нам посоветовали обратиться к вам, поскольку вы дружили с погибшей Пресняковой. Свидетелей этого зверского преступления нет, поэтому вынуждены собирать косвенные показания, хотим установить ее контакты.
— Как страшно слышать это слово — погибшая. — Лариса Ивановна даже поежилась, произнеся его. — Да, мы действительно более или менее дружили. Хотя это была не столь давняя дружба, которая бывает, когда люди знакомы с детства или с юности. Я пришла работать сюда семь лет назад, и Тамара стала моей непосредственной начальницей. Она-то работала в этом банке со дня основания, с девяносто первого года. У нее имелись здесь другие подруги, однако это все, так сказать, служебная дружба. Мы с ней почти ровесницы, я чуть моложе. Ходили вместе обедать, иногда после работы вместе прошвырнемся по магазинам, тряпки посмотрим. Изредка заглянем в кафе, очень редко ходили в театр или на концерт. Однако дома, как ни странно, друг у друга не были. Она свои дни рождения не отмечала, разве что на работе устраивала легкий междусобойчик, у нас тут, как и в большинстве организаций, так принято. Купит вина, торт, фрукты, она июльская. Я же родилась в середине августа, она обычно в это время в отпуске и из Москвы уезжала. Ну а на день рождения своего мужа я ее даже не приглашала. У него собирался другой круг, он у меня турист-альпинист, там свои дела, им бы только песни под гитару горланить.
— Куда обычно она уезжала летом?
— На море. Выбирала разные места, только обязательно на берегу моря. Она обожала плавать и загорать. И каждый год старалась посетить новое место. Благо сейчас появилась такая возможность. Тамара Афанасьевна была и в Италии, и в Греции, и на Кипре, и в Турции. И все потом мне подробно рассказывала.
— С кем она ездила в отпуск?
— До развода с мужем, потом с сыном, на Кипре отдыхала с Людмилой Скворцовской, есть у нее институтская приятельница. Бывало, путешествовала и одна. Вот как-то она ездила на экскурсию в Бенилюкс. Купила путевку и поехала с группой, жила в одноместном номере.
— Кроме вас с кем она дружила в «Сердце России»? — спросил Поремский.
— Даже затрудняюсь ответить, — пожала плечами Лариса Ивановна. — Понимаете, она здесь работала давно, постепенно делая карьеру, в хорошем смысле этого слова. Тамара никого не подсиживала, не плела дьявольских интриг. Она просто хорошо выполняла свою работу, начальство видело это и повышало ее. Она врожденный финансист, у нее настоящий талант. Да, так вот, на разных этапах работы в банке у нее были разные близкие знакомые. Когда Тамара переходила в другой отдел, на другую должность, прежние отношения оставались, только общения становилось меньше. Так и со мной: она стала заместительницей председателя, мы автоматически стали реже общаться. Я более или менее могу использовать обеденный перерыв, у нее же сплошь и рядом совещания, встречи. То же и после работы — она, как правило, сидела здесь допоздна.
— Но все же что-то про свою личную жизнь она вам рассказывала?
— Да, достаточно много, только выборочно. Про сына — да, про родственников — охотно. Про институтских друзей почему-то меньше. А про любовников вообще говорила скупо. Ну появился какой-то знакомый, ну куда-то вместе ходили, ездили к кому-то на дачу. Однако без излишних подробностей.
— А жаль! — сокрушенно сказал Поремский. — Глядишь, и пригодилось бы.
— Да мне тоже было любопытно, — кокетливо произнесла Лариса Ивановна. — Но не спрашивала. Хотя так и подмывало узнать. В общем и целом, с мужчинами у нее случался облом. Такими словами она завершала все истории.
— Про своего сына она, конечно, больше всего рассказывала? — спросила Романова.
— Да, про сына говорила охотно. Про его увлечения, учебу, работу, всякие курьезы, случавшиеся с Димой.
— Нам ведь до сих пор не удалось связаться с ним.
— Саврасов, наверное, на Кипре. У него там собственная фирма, и он теперь в России редко бывает.
— Мать погибла, нужно сообщить.
— Может, Тамарин брат знает его телефон, — предположила Колчинская.
— У нее есть брат? Родной?
— Да, старший брат. Живет в Москве, где-то на юго-западе. Он военный в отставке.
— С охранником Сурманиновым ее связывали только служебные отношения?
— Думаю, да. Во всяком случае, мне трудно представить что-либо иное.
— А я сталкивалась с такими ситуациями, — заметила Романова. — Как секретарши становятся любовницами начальника, так и некоторые женщины приближали к себе телохранителей.
— Мне мысль про их близость даже в голову не приходила. Слишком уж разные они люди по всем параметрам.
— Наверное, — сказал Поремский, — нам нужно просмотреть записные книжки Пресняковой. Может, и брат еще не знает о ее гибели. В сумке записной книжки не было, в квартиру мы пока не ходили.
— Ключи-то у нее при себе были?
— Ключи есть, только мы все равно не ходили, надеялись, сын объявится. Если что, так квартиру обыщем. Только сперва хотелось бы посмотреть рабочее место. Пресняковой, наверное, часто приходилось записывать чьи-то телефоны. Не станет солидный работник писать на клочках бумажки, которые через минуту потеряются.
— Да, теперь почти у каждого на столе имеется ежедневник.
— Тогда проводите, пожалуйста, нас в ее кабинет? Наш руководитель вчера его опечатал, но мы войдем.
Пресняковская секретарша Людмила не находила себе места — шефини больше нет, кабинет ее закрыт, делать нечего, телефон надрывается. Сначала звонки появлялись с обычной для рабочего дня регулярностью, а теперь участились — неужели? правда ли? не верю своим ушам! надо же случиться такому горю! Приходилось подтверждать и выслушивать соболезнования, отчего настроение с каждой минутой ухудшалось. Благо Колчинская из ипотеки привела двоих следователей — можно хоть на какое-то время отвлечься.
