Джон Вердон - Зажмурься покрепче
— Не припомню, чтобы он вдавался в такие детали.
— Тогда как он описал Джиллиан?
— Что она из богатой семьи.
Вэл издала резкий, жутковатый звук, который сложно было ожидать в исполнении таких нежных губ. Еще сложнее было осознать, что это смех.
— Точно! — воскликнула она с каким-то злорадством. — Семья у нас определенно богатая. Я бы даже прибегла к скабрезности и сказала, что денег у нас как дерьма, — она выплюнула это слово с каким-то высокомерным удовольствием. — Вас, наверное, удивляет, что я не выгляжу убитой горем родительницей?
Болезненная память о собственной утрате затрудняла ответ. Выдержав паузу, Гурни сказал:
— Я видел много странных реакций на смерть, миссис Перри. Кроме того, я понятия не имею, какая реакция была бы «нормальной», с учетом обстоятельств.
Она задумчиво кивнула.
— Говорите, что видали странные реакции на смерть… А более странную смерть видали?
Вопрос показался Гурни то ли риторическим, то ли избыточно театральным. Чем пристальнее он всматривался в глаза этой женщины, тем сложнее было понять, как столько противоречий могло уживаться в одном человеке. Всегда ли она была настолько разнородной? Или он видел только осколки личности, в которые ее превратила смерть дочери?
— Расскажите что-нибудь еще про Джиллиан, — попросил он.
— Что, например?
— Вы описали только ее характер. Какие еще обстоятельства ее жизни могли дать повод Флоресу желать ее смерти?
— То есть вы спрашиваете, зачем Гектор ее убил? Да я понятия не имею. Полиция тоже в тупике. Ходят по кругу уже четыре месяца. Первая версия — это что Гектор был геем, тайно влюбленным в Эштона, и что он убил Джиллиан из ревности. А поскольку геи склонны к драматизму, он не устоял перед искушением убить ее не просто так, а именно в свадебном платье. Ради красоты жеста. Вторая версия противоречит первой. По соседству с Эштоном жили муж и жена. Муж — судовой механик и поэтому часто отсутствовал. А жена бесследно исчезла в тот же день, что и Гектор. Следствие предположило, что у них был роман, а Джиллиан узнала и грозилась всех выдать из мести, потому что у нее якобы случился роман с Гектором, ну и дальше все как-то завертелось…
— …и он отрубил ей голову на свадьбе, чтобы она молчала? — кивнул Гурни и тут же пожалел о выборе слов. Он собирался извиниться, но Вэл Перри, кажется, не сочла их обидными.
— Я же говорю, они идиоты. Они всерьез считают, что Гектор был либо латентным мужеложцем, который втайне сох по своему хозяину, либо лубочным ловеласом, который лез под каждую встречную юбку и замахивался мачете на всех, кому это не нравилось. И то, и другое — одинаковая глупость, хоть монетку бросай, чтобы выбрать, на чем остановиться.
— Насколько близко вы сами знали Флореса?
— Совсем не знала. Мы не были знакомы. Даже досадно, учитывая, сколько места он теперь занимает в моей голове. Он там, можно сказать, прописался, в отсутствие информации о «местонахождении в данный момент», как вы выразились. Видимо, мне придется это терпеть, пока его не поймают или не убьют. И я очень надеюсь ускорить то или другое при вашей поддержке.
— Миссис Перри, вы не первый раз даете понять, что не против его смерти. Поэтому давайте кое-что проясним: я не наемный убийца. Если это необходимое условие контракта — будь оно гласное или негласное — боюсь, вам лучше искать помощи в другом месте.
Она внимательно посмотрела на него.
— Главное условие контракта — найти его и проследить, чтобы свершилось правосудие. Вот и все.
— Тогда я должен спросить… — начал Гурни, но запнулся, заметив какое-то движение в долине. Койот. Вчера он видел такого же, и этот точно так же бежал в сторону пруда, где и скрылся в кленовых зарослях.
— Что там? — спросила Вэл, поворачиваясь.
— Бездомный пес, кажется. Простите, отвлекся. Я должен спросить: почему вы хотите работать со мной? Если вы, как сами утверждаете, не ограничены в средствах, то могли бы нанять целую армию. И найти специальных людей, которые, скажем так, были бы не слишком озабочены, чтобы преступник предстал перед официальным судом. Почему вы пришли ко мне?
— Хардвик сказал, что вы лучший из лучших. Он считает, что если вообще возможно разгадать это убийство, то на это способны только вы.
— И вы ему поверили на слово?
— Думаете, я совершила ошибку?
— Что заставило вас поверить?
Она ненадолго задумалась, словно чувствуя, что от ее ответа многое зависит, и наконец сказала:
— Вначале он был главным следователем по этому делу. Хардвик — человек грубый, циничный и отталкивающий, любитель потыкать окружающих в больные места. Это чудовищно. Но при этом он практически не ошибался в своих суждениях. Возможно, вам моя логика покажется странной, но я хорошо понимаю таких неприятных людей. Я им, более того, доверяю. Вот поэтому я и здесь, детектив Гурни.
Он снова уставился на грядки, зачем-то пытаясь вычислить, в каком направлении по компасу в среднем клонится большая часть зеленых хвостов аспарагуса. Вероятно, наклон 180 градусов по линии горизонта обусловлен господствующими ветрами, и аспарагус развернут в подветренную сторону, туда, где собирается гроза. Колибри продолжали свою ритуальную битву — если это была битва. Бывало, что они так зависали рядом друг с другом на час или дольше. Было неясно, каким образом столь долгая, изматывающая конфронтация или соблазнение могли закончиться каким бы то ни было успехом.
— Вы упомянули, что Джиллиан питала нездоровый интерес к нездоровым мужчинам. Вы бы отнесли к ним Эштона?
— О господи, конечно же, нет. Скотт — лучшее, что случилось с Джиллиан за всю ее жизнь.
— И вы одобрили эту партию?
— «Одобрила партию»? Как старомодно!
— Давайте я перефразирую. Вы были довольны этим браком?
Ее губы улыбались, но глаза смотрели холодно.
— У Джиллиан было множество… скажем так, проблем. И эти проблемы требовали долгосрочного медицинского вмешательства и наблюдения. Так что выйти замуж за лучшего в своей профессии психиатра, вне всяких сомнений, было огромной удачей. Я понимаю, что это звучит несколько… утилитарно. Но Джиллиан была особым человеком, и применительно к ней мой подход оправдан. Она постоянно нуждалась в помощи.
Гурни вопросительно поднял бровь.
Она вздохнула.
— Вы знали, что доктор Эштон — директор специализированной школы, которую окончила Джиллиан?
— Но разве это не нарушение…
— Нет, — перебила Вэл, и было понятно, что ей не в первый раз приходится опровергать подразумеваемый аргумент. — Он психиатр, но, когда она училась, он не был ее лечащим врачом. Так что с этической стороной вопроса все в порядке. Люди, конечно, все равно судачили. Он доктор, она пациентка, как это так. А по факту — выпускница вышла замуж за директора школы. На выпускном ей уже было семнадцать, а следующие полтора года они с Эштоном близко не общались. Хотя сплетников эти подробности, разумеется, не волнуют, — подытожила она, сверкнув глазами.
— Ну, история действительно на грани фола, — произнес Гурни то ли Вэл, то ли в ответ собственным мыслям.
Она снова разразилась своим жутковатым смехом.
— Для Джиллиан это было лишним поводом в нее ввязаться. Она на этой грани жила.
Любопытно, подумал Гурни. И то, как ее глаза загорелись, тоже любопытно. Может быть, роман Джиллиан не единственный в этой семье на грани фола?
— А как доктор Эштон относился к слухам?
— Скотту неважно, что думают люди. Ни о нем, ни вообще, — произнесла Вэл, и Гурни понял, что она питает к этому качеству уважение.
— Значит, он сделал Джиллиан предложение, когда ей было восемнадцать или девятнадцать?
— Девятнадцать. И это она сделала ему предложение, а он согласился.
Странное возбуждение в ее взгляде стало угасать.
— Согласился, значит. И что вы почувствовали, когда узнали?
Сперва ему показалось, что она не расслышала вопроса. Затем, чуть отвернувшись, она произнесла внезапно хрипловатым голосом:
— Облегчение.
Теперь Вэл тоже смотрела на аспарагус, и взгляд ее был таким пытливым, словно она надеялась разглядеть в его зелени объяснение перемене своего настроения. Поднялся несильный ветерок, и верхушки аспарагуса начали слегка покачиваться.
Гурни молча ждал продолжения.
Когда она заговорила вновь, было видно, что ей это дается через силу, словно перед каждым словом нужно преодолевать преграду, как бывает во сне.
— У меня гора с плеч свалилась, что ответственность больше не на мне, — она собираясь сказать что-то еще, но передумала и покачала головой. Гурни понял, что она себя осуждает. Возможно, этим объяснялась ее жажда избавиться от Флореса, и месть казалась ей способом искупить вину перед дочерью?
Спокойно. Не спешить с выводами. Придерживаться фактов.
