Ю Несбё - Призрак
Но этот гость расположился на стуле в своей обычной позе: скорее лежа, чем сидя.
— Ты выглядишь лучше, — сказал Хаген.
— Твой город тоже, — ответил Харри, пожевывая незажженную сигарету.
— Думаешь?
— Красивый Оперный театр. Немного меньше торчков на улицах.
Хаген поднялся и подошел к окну. С шестого этажа здания Полицейского управления он видел новый городской район Осло — Бьёрвику, купающуюся в лучах солнца. Строительство шло полным ходом. Снос старого завершился.
— В последние годы значительно снизилось количество умерших от передоза. Цены взлетели, потребление упало. Городские власти получили то, о чем просили. Осло больше не самый героиновый город в Европе.
— «Happy days are here again». [11]
Харри сложил руки за головой и вытянулся так, что чуть не соскользнул со стула.
Хаген вздохнул:
— Ты не сказал мне, что привело тебя в Осло, Харри.
— Разве не сказал?
— Нет. А если точнее, что привело тебя сюда, в убойный отдел.
— Разве не принято навещать бывших коллег?
— Да, у других, нормальных, социально адаптированных людей.
— Хорошо. — Харри прикусил фильтр «Кэмела». — Моя профессия — убийство.
— Ты хочешь сказать, твоей профессией былоубийство?
— Давай я сформулирую по-другому: моя профессия, моя специальность — убийство. И это по-прежнему единственное, в чем я разбираюсь.
— И чего ты хочешь?
— Работать по специальности. Расследовать убийства.
Хаген поднял бровь:
— Ты снова хочешь работать у меня?
— Почему бы и нет? Если я правильно помню, я был одним из лучших.
— Неправильно, — возразил Хаген и снова отвернулся к окну. — Ты был лучшим. — И добавил более тихим голосом: — Худшим и лучшим.
— Я бы взялся за какое-нибудь убийство в наркосреде.
Хаген сухо усмехнулся:
— Какое из них? У нас их было четыре только за последние полгода. И ни по одному мы не продвинулись.
— Убийство Густо Ханссена.
Хаген не ответил, продолжая изучать людей, ползающих там, внизу, по газону. В голове у него автоматически возникали ассоциации. Мошенники со страховками. Воры. Террористы. Почему он видел именно их, а не честных тружеников, которым выпало счастье во время заслуженного отдыха понежиться пару часов на сентябрьском солнце? Полицейский взгляд. Полицейская слепота. Он рассеянно слушал голос Харри, звучавший у него за спиной:
— Густо Ханссен, девятнадцати лет. Знаком полиции как наркодилер и торчок. Двенадцатого июля найден мертвым в квартире на улице Хаусманна. Умер от кровопотери, получив пулю в грудь.
Хаген невесело рассмеялся:
— Почему ты хочешь взяться за единственное раскрытое дело?
— Думаю, тебе это известно.
— Да, известно, — вздохнул Хаген. — Но если бы я снова взял тебя на работу, я бы дал тебе другое дело. Дело полицейского агента.
— Я хочу то дело.
— Существует, если округлить, около ста причин, по которым ты никогда не получишь этого дела, Харри.
— Например?
Хаген повернулся к Харри:
— Достаточно упомянуть первую. Это дело раскрыто.
— И что дальше?
— Это дело ведем не мы, а Крипос. [12]У меня нет вакансий, у нас идут сокращения. На тебя нельзя положиться. Мне продолжать?
— Ммм. Где он?
Хаген молча указал на каменное здание на другой стороне лужайки, за пожелтевшими кленами.
— В Бутсене, — сказал Харри. — В следственном изоляторе.
— Пока там.
— Посещения запрещены?
— Кто выследил тебя в Гонконге и рассказал об этом деле? Уж не…
— Нет, — отрезал Харри.
— Ну так?
— Вот так.
— Кто?
— Может, в Интернете прочитал.
— Это вряд ли, — сказал Хаген с легкой улыбкой и непроницаемым взглядом. — Информация об этом деле появилась в газетах всего один раз, после чего оно было забыто. В статьях не упоминалось никаких имен. Там просто говорилось, что один торчок под кайфом пристрелил другого из-за дозы. Подобные случаи мало кому интересны. Это дело было совсем непримечательным.
— Примечательно только то, что речь шла о двух подростках, — сказал Харри. — Девятнадцати лет и восемнадцати.
Голос его изменился. Хаген пожал плечами:
— Достаточно взрослые, чтобы убивать, достаточно взрослые, чтобы умирать. В следующем году их бы призвали в армию.
— Можешь устроить мне свидание с ним?
— Кто твой информатор, Харри?
Харри почесал в затылке.
— Приятель из криминалистического.
Хаген улыбнулся. И на этот раз глаза его тоже улыбались.
— Ты просто миляга, Харри. Насколько я знаю, у тебя в полиции всего три друга. Бьёрн Хольм из криминалистического. И Беата Лённ из криминалистического. Кто из них?
— Беата. Ну что, устроишь свидание?
Хаген уселся на край письменного стола и посмотрел на Харри. Потом бросил взгляд на телефонный аппарат.
— При одном условии, Харри. Ты пообещаешь держаться на расстоянии многих десятков километров от этого дела. Между нами и Крипосом сейчас царит мир и согласие, и я не хочу никаких ссор с ними.
Харри кисло улыбнулся. Он так низко съехал со стула, что мог видеть пряжку своего ремня.
— Значит, вы теперь закадычные друзья с королем Крипоса?
— Микаэль Бельман больше не работает в Крипосе, — ответил Хаген. — И как следствие — мир и согласие.
— Крипос избавился от писхопата? «Happy days…»
— Да нет, — глухо рассмеялся Хаген. — Бельман никогда не был так близко к нам. Он в этом здании.
— Вот черт! Он в убойном?
— Боже упаси. Он уже больше года руководит Оргкримом.
— У вас, я смотрю, появились новые сокращения.
— Организованная преступность. Объединили несколько старых отделов: грабежи, траффик, наркотики. Теперь всем этим занимается Оргкрим. Более двухсот сотрудников. Это самый большой отдел криминальной полиции.
— Мм. Теперь у него больше подчиненных, чем было в Крипосе.
— Тем не менее в зарплате он потерял. А ты ведь понимаешь, что значит, когда человек вроде него соглашается на хуже оплачиваемую работу.
— Хочет получить больше власти, — ответил Харри.
— Его наградили за вклад в борьбу с наркотиками, Харри. Отлично организованное наблюдение. Аресты и рейды. Банд стало меньше, внутренние войны кончились. Количество смертей от передоза, как я уже говорил, уменьшается… — Хаген поднял вверх указательный палец. — А Бельман возвеличивается. Парень метит на хорошие места, Харри.
— Я тоже, — сказал тот и поднялся. — На Бутсен. Надеюсь, разрешение на посещение к моему приходу уже будет у дежурного.
— Значит, мы договорились?
— Конечно, — кивнул Харри, дважды встряхнул протянутую руку бывшего шефа и направился к двери.
В Гонконге он прошел отличную школу вранья. Он услышал, как Хаген снял телефонную трубку, но, подойдя к выходу из кабинета, все же обернулся:
— И кто третий?
— Что? — Хаген, не отрывая взгляда от телефонного аппарата, нажимал клавиши толстым указательным пальцем.
— Кто мой третий друг здесь?
Начальник отдела Гуннар Хаген прижал телефонную трубку к уху, устало посмотрел на Харри и со вздохом произнес:
— А сам как думаешь? — И затем: — Алло? Это Хаген. Мне нужно разрешение на посещение подследственного. Да? — Хаген прикрыл трубку ладонью: — Все будет хорошо. У них сейчас обед, так что подходи к двенадцати.
Харри улыбнулся, пробормотал «спасибо» и тихо закрыл за собой дверь.
В досмотровой комнате Турд Шульц застегивал брюки и надевал пиджак. Все отверстия его тела было решено не изучать. Таможенница — та же самая, что остановила его, — ждала перед досмотровой. Вид у нее был как у экзаменатора, только что принявшего устный экзамен у последнего студента.
— Спасибо за сотрудничество, — сказала она, жестом указывая ему на дверь.
Турд предполагал, что они долго спорили, извиняться или нет каждый раз, когда наркособачка кого-нибудь выделит, а наркотиков не найдут. Остановленный, задержанный, попавший под подозрение, поставленный в затруднительное положение человек, без сомнения, не возражал бы против извинений. Но надо ли извиняться за то, что таможенники делают свою работу? Собаки постоянно выделяли людей, у которых не было наркотиков, и извинения, таким образом, стали бы в какой-то степени признанием несовершенства процедуры, сбоя в системе. С другой стороны, они должны были понять по лычкам, что он капитан. Что у него не три лычки, что он не относится к пятидесятилетним неудачникам, так и не выбравшимся по собственной вине из правого штурманского кресла. Нет, у него было четыре лычки, свидетельствовавшие о том, что у него все в порядке и под контролем, что он владеет ситуацией и отвечает за собственную жизнь. Они должны были знать, что он принадлежит к аэропортовой касте брахманов. Капитану воздушного судна таможенник с двумя полосками обязан был принести извинения, к месту это было или не к месту.
