Миермилис Стейга - Шаги за спиной
– Может, у него просто ноги длинные?
– И такое возможно. Только очень уж длинные. Найти бы след от другой ноги, тогда можно было бы по ширине шага прикинуть и рост этого человека. К сожалению, колесо автомашины все остальные следы уничтожило.
– Эх, если бы этот след был еще и тем, который нам нужен! – сказал Каркл. – Он ведь не на тропинке, а в стороне.
Розниек улыбнулся.
– Думается, это именно тот след, который нас интересует. Ведь человек пересекал дорогу ночью, в незнакомом месте и потому не сразу нашел продолжение тропинки. А по этой тропке в последнее время, надо полагать, ходили только обе эти женщины да почтальон.
– Почтальон по большей части ездит на мопеде кружным путем.
Покуда Розниек готовил гипсовые слепки, Каркл прохаживался взад-вперед, ища еще какие-нибудь следы. Ничего не обнаружив, он возвратился к Розниеку.
– Знаете, что мне пришло в голову?..
– Что? – взглянул на него Розниек.
– Возможно, такие же следы надо искать на песке у ручья. Хотя там следов будет немало, у плоских камней сходится несколько троп. Но наш объект, во всяком случае, должен был идти именно по этой дороге.
– А почему не через мостик? Ближе вроде бы…
– Как сказать, – задумчиво возразил Каркл. – Если идти в центр поселка, этот путь короче, а если на околицу? Местные предпочитают ходить через плоские камни. Говорят, дорога приятней.
– Молодец, – хлопнул по плечу младшего лейтенанта Розниек. – Смекалка работает. Запаковав гипсовые слепки следов, они двинулись дальше.
Тропинка капризно петляла из стороны в сторону. Можно было подумать, что ее протоптал пьяница. Но это было не так. Здесь ходили люди, любящие природу. Вот дорожка бережно обходит стороной брусничник, тут она огибает тоненькую березку, пощадила она и мелкий кустарничек.
– Эту тропинку проложила Катрина Упениеце, – уважительно сказал Каркл. – По ней она ходила в свою бригаду.
Оба оперативных работника, словно страстные грибники, обшаривали лес. Следы разглядеть здесь трудно, тропинка твердая, проросшая мелкими корнями, усыпана прошлогодней хвоей. А вот грибы и впрямь попадались часто. Розниек помаленьку набрал полный полиэтиленовый мешочек, на всякий случай хранившийся у него в портфеле. "Вот ребятишки обрадуются, – подумалось ему, – особенно этому крепышу боровичку с тремя шляпками и тремя ножками, сросшимися в одну".
Каркл, сойдя с тропинки, срезал и подал Розниеку великолепный подосиновик.
– Значит, все-таки вы считаете, что это убийство?
– Нет, не считаю, но предполагаю, – улыбнулся Розниек.
– Но должен же следователь знать, что он в конце концов ищет.
– Не всегда мы это четко себе представляем и все же ищем. В особенности когда неясно, что произошло.
– Как раз именно тот каверзный случай. Эксперт говорит, старушка умерла своей смертью, но полосы на руках и разбросанные калоши говорят иное. Кто-то ее крепко встряхнул. Катрина, возможно, и бежала за помощью… Однако что делал в доме неизвестный мужчина? Почему он исчез и никому ничего не сообщал?
– Об этом мы у него и спросим.
– Когда найдем.
Некоторое время они шли молча, думая каждый о своем.
– Сегодня утром мы со Стабинем были в магазине, – нарушил молчание Розниек.
– У Эджуса?
– Да. Хотели все-таки выяснить, кто принес водку в Межсарги..
– Я тоже интересовался. Оказывается, Катрина сама купила бутылку для своего гостя.
– Все верно, – подтвердил Розниек. – Но я установил еще один факт. Леспромхозовцы покупают водку ящиками.
– Да, там пестрый народец понаехал.
– Есть с судимостями?
– Имеются!
Розниек остановился и стал разглядывать ствол могучей сосны. На высоте человеческого роста к коре прилипла мокрая нитка – темная, грубая, скорей всего из кофты деревенской вязки. Он сфотографировал нитку и поместил ее в пробирку.
Они пошли дальше.
Розниек расстегнул рубашку, затем снял ее, скомкал и сунул в портфель. Лишь теперь он заметил, что солнце поднялось уже высоко.
Вскоре лес поредел, чаще стали попадаться лиственные деревья.
– Здесь, – показал Каркл и повернул направо. Розниек последовал за ним. За кустарником стала проглядывать залитая солнцем речка. Берег тут был пологий, песчаный, кое-где на нем виднелись островки травы. Плоские валуны были вроде специально для удобства пешеходов брошены в воду, создавая переход через речушку.
– Мост хоть куда, все честь по чести! – воскликнул Розниек.
Каркл, присев на корточки, зачерпнул пригоршню прозрачной холодной воды, выпил, удовлетворенно крякнул и принялся изучать песчаный берег.
– Глянь-ка, похоже, отпечаток того самого сапога! – сам не веря в реальность счастливой находки, выкрикнул он. – А вот и след другой ноги.
Розниек тотчас снял с плеча фотоаппарат.
– Интересно. Оба следа на песке резко отличаются друг от друга, как будто у каждой ноги была своя походка. Правую человек ставил прямо перед собой, словно подбрасывал ее, левую – наискосок, носком наружу.
– В самом деле интересно, – отозвался Каркл, продвигаясь по следу. – Он не переходил речку по камням, а пошел вброд.
– Протез! – хлопнул себя по лбу Розниек. – У этого человека вместо правой ноги – протез. Значит, круг разыскиваемых значительно сузился. Скажи, эта дорожка за ручьем куда ведет?
– Я же говорил – к окраине поселка. В крайнем доме живет колхозник Балодис, за ним – Бекитан, а там, поближе к лесу, – фельдшер Ошинь. А у Ошиня, – Каркл обернулся и понизил голос, словно опасаясь, что его могут подслушать, – вместо правой ноги – протез!
– Вот оно что! Снова мы вышли на Ошиня! А может, в поселке еще кто-нибудь ходит на протезе?
– Больше никто, – ответил Каркл. – Пойдем, навестим Ошиня?
– Стоило бы, конечно, – раздумывал Розниек. – Впрочем, давай повременим, проанализируем эту личность всерьез.
– Да он весь как на ладони. Весьма мрачный и неприятный субъект. Служил в германской армии, пьет без просыпу.
– Причинял ли он кому-нибудь зло умышленно? Людям или, может быть, скотине, которую лечит?
– Врать не буду, такого за ним не замечалось. А скотину и вовсе он уважает больше, чем людей.
По камням они перешли речку.
– А куда ведет эта тропинка? – поинтересовался Розниек.
– К шоссе, к автобусной остановке.
Следователь раскрыл портфель и, достав необходимые приспособления и химикалии для фиксации следов на песке, вновь пересек речку, но в обратном направлении.
XII
– Ваша фамилия, имя, отчество? – Стабинь в упор смотрел на сидевшую перед ним женщину средних лет. На ней была синевато-серая шерстяная кофта домашней вязки. Женщина нервно теребила концы платка. Казалось, она того и гляди расплачется. Но это только казалось. Вилма Ошинь была не из тех, кого легко довести до слез. Ее, конечно, мучил страх, но это еще не означало, что она тотчас выложит все, что ей известно. Вилма была деревенской женщиной, со свойственной деревенским людям хитрецой. Прежде чем сказать, она всегда прикинет, выгодно ли ей. Это Стабинь уловил сразу: и по тому, с какой осторожностью она приоткрыла дверь колхозного красного уголка, и по тому, сколь медлительно осматривала стул прежде, чем сесть на него. Она явно выгадывала время для обдумывания ситуации.
– Я, дорогие, ничегошеньки не знаю, – плаксиво заныла она. – Откуда мне, простой крестьянке…
В глазах Стабиня мелькнула ирония.
– Разве для того, чтобы назвать свое имя, требуется высшее образование? – улыбнулся он.
Вилма несколько смутилась.
– Вы с сенокоса вызвали меня в контору разве только затем, чтобы узнать мою фамилию?
– Значит, вы все-таки догадываетесь, о чем пойдет разговор?
– Если о брате, то он про свои дела мне ничего не рассказывает. Только дерется, когда хватит лишнего.
– И часто это бывает?
Вилма сообразила, что сболтнула лишнее.
– Случается, – ответила она, – иногда под горячую руку.
– И как часто ваш брат выпивает?
Строгий тон Стабиня свидетельствовал, что уклончивые ответы его не устраивают.
Немного помолчав, чтобы собраться с мыслями, Вилма, растягивая слова, сказала:
– Пить он, конечно, пьет. Правда, теперь меньше. Раньше вообще ни одного вечера не бывал трезвый. Сейчас малость поутих… – Искоса глянув на инспектора и поняв, что тот ждет более точного ответа, она продолжала: – На неделе раза два надирается. А тогда бывает, что и дает рукам волю, но не в полную силу. Легонько. А чтоб мордобой учинить, упаси боже. Он не хулиган.
– Где он пьет? – спросил Стабинь.
– Дома. А то где же еще?
– А в четверг? Вот в этот, в последний. Где он был?
– В четверг? – задумалась женщина. – В четверг он не напивался.
– Напиваться, может, и не напивался, но выпил? Где?
– Откуда мне знать? По пятам за ним не хожу.
Инспектор, прищурив глаза, пристально глядел на женщину.
Вилма Ошинь поежилась и покраснела.
