Фридрих Незнанский - Чисто астраханское убийство
— А вы за нас не беспокойтесь, — мягко объяснился Турецкий. — Мы ведь почти все успели, да, Зин?
— Конечно, — подтвердила она, улыбаясь, и многозначительно добавила: — но только далеко не все, Саня. Лично у меня в запасе еще много осталось. На будущее… Ладно, шутки в сторону. А я, Дусь, рассказываю вот Сане про наши беды… Ну, про Катюху там, про доктора моего… Вообще, про весь наш беспредел. Он попросил, я и рассказываю. Ах, если бы помог кто, — вздохнула она. — Только никому, я чувствую, это не нужно. На краю пропасти живем, и никто руку протянуть не желает.
— Ну, насчет пропасти это ты, Зинуля, зря. — Турецкий нахмурился. — А вообще, скажу тебе, Славка, ты бы напряг немножко своего дружка Привалова. А то ведь люди уже уверены, что никакой правды не существует.
— Напрячь — это можно, — озабоченно ответил Грязнов, — знать бы куда… Ладно, девочки, поговорим попозже. Мы ж никуда не бежим. Давайте сядем нынче да всерьез обсудим, что тут у вас было и куда кривая вывозит ваших правоохранителей. А пока пойдем и чего-нибудь перекусим. Не знаю, как вы, а мы с Дусенькой хотим жрать, как из пушки.
— Это, примерно, как же? — Турецкий наклонился в Зине и подмигнул. — Не знаешь? — Та, улыбнувшись, отрицательно покачала головой. — Вот и я мучаюсь в догадках, — заключил он. — Но прислушаться к Славки ному совету, думаю, стоит, ты что думаешь по этому поводу?
— Да уж пора на работу бы…
— Успеешь, — решительно заявила Дуся. — Никто к тебе в такую рань не заявится. Прошу всех к столу!..
А за столом все будто забыли о вчерашнем веселье, и разговор теперь шел только о событиях прошлого года. Женщины тараторили, торопясь и перебивая друг дружку, а Грязнов с Турецким, который сидел с насупленным видом, только слушали. И Дуся видела, что слушают они оба внимательно, не формально, лишь бы отделаться. Иногда переглядывались и покачивали головами, так, будто многое им было давно уже известно. Но откуда?
Ей бы и в голову не пришла мысль о том, что все беды и мытарства, которые разворачивались в этой забытой Богом станице, были типичными для огромной и безалаберной в отношении законности страны. И похожие ситуации складывались настолько часто, что их можно было назвать типичными. Но в каждом доме — свое горе, и сколько бы жильцам этих домов ни повторяли, что так везде, кому от этого легче? Да никому, только привыкают люди к горю и перестают верить в справедливость, либо, как в этом конкретном случае, начинают мстить нерадивым законникам. И как их после этого осуждать? Вон ведь фильм «Ворошиловский стрелок» вызвал у зрителей весьма определенного рода чувства. А по сути, вот тебе и главный тезис: правды ждать не от кого, поэтому сам берись за оружие. И ведь все, до последнего зрителя, сочувствовали именно старику, отомстившему за внучку, а не представителям закона. Все наоборот у нас получается… Устанавливай справедливость путем прямого нарушения закона. Так какая же она после этого справедливость? А конкретный вопрос прост: кто-то ж однажды должен сделать свой решительный шаг? Или уже перевелись на Руси честные мужики?..
Почти, можно сказать, пламенная речь Турецкого на эту тему вызвала понимание и сочувствие у женщин. Мрачный Грязнов только кивал, он тоже разделял Санину точку зрения. Ну и что толку? Похоже, такие вопросы теперь решаются не путем давления снизу, а лишь по получении строгого указания сверху. Если среднее звено все это не угробит на корню. Да к тому же известно, что проклятия и радостные гимны, как написал еще девять веков назад великий Омар Хайям, не долетают к синей вышине… Ну и какая теперь рыбалка в таком настроении? Грязнов решил пропустить один день, чем несказанно обрадовал Дусю, а Турецкий, охотно согласившись с другом, отправился провожать Зину, чтобы поговорить еще и по дороге. Он, как быстро сообразила Дуся, имел желание встретиться с Зиной снова. И когда они вышли, Дуся пошепталась со Славушкой, и они решили всячески способствовать их следующей встрече. Зина после проведенной ночи, похоже, чувствовала себя прекрасно, явно была в приподнятом настроении, в отличной форме и плевать хотела на то, что станут обсуждать соседки. Вообще, она повела себя решительно и даже чуть вызывающе. Вот уж действительно: пусть хоть и час, да мой! Да что и говорить-то по поводу того, как заметно расцветала женщина, чуть было не забывшая о том, что она еще молода и красива? И ведь случилось так, что именно Саня Турецкий довольно решительно ей об этом напомнил, иначе, в самом деле, с чего бы это она вдруг так похорошела? И за одну только ночь, надо же! Короче, пускай думает тот, кому это непонятно. А уж о Дусе, немедленно упавшей в объятья Грязнова, и рассуждать было нечего: у нее и у самой наблюдалась та же картина и с тем же душевным состоянием, правда, перемежаемым минутными вспышками непонятного смятения. А сильная страсть, безудержное желание любви и полнейшее смятение чувств — явления, в сущности, одного порядка…
Глава третья
Отъезд
Чтоб хорошо погулять да не подраться — такого на Руси великой еще не видывали. Это — как обязательный ритуал. Забыл о нем в своих московских заботах известный сыщик Турецкий. И шел спокойно по длинной улице, вдоль порядка домов, фасады которых закрывали буйные заросли кустарников и фруктовых деревьев. Слушал Зину и смотрел по сторонам, отмечая все новые и новые детали сельского бытия. Давно не был он в селах — в основном посещал по служебной надобности города, пусть и сельского, как говорится, типа, а там совсем другая обстановка. Редкие прохожие, которые встречались им, кланялись женщине, та отвечала тем же, кивал вежливо и Турецкий — словом, было так, как повсюду, где люди давно знают друг друга и каждый новый человек им в диковинку. Некоторые останавливались и глядели новоявленной парочке вслед. Турецкий улыбался, замечая, что Зина вела себя независимо, так, будто ее никакое чужое внимание не касалось. И это забавляло. Уже на крыльце медпункта, когда она поднялась и открыла своим ключом дверь, а он остался внизу, они наконец простились. Она кивнула и подмигнула, словно смахнув с лица улыбку, а он с серьезным видом протянул и пожал ей руку, тоже не забыв подмигнуть в ответ. Как заговорщики, у которых каждый следующий шаг и действия были четко расписаны.
— До вечера? — негромко спросил он, и она, спрятав улыбку и едва заметно кивнув, исчезла за дверью.
Он обернулся, постоял немного, покачиваясь с носков на пятки и разглядывая неширокую станичную площадь — с магазинами, парикмахерской и автобусной остановкой, и отправился в обратный путь. Но когда проходил мимо почти безлюдного навеса остановки со столбом и желтым трафаретом расписания движения автобусов, ему навстречу, словно черт из-под пенька, явился определенно пьяный молодой парень. С утра — и уже? Это было серьезно, подумал Александр Борисович и хотел обойти его стороной. Но парень мешал ему. Тогда Турецкий остановился и вынул руки из карманов брюк, неизвестно ведь, к чему надо быть готовым.
— Ты чо? — выдавил парень, выпятив нижнюю губу, что, вероятно, должно было изображать его откровенно агрессивные намерения.
— А ничо, а ты сам — чо? — в тон ему, с вызовом спросил Турецкий, с трудом сдерживая желание расхохотаться. И подумал: «Вот бы Зинка увидела, посмеялась бы… Смех у нее красивый, серебристые такие колокольчики…» — Ты кто такой? — спросил уже строго.
Гошка я! А ты чо к Зинке цепляешься? — И дальше медленно полилась совсем уже пьяная матерная брань. Ничего нового для себя в этом потоке Турецкий не обнаружил и просто сплюнул парню под ноги.
— Не твое собачье дело, мистер Гошка!
— Ах, ты так?! — И снова мутный поток. — Ну, так я тебя научу… — Поток продолжал изливаться уже стремительнее. Очевидно, давал заряд для храбрости.
Серьезной угрозы парень не представлял, но у него могли быть помощники — из собутыльников, а устраивать массовое представление на площади Александр Борисович как-то пока не собирался. И он спокойно дождался, когда довольно-таки приличных размеров кулак парня вскинулся вверх, а затем стал описывать дугу в направлении носа чужака. Он на лету перехватил кулак правой рукой и резко крутанул его в сторону, отчего парень взвыл, скособочился, а затем нелепо откачнулся и рухнул пластом в ближнюю канаву.
Турецкий подошел к нему, наклонился и даже присвистнул от изумления: хулиган и матерщинник Гошка… спал. Немного ему, оказалось, нужно было для того, чтобы испытать всю полноту ощущений. Александр Борисович выпрямился, со смехом покачивая головой, и услышал за спиной очередной грубый возглас:
— Ты чего здесь нарушаешь?! Хулиганишь?! Драки устраиваешь?! Кто такой?! А ну, предъяви документ!
Турецкий посмотрел на стоявшего перед ним молодого милиционера в звании сержанта, лицо у которого было буро-кирпичного цвета, но Саня мог бы поклясться, что не от солнечного загара. Да и волна миазмов, долетевшая из открытого рта, любому понимающему человеку уверенно подсказала бы свое происхождение. Словом, бравый такой молодец в помятой милицейской форме, с раннего утра в меру пьяный и сверкающий разъяренными глазами, требовал от чужака соблюдения одному ему ведомой законности.
