Фридрих Незнанский - Кровная месть
— Нина Алексеевна, — сказал охранник, — сейчас такие надежные средства есть, в один день отучат.
— Может, мне еще придется этим воспользоваться, — сказала Нина.
Конечно, Аня представляла для нее одни заботы, но иметь эти заботы оказалось для нее приятно, и с дороги она позвонила домой из машины по радиотелефону, узнала, что за «фильмец» смотрит Аня, и сказала ей несколько теплых слов. Эта двадцатичетырехлетняя девица была сущим ребенком.
И вот она уже входит в здание прокуратуры, получает в проходной пропуск, поднимается по лестнице. Ей поначалу казалось, что здесь ее непременно узнают и схватят, и она сама над собой посмеивалась. Единственным человеком, знавшим правду о Бэби, была она сама, и потому опасаться ей было нечего.
Кабинет у Турецкого был небольшой, к тому же он делил его с симпатичным толстячком, который предупредительно оставил их, когда появилась Нина. Сам следователь, как она и предполагала, был вальяжным молодым человеком, и к визиту вдовы он отнесся как к мероприятию тягостному, но необходимому.
— Присаживайтесь, Нина Алексеевна, — предложил он. — Мне очень интересно с вами познакомиться. Если позволите, я позвоню своим молодым помощникам, они тоже хотели, что называется, засвидетельствовать почтение.
— Конечно, пожалуйста, — кивнула Нина.
Ее появление произвело некоторое впечатление, потому что Турецкий наверняка ждал провинциальную вдовушку в черном платочке, а появилась вполне респектабельная дама.
— Меня очень взволновало то, что вы продолжаете дело, — сказала она после того, как он позвонил стажерам. — Скажите, там выявились новые обстоятельства?
— А какие обстоятельства известны вам? — спросил Турецкий с интересом.
— Дело было закончено и прекращено после того, как убили какого-то бандита, — ответила Нина. — Они сказали, что это и был убийца.
— Да, это уже несколько устаревшая информация, — заметил следователь. — С тех пор произошло немало событий.
— Связанных с убийством моего мужа? — спросила Нина.
— В том-то и дело, — вздохнул Турецкий. — Это целая эпопея.
— Вы мне расскажете?
— Только то, что можно, — улыбнулся Турецкий. — Как вы понимаете, много информации служебной, не подлежащей разглашению.
— Но это значит, — сказала Нина, — что убийца не выявлен.
— Теперь уже определен, — сказал Турецкий не без самодовольства.
В этот момент в кабинет пришли молодые следователи, высокая и стройная Лариса Колесникова и очкарик Сережа Семенихин. И он, и она двигали челюстями, но на пришедшую гостью посматривали с интересом.
— Я вам должен объяснить, — продолжал между тем Турецкий, — что дело вашего мужа оказалось едва ли не центральным в одном большом политическом расследовании. Именно поэтому у нас такой интерес к вам, Нина Алексеевна. Может, сначала вы расскажете о себе? Я вижу, вы прекрасно выглядите. Вы в Москве проездом?
— Нет, — сказала Нина. — Теперь я здесь живу.
— Надо же! — воскликнул Турецкий. — А мы вас искали в Краснодаре.
— Я совсем недавно живу здесь, — объяснила Нина. — Видите ли, все получилось так неожиданно, так странно… Я очень тяжело переживала смерть детей и мужа. Даже лечилась в психушке.
— Нам об этом известно, — вмешалась Лариса мягко.
— Но продолжение вас определенно удивит, — усмехнулась Нина нервно.
И она принялась излагать легенду про благородного француза Гюстава Шима, который подобрал ее на сочинском пляже и увез во Францию, про ее странную, полубессознательную жизнь за границей, про развод, также исполненный благородства, и, наконец, про ее возвращение в волшебный мир Строгино.
— Надо же, — сказал Турецкий, качая головой. — Так вы теперь преуспеваете?
— Как здорово! — восхитилась Лариса.
Один Сережа холодно жевал жвачку, никак не реагируя на эту сказку.
— Я богата, — сказала Нина. — Я знаю, что на Западе часто бывает, что назначенная награда ускоряет следствие. Если нужно, я могу назначить такую награду.
— Увы, — вздохнул Турецкий, — сейчас в этом нет необходимости.
— Я рассказала о себе, — заметила Нина, — и теперь вправе выслушать ваш рассказ.
— Да, конечно, — согласился Турецкий и принялся в ответ рассказывать об убийствах всех участников того давнего краснодарского дела, о Бэби, неожиданно оказавшемся замешанным сразу и в деле кровной мести, и в казнях по приговору Суда Народной Совести. Он достаточно подробно перечислил все дела Бэби, рассказал о выступлении Стукалова, об убийстве его тем же Бэби, о предполагаемом убийстве самого Бэби. — И в тот момент, — продолжал он, — когда уже почти все были уверены в том, что Бэби убит, вдруг последовало убийство последнего из краснодарских свидетелей, Люсина. И мы поняли, что Бэби жив.
— Кто он, этот Бэби? — спросила Нина. — Почему он мстит за моего мужа?
— Мы бы хотели переадресовать этот вопрос вам, Нина Алексеевна, — сказал Турецкий. — Вы лучше знали друзей своего мужа. Вы понимаете, чтобы так настойчиво идти по следу на протяжении целого года, надо иметь характер.
— Да, конечно, — согласилась Нина. — Вы извините, но мне этот Бэби даже чем-то симпатичен. Он ведь делает мое дело.
— И вы не можете предположить, кто бы это мог быть? — спросил Турецкий.
Нина подумала, покачала головой и сказала:
— Ничего не приходит в голову. В последнее время в моей жизни произошло столько событий, что даже не знаю… Нет, я не могу вспомнить никого, кто бы это мог быть.
— У вашего мужа не было друзей? — спросил Турецкий удивленно.
— У него были друзья, — сказала Нина. — У нас было очень много друзей, но вряд ли кому-нибудь из них пришло бы в голову мстить. Это не свойственно современному человеку, не так ли? Мы стараемся поскорее забыть тяжелые переживания, уйти от них. А мстить?.. Это что-то древнее, архаичное. У нас не было таких друзей.
— Может, кто-нибудь из кавказцев? — спросила Лариса. — У них обычай кровной мести существует до сих пор.
Нина глянула на нее и улыбнулась.
— Это чисто московские измышления, — возразила она. — Я жила на юге и знаю, что все кавказцы хорошие артисты. На самом деле они такие же люди, как и мы, и за каждым случаем так называемой кровной мести стоит солидный материальный интерес.
— Во всяком случае, этот Бэби успел еще убить московского бизнесмена Лихоносова, — напомнила Лариса, — и никакой кровной мести здесь не было.
Нина кивнула.
— Вы меня страшно заинтриговали, — сказала она. — А что он натворил еще?.
— Пока ничего, — отвечал Турецкий. — Но возможно, он затаился.
Нина неожиданно усмехнулась.
— Если я опубликую в газетах приглашение на свидание, он вряд ли отзовется, не правда ли?
— Вряд ли, — согласился Турецкий, хмыкнув.
— А как вы надеетесь на него выйти?
— Вы забываете, что двое истинных убийц остались ненаказанными, — сказала Лариса.
— Как? — ахнула Нина. — Вы уже знаете истинных убийц?
— Да, — кивнул Турецкий. — Знаем.
— И… — Нина судорожно вздохнула, — кто это?
— Двое рядовых сотрудников краевого управления КГБ, — сказал Турецкий.
Нина покачала головой.
— Этого не может быть!.. Зачем КГБ убивать моего мужа? Моих детей?..
— Это старая и запутанная история, — сказал Турецкий. — Вам знаком Вадим Сергеевич Соснов?
— Вадим? Конечно!
— Он ведь был у вас в гостях накануне, не так ли?
— Да, был.
— Дело в том, что он в это время проводил ревизию в отношении местного КГБ, и у него были компрометирующие материалы.
— На дискете, — вспомнила Нина вдруг. Турецкий удивленно поднял голову.
— А вы откуда знаете?
— Он оставил эту дискету у меня, — проговорила Нина. Турецкий даже вскочил.
— Как оставил у вас! Значит, эта дискета у вас все-таки была?
— Да, — кивнула Нина. — Я отдала ее Вадиму именно в ту ночь.
— Стоп, стоп, стоп, — перебил ее Турецкий. — Значит, в ту ночь вы возвращались в город не ради покупок, а ради встречи с Сосновым?
— Да.
— Это ничего не меняет, — произнес Сережа Семенихин.
— Но все-таки, — покачал головой Турецкий. — Я дважды беседовал с Сосновым, и он ни разу не рассказал мне об этом.
Возникла небольшая пауза, и Нина объяснила:
— Это не было любовным свиданием. Он оставил у меня дискету, просил никому не говорить, даже мужу. Накануне, перед отъездом, он попросил подвезти ее к поезду. Я придумала это возвращение, чтобы вернуть ему ее.
— Но вашего мужа убили именно из-за этой дискеты, — сказала Лариса. — Вы понимаете? Ваших детей пытали…
— Лариса, — остановил ее Турецкий. Нина тяжело вздохнула.
— Я понимаю, — сказала она.
Неожиданно лицо ее исказилось, она всхлипнула и почти пропищала:
