Элизабет Джордж - Великое избaвление
— Роберта не могла убить своего отца, — продолжил священник, воспользовавшись паузой. — Это просто невозможно.
— В семье и такое случается, — мягко возразил ему Линли.
— Но вы забываете про Усишки!
После столь странной реплики, которая самому священнику, по-видимому, казалась вполне ясной и разумной, воцарилась тишина. Никто не отваживался заговорить или даже взглянуть в лицо собеседнику. Тяжелое, затянувшееся молчание нарушил Уэбберли.
— Иисусе, — проворчал он, резким движением оттолкнув свой стул от стола. — Прошу прощения, но… — Он направился к бару в углу кабинета и вынул из него три бутылки.
— Виски, херес, бренди? — предложил он всем присутствовавшим.
Линли мысленно вознес благодарственную молитву Бахусу.
— Виски! — отозвался он.
— Вам, Хейверс?
— Мне не нужно, — сурово отвечала она, — я при исполнении.
— Разумеется. Что вы будете пить, святой отец?
— Ох, вот если бы глоточек хереса…
— Стало быть, херес. — Уэбберли быстро выпил, налил себе еще и вернулся к столу.
Теперь каждый задумчиво смотрел в свой стакан, словно гадая, кто же первым задаст вопрос на этот раз. Наконец на это отважился Линли, предварительно увлажнив нёбо отборным благоуханным виски.
— Усишки? — повторил он.
Отец Харт кивнул в сторону разложенных на его столе бумаг.
— Разве об этом не упоминается в отчете? — жалобно спросил он. — Не сказано о собаке?
— Да, здесь упоминается о собаке.
— Это и был Усишки, — пояснил священник.
Здравый смысл вновь одержал победу. Все вздохнули с облегчением.
— «Пес был найден убитым в хлеву рядом с Тейсом», — вслух зачитал Линли.
— Вот именно! Теперь вы понимаете? Вот почему мы все убеждены в невиновности Роберты. Не говоря уж о том, как она была предана отцу, нельзя забывать про Усишки. Она бы никогда не причинила вреда этой собаке. — Отец Харт торопливо подбирал как можно более убедительные слова. — Этот пес сторожил ферму, он жил в их семье с тех пор, как Роберте минуло пять лет. Конечно, он уже одряхлел, видел плоховато, но никому и в голову бы не пришло избавиться от такой собаки. Его знала вся деревня, мы все его баловали. Днем он обычно приходил в церковный двор, к Найджелу Парришу, и валялся на солнышке, слушая, как Найджел играет на органе — он наш церковный органист. А порой пес заходил на чай к Оливии.
— Он ладил с селезнем? — с серьезным видом уточнил Уэбберли.
— Как нельзя лучше! — радостно отозвался отец Харт. — Усишки прекрасно ладил с каждым из нас. Но за Робертой он следовал по пятам, куда бы она ни пошла. Вот почему, когда арестовали Роберту, я понял, что надо что-то делать. И я поехал к вам.
— И вы поехали к нам, — подхватил Уэбберли. — Вы нам очень помогли, святой отец. Полагаю, инспектор Линли и сержант Хейверс выяснили все, что им требовалось. — Он поднялся на ноги и распахнул дверь своего кабинета. — Харриман!
Пальцы, выстукивавшие морзянку на клавиатуре компьютера, прекратили свой бег. Послышался скрип быстро отодвигаемого стула, и в комнату вошла секретарша Уэбберли.
Доротея Харриман внешне слегка напоминала принцессу Уэльскую, и это сходство, к смущению окружающих, она подчеркивала: красила волосы, уложенные в изысканную прическу, в цвет согретой солнцем пшеницы, а при виде любого мужчины, способного оценить спенсеровские очертания ее носа и подбородка, снимала очки. Доротея мечтала выдвинуться, сделать хорошую «крьеру» — это слово она предпочитала выговаривать именно так, поэнергичнее. С работой она справлялась хорошо и вполне могла рассчитывать на повышение по службе, особенно если бы она отказалась от нелепой манеры одеваться так, что всякий принимал ее за ярмарочное чучело принцессы Дианы. В тот день она нарядилась в некое подобие розового бального платья, укороченного для повседневной жизни. Выглядело это чудовищно.
— Слушаю, суперинтендант! — промурлыкала она. Не внимая никаким заклятиям и угрозам, Харриман продолжала именовать всех сотрудников Скотленд-Ярда по чину и званию.
Уэбберли обернулся к священнику.
— Вы собираетесь переночевать в Лондоне, святой отец, или вернетесь в Йоркшир?
— Я должен успеть на последний поезд. Понимаете, несколько прихожан должны сегодня исповедаться, и, поскольку мне пришлось отлучиться, я обещал, что выслушаю их не позднее одиннадцати.
— Ясно. — Уэбберли кивнул. — Вызовите такси для отца Харта, — приказал он Харриман.
— О нет, у меня не хватит…
Уэбберли жестом остановил его:
— Скотленд-Ярд берет все на себя, святой отец.
«Берет все на себя». Священник попробовал эти слова на вкус. Он даже покраснел от удовольствия, которое доставила ему эта фраза, свидетельствовавшая о человеческом братстве и готовности понять друг друга. И он покорно вышел из кабинета вслед за секретаршей суперинтенданта.
— Что вы все-таки пьете, сержант Хейверс? — спросил Уэбберли, когда за отцом Хартом захлопнулась дверь.
— Тоник, сэр, — отрезала она.
— Отлично, — проворчал он и вновь распахнул дверь. — Харриман! — рявкнул он секретарше. Разыщите где-нибудь бутылку «швепса» для сержанта Хейверс… Нечего изображать, будто вы понятия не имеете, где найти тоник. Идите и принесите! — Громко стукнув дверью, Уэбберли вернулся к бару и достал оттуда бутылку виски.
Линли потер лоб и крепко сжал ладонями виски.
— Господи, голова просто раскалывается! — простонал он. — Может быть, у кого-нибудь есть аспирин?
— У меня есть, — сообщила Хейверс, выуживая из сумки маленькую коробочку. Перебросив ее Линли через стол, она предложила с наигранным радушием: — Берите сколько понадобится, инспектор.
Уэбберли задумчиво смотрел на нее. Он уже не первый раз спрашивал себя, смогут ли столь несхожие люди работать вместе. Хейверс вся ощетинилась, словно еж, только и ждет, что ее сейчас кто-нибудь обидит. Однако под непривлекательной наружностью прячется живой, стремящийся к истине ум. Захочет ли Томас Линли проявить достаточное терпение и готовность ободрять и поощрять этот ум, не обращая внимания на проявления малоприятного характера, из-за которых у Хейверс не сложились отношения со всеми предшествующими напарниками?
— Извини, что вытащил тебя со свадьбы, Линли, но выхода у нас не было. Нис с Керриджем снова затеяли свару. Помнишь, в прошлый раз прав был Нис, да вот беда — расхлебывать-то все пришлось нам. Я подумал, — тут он поднес к губам стакан и заговорил медленнее, подчеркивая каждое слово, — я подумал, ты сумеешь напомнить Нису, что порой и он может сделать ошибку.
Уэбберли пристально вглядывался в лицо своего подчиненного, наблюдая за его реакцией — не дрогнет ли лицо, не качнется ли голова, не сверкнет ли в глазах искра гнева. Нет, Линли ничем себя не выдал. А ведь в Скотленд-Ярде все отлично помнили, что пять лет назад в Ричмонде Нис арестовал Линли; и хотя подозрение в убийстве оказалось совершенно нелепым и безосновательным, этот арест стал единственным мрачным пятном в великолепном послужном списке, унижением, с которым Линли вряд ли когда-нибудь смирится.
— Прекрасно, сэр, — весело ответил Линли. — Я все понял.
Стук в дверь возвестил о том, что поиски «швепса» увенчались успехом. Мисс Харриман торжественно поставила бутылку с тоником перед сержантом Хейверс и метнула взгляд на часы. До шести оставались считанные минуты.
— Поскольку сегодня нерабочий день, суперинтендант, — начала она довольно официально, — полагаю, я вправе…
— Да, да, ступайте домой, — отозвался Уэбберли.
— Нет, нет, дело не в этом, — нежным голоском отозвалась секретарша. — Я просто хотела напомнить, что, раз в уставе есть пункт шестьдесят пять «А» относительно отгулов за сверхурочную работу…
— Я вам обе руки переломаю, если вы не выйдете в понедельник. — Уэбберли произнес эту угрозу столь же нежным голосом, как и его секретарша. — Мы тут завязли с этим Потрошителем.
— Я вовсе не имела в виду понедельник, сэр. Могу я записать сверхурочные в журнал? Пункт шестьдесят пять «С» предписывает…
— Запишите куда вам вздумается, Харриман!
Женщина сочувственно улыбнулась.
— Договорились, суперинтендант. — И дверь за ней затворилась.
— Линли, эта ведьма подмигнула вам, выходя из комнаты! — возмутился Уэбберли.
— Я ничего не заметил, сэр.
Было уже полдевятого, когда они начали отбирать нужные им бумаги из царившего на столе Уэбберли хаоса. Тьма сгущалась, электрическое освещение только подчеркивало царившее в комнате запустение. Кабинет выглядел еще хуже, чем прежде: новые документы, доставленные с севера, добавились к загромоздившим стол папкам; сгустившийся дым выкуренных за вечер сигар и сигарет в сочетании с запахами виски и хереса весьма напоминал атмосферу дешевой пивной.
