Джозеф Уэмбо - Новые центурионы
«Полицейский нуждается в подмоге, угол Манчестер и Бродвея! Полицейский нуждается в помощи, Сто третья и Грейп! Полицейский нуждается в помощи, угол Авалона и Империал!» Каждые несколько секунд радио взрывалось все новыми криками о срочной помощи, так что очень скоро стало почти невозможно ориентироваться в этом потоке молящей о спасении безысходности: не успевал ты заспешить по одному вызову, как тут же тебя призывали срочно мчаться на подмогу в противоположном направлении. Сержу казалось, они шныряют по всему Уоттсу и обратно к Манчестер по какой-то безумной траектории, выписанной сплошными зигзагами. Шныряют лишь для того, чтобы в дикой этой погоне за собственным страхом подставить свой автомобиль под камни мятежников, которым трижды удалось уже обстрелять их булыжниками, а однажды – прицельно метнуть в машину бутылкой. В это и впрямь нельзя было поверить, и, когда Серж увидал изумленный взгляд Дженкинса, он подумал, что, должно быть, сам похож сейчас на него как две капли воды, будто ужас сделал их всех близнецами. За сорок пять минут хаотического движения по захламленным и грязным улицам, переполненным скандирующими лозунги, накатывающими волнами и окружающими кренящиеся пожарные машины толпами, – за сорок пять минут никто из них ничем не нарушил молчания. Широко раскрытыми глазами глядели они на то, как совершались безнаказанно сотни, тысячи преступлений. Лишь один или два раза Питере чуть сбавил скорость, давая время Дженкинсу выставить из окна карабин и спугнуть негров, вдребезги бьющих витрины. Но едва группки любителей поживиться за чужой счет расступались перед бешено вращающимся стволом, как Питере давал газу и устремлялся дальше.
Когда истек первый час, в течение которого они вряд ли обмолвились и десятком слов, Серж наконец не выдержал:
– Какого хрена мы делаем?
Каждый, похоже, был занят лишь тем, что укрощал да прятал свой страх и безверие, навеянные полной неразберихой на улицах и мизерным количеством полицейских автомобилей, иногда все же встречавшихся на их пути.
– Пересиживаем беду в этой стальной коробке и дожидаемся Национальной гвардии, вот что мы делаем, – сказал Питере. – Считай, что ничего еще не произошло. Потерпи до ночи. А что сейчас – так то еще цветочки. Считай, ты не видал еще ничего. Ни-че-го.
– Может, нам лучше бы все-таки что-то предпринять, – робко предположил Дженкинс. – Мы только и делаем, что колесим вокруг да около.
– Что ж, давайте остановимся где-нибудь на Сто третьей, – сердито сказал Питере. – Я вас там высажу, а уж вы, ребята, попытайтесь помешать полутыще негритосов вынести оттуда на плечах да под мышками все магазины и забегаловки вместе с их подсобками, паркетом, унитазами, паутиной и крысами. Как вам такая идейка? А может, заглянем на Центральную авеню?
Может, предпочитаете там выйти из машины? Ах да, там вы уже побывали. А как насчет Бродвея? Можно очистить от швали тот перекресток, что на Манчестер. И грабежа там немного. Всего лишь град камней, метящих в каждую проезжающую нашу машину. Обещаю вам предоставить такую возможность, коли охота, чего уж, поскоблите своим дробовиком по тамошней мостовой. Только остерегайтесь, как бы кто не воткнул его вам в задницу и не выпустил в нее всю обойму.
– Если хочешь передохнуть, я могу сесть за руль, – тихо предложил Серж.
– Само собой, можешь сесть, коли есть желание. Погодите, пока стемнеет.
Тогда уж не поскучаете.
Когда Серж взялся за баранку, его часы показывали без десяти шесть.
Солнце стояло по-прежнему высоко и раскаляло докрасна висевшее над городом марево от пожарищ, словно намеревавшихся окружить с юго-востока ту часть Лос-Анджелеса, которой так старательно избегал Питере. Праздношатающиеся толпы негров – мужчин, женщин, детей – орали, веселились или таскали на себе награбленную добычу, нисколько не смущаясь присутствием полицейской машины. Нет, это совершенно бесполезно, думал Серж, совершенно бесполезно пытаться отвечать на радиовызовы, на этот девичий лепет из диспетчерской, нередко прерываемый к тому же всхлипами и слезами, отчего разобрать что-либо в нем вообще становилось почти невозможно.
Было очевидно, что основные события происходят в самом Уоттсе, а потому Серж, обуреваемый неодолимым желанием навести хоть какой-то порядок, направился к Сто третьей улице. Он никогда не ощущал в себе задатков лидера, но, черт возьми, если б ему удалось собрать горстку парней посговорчивее, вроде того же Дженкинса, который словно только и ждет приказа действовать, да Питерса, наверняка способного подчиниться храбрости, что не станет таиться, как его собственная, – если б только Сержу это удалось, он чувствовал, что сумел бы что-то предпринять.
Каждые минут пять они обгоняли какую-нибудь полицейскую машину, та же «команда» из трех человек – те же мундиры, те же шлемы, – так же озадаченных и так же сбитых с толку, как и они сами. Если не собраться с духом немедленно, ситуация станет совсем неуправляемой, подумал Серж. Он мчался на юг по Центральной авеню, потом свернул на восток к Уоттскому опорному пункту, где наконец обнаружил то, чего желал так неистово и страстно, как никогда не желал ни одной женщины, – он обнаружил там какое-то подобие порядка.
– Присоединимся? – спросил он, кивнув на отделение из десяти человек, неподалеку от участка круживших у входа в гостиницу. Среди них Серж заметил сержанта, и у него немного отпустило желудок. Теперь можно отказаться от своего дикого плана ценой напускной храбрости собрать воедино команду полицейских, утешая себя при этом мыслью о том, что кто-то же должен, черт их всех дери, кто-то же должен начать действовать!.. Но теперь этим «кто-то» будет сержант, а сам Серж может следовать чужим распоряжениям. Он был рад такому повороту событий.
– Помощь не нужна? – спросил Дженкинс, когда они к ним подошли.
Сержант обернулся, и на его левой скуле Серж увидел глубокую рану – на запекшейся крови осела пыль, однако страха в глазах не было. Закатанные по локоть рукава обнажили мощные, сильные руки. Внимательно вглядевшись в зеленые глаза, в глаза, где не было страха, Серж прочитал в них ярость.
Пожалуй, этот человек может что-то предпринять.
– Видали, что сталось с теми магазинами на южной стороне? – произнес сержант надтреснутым голосом.
Немало же он накричался, отдавая приказы, подумал Серж. Отдавая приказы и борясь с черным ураганом, который все равно ведь нужно кому-то остановить.
– Видали те долбаные магазины, что еще не горят? – повторил сержант. – Так вот, там полно мародеров. Не успел я проехать мимо и добраться до Комптон-авеню, как потерял все стекла на своей долбаной машине. В трех долбаных магазинах их никак не меньше шестидесяти, да еще сотня сзади стоит. Въехали с тылу на своем грузовике прямо сквозь долбаные стены, а теперь вот разносят там все в пух и прах.
– И какого хрена мы можем с этим поделать? – спросил Питере, а Серж наблюдал, как в трех кварталах от них сгорало дотла здание на северной стороне улицы. Пожарники, явно не способные войти внутрь из-за ведущейся по ним снайперской стрельбы, томились в ожидании рядом с участком.
– Я ничего никому не приказываю, – сказал сержант. Серж понял, что тот гораздо старше, чем показался поначалу, только какая в том беда, если он не трусит и к тому же сержант! – Хотите идти со мной – так пошли, очистим от них магазины. Сегодня никто им тут даже не воспрепятствовал, никто не бросил им вызов, этим долбаным долбарям своих долбаных матерей. Говорю вам, никто к ним даже не подступился. Их предоставили самим себе.
– Похоже, расклад там десять на одного, – сказал Питере, и Серж почувствовал, как у него снова заныл желудок и стало медленно сводить живот.
– Я пошел, – сказал сержант. – А вы, ребята, поступайте как знаете.
Они молча и тупо поплелись за ним – все, даже Питере. Сперва сержант шел шагом, но вскоре они вдруг поняли, что вслед за ним перешли на рысь.
Они слепо перешли бы и на бег, захоти того сержант, но у него хватило ума не частить и не сбиваться с разумного ритма, дабы не тратить энергии попусту. Пока они наступали, дюжина грабителей пыталась протащить тяжелую бытовую технику сквозь разбитые окна, так что на появление полицейских никто не обратил внимания.
Первый удар сержантской дубинки пришелся на одного из мародеров, и какое-то мгновение все остальные наблюдали за тем, как сержант ныряет в окно и начинает пинать и дубасить взмокшего от пота полуголого подростка, пыхтевшего у спинки громадной кровати, которую вместе с другим парнишкой он хотел было вынести отсюда по частям. Затем полицейские дружно ворвались в самую гущу толпы, крича и размахивая дубинками. Какой-то гигант мулат в окровавленной майке столкнул Сержа на усыпанный битым стеклом пол, и он увидел, как с десяток человек бегут к задней двери, швыряясь на ходу бутылками. Лежа на стеклянной колючей подстилке, резавшей в кровь руки, Серж прикидывал в уме количество бутылок из-под спиртного, пополнивших и без того могучий арсенал метательных снарядов, что всегда под рукой у любого негра в Уоттсе. В этот миг всеобщего безумия он размышлял почему-то о том, что мексиканцы, между прочим, пьют куда меньше и что вокруг Холленбека никогда бы не валялось столько бутылок. Прогремел выстрел, и мулат, успевший уже подняться, принялся бежать, а Дженкинс вскинул к плечу карабин и выпустил пять зарядов в глубь помещения. Когда Серж, оглохший от грохота над ухом, поднял глаза, он увидел, что черные вояки, все десять, лежат на полу, потом один из них поднимается, затем второй, третий, а спустя несколько секунд девять из них уже несутся по разоренной автостоянке, а те, что на улице, орут благим матом, роняют награбленное и рассыпаются во все стороны.
