Альберт Баантьер - Убийство в купе экспресса. Сборник.
— Официально ставлю вас в известность, — деловито сказала она по‑немецки, — что этот человек, Мартин Фёрсен, он же Магнус Фрюкберг, сегодня ночью в ноль часов двадцать восемь минут проник со стороны двора в этот дом и приблизительно в ноль часов тридцать одну минуту нанес тяжкие телесные повреждения постояльцу четвертого номера. Так как этого достаточно для задержания и ареста, я с удовольствием передаю его вам.
— Вы имеете что‑либо возразить? — тоже по‑немецки спросил Ван Хаутем у Фрюкберга, который опустил руки и безучастно слушал.
— Я не сопротивляюсь. Признаю, я проник в этот дом, но больше ничего в данный момент не скажу.
— В таком случае я вас арестую… Вы будете доставлены в Центральное полицейское управление и задержаны до тех пор, пока я вас не допрошу. Эверт, обеспечь доставку и заключение в камеру. Взлом и телесные повреждения.
— Может, кто‑нибудь расплатится с таксистом? — Труди Мигль подняла вверх банкнот в десять гульденов. Капрал взял деньги и с важным видом вышел на улицу.
— Пройдемте, пожалуйста, со мной в гостиную, — пригласил Ван Хаутем швейцарку. Он пошел вверх по лестнице, провожаемый разочарованным взглядом Старинга, который много дал бы за то, чтобы присутствовать при разговоре.
При свете двух настольных ламп под зелеными абажурами Ван Хаутем с любопытством смотрел на невозмутимую молодую особу, расположившуюся в соседнем кресле. Он опять занялся неразлучной трубкой, а она закурила сигарету из серебряного портсигара. Берет и пальто она сняла, при помощи расчески и губной помады привела себя в порядок перед каминным зеркалом и выглядела теперь так, словно только что пробудилась от безмятежного сна, а не охотилась за человеком по ночным улицам Амстердама. Но ее пальцы с отличным маникюром крепко держали сигарету, а голубые глаза сквозь табачный дым внимательно оценивали коренастую фигуру напротив. Когда Ван Хаутем достал из кармана и положил перед ней темно‑синюю пуговицу, фройляйн слегка улыбнулась.
— Лучше сразу же пришить ее на место.
Она поблагодарила кивком и несколько раз задумчиво затянулась.
— Надеюсь, — мягко сказала она, — у меня не будет неприятностей из‑за пистолета. Я детектив, но также и женщина, и с сильным мужчиной мне физически не справиться. Поэтому я была вынуждена посадить его в такси и привезти сюда под угрозой оружия.
— Почему вы не доставили его в ближайший полицейский участок? Это было бы куда скорей.
С веселыми искорками в глазах она взглянула на своего соседа.
— Ах… Я детектив‑профессионал. И хотела вначале допросить его здесь, на месте преступления. Ваше присутствие помешало моим планам. Я рассчитываю, что вы свяжетесь по телефону с Целлером и поставите меня в известность о результатах допроса задержанного. Этот случай из категории международных, в нем заинтересованы многие страны.
Ван Хаутем ничего не ответил. Вынув из своего бумажника увеличенный отпечаток с микропленки, он положил его перед фройляйн Мигль.
— В ваше отсутствие я здесь кое‑что осмотрел. Вы, вероятно, захотите получить эту фотографию обратно. Откуда она у вас?
Некоторое время швейцарка молча курила. По‑видимому, обдумывала, насколько в Нидерландах соблюдаются правила вежливости и взаимопомощи между официальными и частными детективами, принятые в других странах, а именно взаимный обмен информацией. Несколько раз ее светлые голубые глаза испытующе останавливались на Ван Хаутеме, как бы оценивая его. Комиссар хладнокровно позволил себя рассматривать. Он прекрасно понимал, что она рассчитывает на честный взаимный обмен информацией и что он должен сообщать как можно меньше. Надо подождать, увидеть, в каком направлении будет развиваться разговор, прежде чем открыть свои карты.
— Этот портрет? Я сама сфотографировала его дней десять тому назад, в его конторе на Ниувезейдс‑Форбюрхвал, и послала негатив в Берн, чтобы проявить и увеличить. Таким путем наше бюро установило, кто он такой. В тридцать девятом году в Карлстаде, в Швеции, он получил шесть лет за контрабанду героина и морфия. В сорок третьем его выпустили, и с тех пор он исчез из виду. Есть предположение, что он работал тайным агентом у немцев, но твердые улики отсутствуют. Во всяком случае, его настоящее имя Мартин Фёрсен. Приметы и персональное досье вы без труда можете получить в шведской полиции. Если фото представляет для вас какой‑нибудь интерес, оставьте его у себя. Я задержала преступника, и портрет мне больше не нужен. Кстати, как это вы сегодня ночью так быстро подоспели? Разве он и у амстердамской полиции значится в черном списке?
Последние два вопроса были поставлены как бы вскользь, и фройляйн Мигль еще больше выросла в глазах комиссара. Да, кто‑кто, а эта швейцарка не поспешит объяснить, чем вызван интерес Людвига Целлера к житью‑бытью Фрюкберга, наоборот, она постарается как можно больше выведать. Ван Хаутем улыбнулся и якобы откровенно ответил:
— Так быстро подоспели? Но ведь здесь было совершено преступление! И пока вы гонялись за преступником, уголовная полиция вела предварительное следствие, потому мы и оказались на месте, чтобы принять вашего арестанта.
Теперь настала очередь комиссара. Из портфеля Старинга Ван Хаутем вытащил кусок кирпича, найденный в комнате фройляйн Мигль.
— Для чего он вам понадобился?
— Ах, — молодая дама обезоруживающе улыбнулась, — вы даже мой метательный снаряд приобщили к вещественным доказательствам? Это просто мера предосторожности, вот и все. В нашем деле не угадаешь, когда противник перейдет к решительным действиям, поэтому всегда надо быть готовым к неожиданностям. На одном из окон своего номера я на ночь раздвинула шторы. Если бы на меня напали, я швырнула бы кирпич в стекло. По опыту знаю, что звон разбитого стекла привлекает внимание куда быстрей, чем крики или стук в пол.
Комиссар понимающе кивнул головой. Итак, вывод, к которому он пришел после краткого обыска в третьем номере, оказался верным. Для выполнения своей задачи швейцарка поселилась у Фидлера, и предметом ее заинтересованности был Фрюкберг. Десятью днями раньше она сфотографировала Фрюкберга в его конторе при помощи микрофотокамеры. Наметанный глаз комиссара уже обнаружил аппарат в большой красивой брошке, которой была застегнута блузка женщины‑детектива. Несомненно, этой ночью она ожидала появления шведа. Швейцарка точно указала время, когда он проник в пансион и напал на Терборга. Значит, она подкарауливала. Отсюда вывод, что у Людвига Целлера есть веские причины следить за Фрюкбергом. Ван Хаутем готов был поставить десять против одного, что бюро намеревалось заработать высокую премию, назначенную за розыск грабителей с Ривьеры и их огромной добычи. Это сразу объясняет восклицание, вырвавшееся у молодой дамы: «Ваше присутствие помешало моим планам». Ну конечно! Она добилась только одного: амстердамская полиция посадила Фрюкберга за решетку, а тем самым временно избавила его от дальнейшего наблюдения с ее стороны. Отныне ее расследование полностью зависит от полиции. Короче говоря: в предстоящем разговоре главные козыри на руках у Ван Хаутема, а он не из тех, кто не воспользуется ими.
— Почему же Целлер заинтересовался Фрюкбергом? — Комиссар задал вопрос небрежным тоном светской беседы. В крайнем случае она ответит, что это его не касается, но такой ответ отрежет всякую возможность сотрудничества с полицией. Ложью ей от него не отделаться, потому что полиция крепко держит подозреваемого в своих руках и так или иначе докопается до истины.
Труди Мигль не спеша затянулась сигаретой.
— Прежде чем ответить вам, — произнесла она наконец, — мне хотелось бы знать: каково будет участие моей фирмы в расследовании после того, как в это дело вмешалась полиция? Могу ли я присутствовать на допросах Фрюкберга в вашем отделе? Или вы проглотите его с потрохами, а я останусь ни с чем?
Ван Хаутем неопределенно пожал плечами.
— К сожалению, я не уполномочен заключать какие‑либо соглашения по этому вопросу. Это дело прокуратуры. Прежде всего необходимо допросить Фрюкберга и выяснить причины, побудившие его проникнуть в этот дом и покуситься на жизнь постояльца из четвертого номера. Пока у нас нет в этом достаточной ясности, мы не можем предусмотреть последствий сотрудничества с иностранным частным детективным бюро.
Труди иронически улыбнулась, и комиссар насторожился.
— Очень странно, — задумчиво сказала она, — что именно сегодня вы проявили такой повышенный интерес к пансиону Фидлера. Вы, по‑видимому, явно обладаете даром ясновидения и заранее знали, что здесь замышляется дурное. Иначе зачем вам было сегодня днем на целый час устраивать военный совет в комнате Фидлера? И зачем вместе с содержателем пансиона делать обход всех стратегически важных пунктов в этом доме? Не говоря уже о том, что сегодня вечером, около десяти часов, вы с двумя другими господами нанесли визит Терборгу! После первых же слов, произнесенных вами, я удостоверилась, что это ваш голос я слышала в четвертом номере. Я девушка доверчивая, менеер Ван Хаутем, но не такая уж глупенькая овечка и прекрасно понимаю, что, по всей вероятности, еще до официального допроса нашего шведского противника вы могли бы сообщить мне о нем массу интересных подробностей.
