Иэн Рэнкин - ВОПРОС КРОВИ
— Мать твою… — пробормотал Бобби Хоган, глядя на вываленный на одеяло целый арсенал оружия. Содержимое двух шкафчиков, сейчас раскуроченных и зиявших пустотой. Пистолеты, револьверы, автоматы…
— Воевать задумал, Павлин? — спросил Ребус. Тот, встав на четвереньки, потянулся к ближайшему пистолету. Тогда Ребус, сделав всего один шаг, занес ногу и ударом ноги по лицу повалил его обратно на землю. Джонсон в беспамятстве распластался возле него.
Хоган все качал головой.
— Как же мы, черт побери, могли все это не обнаружить? — сокрушался он, вопрошая не то себя, не то Ребуса.
— Может, именно потому, что это было у нас под носом, как и все прочее в этом поганом деле.
— Но что означает такое количество оружия? Зачем оно?
— Предлагаю тебе расспросить об этом нашего общего друга самому, — сказал Ребус, — как только он очухается. — И он повернулся, чтобы уйти.
— Куда ты?
— На летное поле. А ты оставайся здесь с ним. Попроси подмоги.
— Джон… Ну какой смысл?
Ребус приостановился. Он понимал, что имел в виду Хоган: какой смысл отправляться на летное поле? Но затем он продолжил путь — просто потому, что не знал, куда еще себя деть. Он набрал на мобильнике номер Шивон, но ответ был, что «абонент временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее». Он набрал этот номер позднее — все тот же ответ. Кинув оземь эту серебристую коробочку, он наступил на нее ногой и стал сильно, как только мог, давить каблуком.
Уже спустились сумерки, когда Ребус оказался возле запертых ворот, ведших на летное поле.
Он вылез из машины и попробовал позвонить в звонок, но никто не ответил. Через ограду ему была видна машина Шивон, стоявшая возле входа в контору. Дверь конторы оставлена открытой, словно второпях. А возможно, здесь происходила борьба, вот дверь закрыть и забыли.
Ребус толкнул ворота, надавив плечом. Цепочка загремела, но не поддалась. Он лягнул ворота, встав к ним задом. Еще раз и еще. Давил плечом, бил кулаками. Потом, жмурясь от боли, бодал головой.
— Шивон… — Голос его срывался.
Он знал, что ему нужно: кусачки. Патрульная машина привезла бы их, если бы Ребус мог каким-то образом вызвать ее.
Бримсон… Теперь все было понятно. Понятно, что Бримсон занимался наркоторговлей, что он и подложил наркотики на яхту погибшего друга. Неясно — зачем, но он это выяснит. Шивон удалось узнать истину, за что она и поплатилась жизнью. Наверное, она боролась с ним, чем и объясняются странности полета.
Он широко открыл глаза, сморгнул слезы.
Вгляделся через ворота.
Опять проморгался.
Потому что там кто-то был. В дверях стояла фигура. Одна рука была прижата к голове, другая — к животу. Ребус еще раз моргнул, чтобы удостовериться.
— Шивон! — вскрикнул он. Подняв руку, она помахала ему. Ребус ухватился за ограду, приник к ней, выкрикивая имя Шивон. Она скользнула в здание.
Он хрипел, срывая голос. Неужели ему померещилось? Нет, вот она опять выходит из дверей, садится в машину, проезжая короткое расстояние до ворот. Когда она приблизилась, Ребус увидел, что это и вправду она. Целая и невредимая.
Машина встала, и она вышла.
— Бримсон, — заговорила она, — вот кто главный наркодилер, в доле с Джонсоном и матерью Тири…
Шивон привезла ключи Бримсона и сейчас подбирала в связке ключ от ворот, чтобы отпереть замок.
— Мы это знаем, — сказал Ребус, но она не слушала:
— Должно быть, спешил в рейс за товаром… сбил меня с ног, совершенно вывел из строя… я очнулась, только когда раздался звонок. — Нажав, она рванула замок, он отлетел вместе с цепочкой. Ворота открылись.
И ее подхватил Ребус. Приподняв, он крепко обнял ее.
— О-о-о! — воскликнула она, вынуждая его ослабить хватку. — У меня же синяки, — пояснила она. Взгляды их скрестились, и, не удержавшись, он прижался губами к ее губам. Поцелуй был продолжительным, и он закрыл глаза, в то время как ее все время оставались широко распахнутыми. Она отстранилась, отступив на шаг, еле переводя дыхание.
— Я, конечно, под впечатлением и все такое, но молено узнать, что случилось?
27
Теперь настала очередь Ребуса навестить Шивон в лечебнице. У нее нашли сотрясение мозга и оставили на ночь.
— Это смешно! — возмущалась она. — Я прекрасно себя чувствую.
— Нет уж, молодая леди. Вам придется остаться здесь.
— Вот как? Помнишь, как ты сам оставался?
И будто в качестве дополнительного аргумента та медицинская сестра, что меняла бинты Ребусу, прошла мимо, катя пустую тележку. Ребус подвинул стул и сел.
— Ты ничего не принес мне? — спросила она.
— Торопился немного. Ты же знаешь, как это бывает.
— Что там Павлин?
— Замкнулся, как раковина. Но не поможет. Джилл Темплер представляет дело так, что Хердман не хотел держать оружие в своем лодочном сарае, вот Павлин и арендовал тот, что по соседству. Там Хердман и колдовал над оружием, приспосабливал, переделывая в боевое. Когда он пустил себе пулю в голову, дело запахло бы жареным, если не перетащить все в другое место.
— Так Павлин запаниковал?
— Либо это, либо готовил оснащение для неизбежной встречи.
Шивон прикрыла веки:
— Слава Богу, что все, так или иначе, кончилось.
Минуту-другую они молчали, потом она спросила:
— А Бримсон?
— Что «Бримсон»?
— То, как он решил поставить точку…
— Думаю, он был пьян, во всяком случае в финале.
Она открыла глаза:
— Или же наоборот — пришел в себя и, не пожелав впутывать еще кого-то, решил все сам и один.
Ребус пожал плечами:
— Как бы там ни было, вот и еще один пример для армейских статистиков.
— Возможно, они посчитают это несчастным случаем.
— И такое возможно. Вдруг он хотел сделать мертвую петлю, а потом плюхнуться прямо на проезжую часть и выйти из самолета в сиянии славы и доблестных ранах?
— Предпочитаю собственную версию.
— Тогда уж держись за нее.
— А Джеймс Белл?
— Что именно тебя в нем интересует?
— Считаешь, мы когда-нибудь поймем его мотив?
Ребус снова пожал плечами:
— Единственное, что я знаю, — это что газетчики из его отца котлету сделают.
— И тебе это будет приятно?
— Ничего не имею против.
— Джеймс и Ли Хердман… Непостижимо!
Ребус немного подумал:
— Возможно, Джеймс считал, что нашел себе героя для подражания, так непохожего на отца, героя, чье уважение он мечтал заслужить.
— Чем угодно, вплоть до убийства?
Ребус улыбнулся, встал, похлопал ее по плечу.
— Уже уходишь?
— Дел много. Ведь в участке одним полицейским сегодня меньше.
— А дела не могут подождать до завтра?
— Правосудие не дремлет, Шивон. Что не означает, будто и ты должна не спать. Что-нибудь принести тебе до моего ухода?
— Может быть, радость достигнутой цели?
— Не думаю, чтоб в автомат заряжали подобные вещи, но попробую что-нибудь предпринять в этом плане.
И он опять напился.
Не рассчитал, выпив слишком много, рухнул на толчок в своей квартире, бросив пиджак на пол в холле. Сидел ссутулившись, подперев голову руками…
В прошлый раз… В прошлый раз это было в тот вечер, когда погиб Мартин Ферстоун. Ребус слишком много времени провел в пабах, выслеживая жертву. Добавил еще в доме Ферстоуна и приехал на такси домой. На Арден-стрит водитель с трудом растолкал его. Насквозь прокуренный, Ребус мечтал смыть с себя все это. Набрал ванну, включив лишь горячий кран, думая добавить холодную воду после. Сидел на толчке, закрыв глаза, полуодетый, придерживая голову руками.
Мир вокруг кренился, плыл, покачиваясь на своей оси, увлекая его вперед, пока голова не стукнулась о край ванны… очнулся уже на коленях, с обожженными руками.
Кисти рук свесились в ванну, и их ошпарило кипятком.
Ошпарило.
И ничего загадочного.
Такая вещь может случиться с кем угодно.
Не правда ли?
Но не сегодня. Он поднялся, выпрямился и, стараясь не шататься, прошел в гостиную к своему креслу. Ногами придвинул его к окну. Вечер был тих и спокоен. В домах напротив светились огоньки. Супруги отдыхали, занимались детьми. Холостяки ожидали доставки пиццы или сидели, просматривая взятый напрокат диск. Студенты спорили в пабах, обсуждая еще не написанные рефераты.
Ничего загадочного большинство из них, если не все они, в себе не таили. Страхи — да. Сомнения — наверняка. Возможно даже, раскаяние за мелкие грехи и дурные поступки.
Но ничего похожего на то, что испытывал Ребус и ему подобные. Нет, только не сегодня. Пальцами он обшаривал пол в поисках телефона. Потом взял телефон к себе на колени, раздумывая, не позвонить ли Аллену Реншоу. Так много нужно ему сказать.
