Шарль Эксбрейа - Пожиратель женщин (Сборник)
— Муж!
* * *
В тот же вечер все общество, по своему обыкновению, собралось в доме судьи, где играли в рулетку. На этот раз компания увеличилась присутствием клерикального депутата. Однако, этот депутат к книгам Пабло Амбарда относился терпимо, потому что полагал, что они несколько освежают умы.
Когда муж Кончиты громко провозгласил: «Это не литература, а гнусность!», он поспешил присоединиться к кружку, собравшемуся вокруг говорившего, и спросил, в чем дело.
Муж Кончиты предложил его вниманию отчеркнутые места, привлекая к экспертизе и следователя. Однако следователя не вполне убедили доводы мужа Кончиты, и тогда последний стал читать вслух выдержки, которые должны были устранить последние сомнения.
«Женщина, любовник которой ежемесячно теряет в весе десять килограммов, заслуживает всемерного уважения».
— Это непристойно!
Все промолчали.
Чтение продолжалось:
«Вместо судей и присяжных следовало бы обходиться мешком с черными и белыми бобами. В зависимости от того, какого цвета оказались бы вытащенные наугад бобы, следовало бы выносить оправдательный или обвинительный приговор. Это новшество в большей степени сократило бы время и силы, затрачиваемые на совершение правосудия, ничего при этом не изменив».
— Вот видите, он не щадит даже правосудия!
И остальные судьи, в том числе и тот, который несколько дней назад сказал, что «единственная азартная игра — это уголовный кодекс», а также и тот, которому принадлежал афоризм: «Идти в суд в тех случаях, когда хочешь справедливости, так же нелепо, как идти к фотографу, когда болит зуб», — все тут же согласились с тем, что книга Амбарда безнравственна и непристойна.
На этот счет расхождений во мнениях не было. Следствием разговора явилось появление во всех книжных магазинах и библиотеках Булгомии представителей власти, изъявших вышеупомянутую книгу преступного содержания, Зато остальные романы того же автора стали браться с боя, — так говорят о книгах в тех случаях, когда, по странной случайности, их начинают покупать и на них появляется спрос.
Бедная Кончита с волнением ожидала судебного процесса, без конца спрашивая себя, какая участь ожидает Пабло.
Ночь, проведенная в постели Пабло, была ее единственным прегрешением. Женщины, даже в тех случаях, когда они много грешат, имеют всего лишь одно прегрешение на своей совести, именно то, о котором они вспоминают. Кончита и не вспомнила бы об этом, если бы не наложенный на книгу запрет и предстоящий процесс, — из-за этих обстоятельств она стала вспоминать Пабло в любой час дня и во многие часы ночи. Постепенно в ее сознании снова предстали события той ночи — встреча в поезде, блуждание по отелям, бой часов, напоминавший о Вестминстерском аббатстве, и все то, что за этим последовало.
Она не полюбила Пабло, но она не могла забыть его. Она изменила с ним всего лишь раз, и когда он предложил ей снова навестить его, Кончита отказала. Быть может, из страха, что после повторного пребывания в его доме она полюбит его, а быть может, и из страха, что не сможет полюбить его и только испортит оставшееся после первой проведенной с ним ночи впечатление.
И все же разобраться в своих чувствах было не в силах Кончиты. К этому выводу она пришла в ожидании судебного процесса, волнуясь за его исход и за судьбу Пабло.
Могла бы она волноваться, если бы она его не любила?
«Боже, до чего я глупа! — подумала она. — Я совсем забыла о том, что на свете существует еще и дружба. Я страдаю потому, что чувствую к нему расположение, как сестра к брату».
* * *
За несколько дней до процесса они встретились.
Пабло был в скверном настроении, весь этот шум был ему противен, как и все, что было безвкусно, а Кончита, в свою очередь, чувствовала за собой вину, — ведь именно она своими неосторожными похвалами привлекла внимание мужа к книгам Пабло и дала зародиться ревности в его душе.
Муж интуитивно чувствовал, что этот человек, которого он совершенно не знал и представление о котором имел лишь по книгам, может представлять опасность его супружескому счастью.
После того, как на книгу был наложен запрет, а против Пабло возбуждено дело, супруг, возвратившись домой, гордо сообщил, что он лично будет поддерживать обвинение в этом деле.
— И что же?
— Ты услышишь, что я думаю об этой литературе, предназначенной для страдающих бессилием старичков, распущенных девиц и элегантных домов терпимости.
— А кто будет судить?
Муж назвал имена судей. Председательствовать должен был старый судья, у которого играли в рулетку, большой специалист по малолетним, ликерам и вольностям языка, отлично совмещавший все это с председательством в обществе борьбы с порнографией, алкоголизмом и прочим злом.
Судья при исполнении служебных обязанностей и судья в частной жизни были настолько непохожи и несовместимы, что Кончите никогда бы не пришло в голову просить его о снисхождении для Пабло Амбарда.
Если бы судья мог, вынося приговор, рассуждать так, как Он рассуждал ночью за рулеткой, то не было бы никаких сомнений в том, что Пабло оправдают. Но этот человек, который ни во что не верил, во имя охраны общественной морали должен был охранять то, во что верили другие. Просить его было бесполезно. Пабло ожидал обвинительный приговор, вынесенный ему тем же самым судьей, который в частной жизни восхищался им, соглашался с ним, а порой и превосходил его по смелости мысли.
Если бы был другой судья, то Кончита сказала бы следующее:
— Вынесите Пабло Амбарду оправдательный приговор, и я буду вашей возлюбленной.
Но на этого судью подобное предложение не произвело бы впечатления,-— его интересовали лишь подростки до семнадцати лет. Увы, Кончита была слишком молода, чтобы предоставить в его распоряжение девочку Этих лет.
И лишь теперь, когда Кончита почувствовала, что грозит Пабло, она начала понимать, что любит его.
Порой женщины влюбляются не в то хорошее, что есть в объекте их влюбленности, а в то хорошее, что они могут для него сделать.
А уже затем, когда влюбленность сменяется любовью, они начинают творить зло.
Часть третья
— Вы имеете право выступления в суде? — спросил Пабло Амбард.
— А почему бы нет? — ответил маленький грязный человечек, завернув кусочек колбасы в жирную бумагу и пряча в карман.
В приемной мирового Судьи на невзрачного и грязного адвокатика набросились с нескрываемым ревнивым любопытством его коллеги, пораженные тем, что столь элегантный и известный клиент доверил ведение своего дела именно ему.
Пабло с первого взгляда выбрал из пяти-шести адвокатов, ожидавших появления какого-нибудь мелкого клиента, самого невзрачного и грязного. Вместо того, чтобы доверить свою судьбу какой-нибудь дутой знаменитости с большим именем, Пабло предпочел поручить ведение дела одному их этих бедняг, что ведут мелкие дела и пишут свои заключения в кафе, в котором они пользуются кредитом, — не в силу большого доверия хозяина, а потому, что последнему никак не удавалось закрыть им кредит.
Состояние костюма, а также то, что пуговицы были пришиты к пиджаку нитками разного цвета; свидетельствовало о том, что женщине в его жизни не было отведено определенной и постоянной роли. Или, быть может, некогда в его жизни женщина сыграла решающую роль, — в судьбе каждого обездоленного мужчины первопричиной его бед является женщина.
Не раз случалось ему защищать жалких женщин с улицы, с увядшей грудью и поблекшими губами. И после процесса они платили ему за услуги натурой, чтобы затем вытащить из чулка мелкую монету для оплаты судебных издержек.
По вечерам он, не щадя своих слабых легких, играл в маленьком кинотеатре на флейте.
Лицо адвоката было воплощением всех бед, и от него исходил запах, свойственный отсыревшим чемоданам.
— Я Пабло Амбард. Я пишу книги. На одну из них наложен арест. Завтра мне предстоит отправиться в суд.
— Оскорбление величества? Армии? Легитимистская пропаганда?
,— Нет, я посягнул на общественную нравственность.
— Повестка при вас?
— Вот она.
— Но достаточно ли суток для того, чтобы я смог изучить ваше дело?
— Этого не требуется. Я уже заготовил речь защитника, которую вам придется произнести.
— Но мое профессиональное достоинство...
— Нам ежедневно приходится идти на компромисс и приносить достоинство в жертву... Но смею вас уверить, господин адвокат, что я отнюдь не собираюсь заставить вас говорить глупости.
— Но если это станет известным...
— Об этом никто никогда не узнает. Итак, вы согласны?
И для того, чтобы устранить все сомнения, он поспешил вручить ему портрет национального героя Булгомии, изображенного на купюре крупного достоинства.
