Ю Несбё - Спаситель
— Стало быть, история про китайца-крестьянина и змеиный укус — чистый вымысел?
Экхофф с улыбкой покачал головой:
— Нет. Юсеф действительно был скептиком. И эта история глубоко его потрясла. Он сомневался, как все мы порой.
— Вы тоже, командир?
— Да. Сомнение — тень веры. Если ты не способен сомневаться, то не можешь верить по-настоящему. Тут как с храбростью, инспектор. Неспособный бояться не может быть храбрым.
— А деньги?
— Юсеф настоял, что выплатит мне ту сумму. Не потому, что желает себя реабилитировать. Сделанного не воротишь, да и зарабатывает он недостаточно, чтобы когда-нибудь расплатиться. Думаю, это епитимья, которая, как он чувствует, идет ему на пользу. Так почему я должен отказать ему в этом?
Харри опять кивнул.
— Роберт и Юн об этом знали?
— Понятия не имею. Я никогда об этом не упоминал. И считал своим долгом позаботиться об одном — чтобы проступок отца никак не помешал сыновьям делать карьеру в Армии. Прежде всего Юну. Взять хотя бы теперешнюю продажу недвижимости. В первую очередь дома на Якоб-Оллс-гате, а позднее кое-чего еще. Возможно, Гильструп даже выкупит Эстгор. Десять лет назад для подобной сделки нам бы понадобилось множество консультантов. Но, имея в Армии таких компетентных специалистов, как Юн, мы можем не привлекать сторонних консультантов.
— Значит, этой продажей занимался Юн?
— Нет-нет, конечно, решение принимал Руководящий совет. Но без проведенной им подготовительной работы и убедительных выводов, я полагаю, мы бы вряд ли рискнули пойти на эту сделку. Юн для нас — человек перспективный. Идущий, так сказать, в ногу со временем. И наилучшее доказательство тому, что отец Юна не мешает ему, тот факт, что он и Tea Нильсен будут сегодня вечером сидеть по другую руку от премьер-министра. — Экхофф наморщил лоб. — Кстати, я пытался сегодня связаться с Юном, однако он не отвечает. Вы случайно не говорили с ним?
— Увы. Если Юна нет…
— Простите?
— В смысле, если Юна не будет, если убийца выполнит свой план, кто займет место Юна?
Давид Экхофф вскинул даже не одну, а обе брови.
— Сегодня вечером?
— Я имею в виду его должность.
— Ах, вот вы о чем. Я не открою никакой тайны, если скажу, что это будет Рикард Нильсен. — Он усмехнулся. — Вы же сами тогда твердили, что усматриваете параллели между Юном и Рикардом и мною и Франком.
— Такое же соперничество?
— Где люди, там всегда соперничество. В Армии тоже. Надо надеяться, что по большому счету толика соперничества ставит человека на то место, где он приносит максимум пользы себе и служит общему делу. Ну что же… — Командир выбрал леску из лунки. — Полагаю, я ответил на ваш вопрос, Харри. Если надо, Франк Нильсен подтвердит историю о Юсефе, однако думаю, вам понятно, почему я не хочу предавать ее огласке.
— Раз уж мы заговорили о секретах Армии, у меня есть еще один, последний вопрос.
— Выкладывайте, — нетерпеливо сказал командир, собирая в сумку рыбацкое снаряжение.
— Вам известно, что двенадцать лет назад в Эстгоре случилось изнасилование?
Харри исходил из того, что способность мимики Экхоффа скрывать изумление имеет предел. А поскольку сейчас этот предел наверняка существенно превзойден, он понял, что для командира это явно неожиданность.
— По-моему, вы ошибаетесь, инспектор. В противном случае это ужасно. О ком идет речь?
Харри надеялся, что собственное его лицо ничего не выдаст.
— По долгу службы я обязан сохранить имя в тайне.
Экхофф потер рукавицей подбородок.
— Разумеется. Однако… срок давности по этому преступлению, наверно, уже истек?
— Как посмотреть, — ответил Харри, глядя на берег. — Идемте?
— Нам лучше уйти порознь. Тяжесть.
Харри кивнул.
Благополучно добравшись до берега, он обернулся. Задул ветер, и снег, точно дым, клубился над поверхностью льда. Казалось, Экхофф идет по облакам.
Стекла автомобиля на парковке уже затянуло тонким слоем белого инея. Харри сел за руль, запустил мотор, включил обогрев на полную мощность. На холодные стекла пахнуло теплом. Он сидел, дожидаясь, пока иней стает, и вдруг подумал о том, что говорил Скарре. Мадс Гильструп звонил Халворсену. Харри достал визитную карточку, которая так и лежала в кармане, набрал номер. Тщетно. Он уже хотел спрятать телефон в карман, когда раздался звонок. Звонили из гостиницы «Интернациональ».
— How are you?[55] — спросил женский голос на безупречном английском.
— Сносно, — ответил Харри. — Вы получили?..
— Да, получила.
Он глубоко вздохнул.
— Это он?
— Да, — со вздохом отозвалась она.
— Вы совершенно уверены? В смысле, не очень-то легко опознать человека по…
— Харри?
— Да?
— I'm quite sure.
Харри догадывался, учительница английского могла бы объяснить ему, что, хотя это «quite sure» буквально переводится как «довольно уверена», в данном контексте оно означает «совершенно уверена».
— Спасибо, — сказал он, заканчивая разговор. И в глубине души надеясь, что она права. Потому что сейчас начнется.
И действительно началось.
Когда он включил дворники, которые принялись разметать в стороны растаявший иней, телефон снова зазвонил.
— Харри Холе.
— Это Михолеч, мать Софии. Вы сказали, что я могу позвонить, если…
— Да?
— Кое-что случилось. С Софией.
Глава 30
Вторник, 22 декабря. Молчание
Самый короткий день в году.
Так написано на первой полосе «Афтенпостен», которая лежала перед Харри на столе в приемной травмопункта на Стургата. Он взглянул на стенные часы. И только потом вспомнил, что на руке наконец-то вновь есть часы.
— Сейчас доктор вас примет, Холе! — окликнула женщина из окошка, которой он изложил свое дело: ему необходимо поговорить с врачом, а именно с тем, кто несколько часов назад принимал Софию Михолеч и ее отца. — Третья дверь справа по коридору!
Харри встал, прошел мимо молчаливых пациентов.
Третья дверь справа. Случай, конечно, мог бы направить Софию во вторую дверь справа. Или в третью слева. Но нет, оказалась третья справа.
— Привет, я так и понял, что это вы, — улыбнулся Матиас Лунн-Хельгесен, вставая и протягивая руку. — Чем могу помочь на сей раз?
— Дело касается пациентки, которая побывала у вас сегодня утром. София Михолеч.
— Ну что ж. Садитесь, Харри.
Харри не стал обращать внимание на дружеский тон собеседника, сам он не желал поддерживать этот тон, не из гордости, а просто потому, что оба будут испытывать лишь неловкость.
— Мне позвонила мать Софии и сказала, что проснулась утром от плача Софии. Она пошла в комнату к дочери и нашла Софию в синяках и в крови. Дочь сказала, что гуляла с подругами, а по дороге домой поскользнулась на льду, упала и расшиблась. Мать разбудила отца, и он повез дочку сюда.
— Возможно, так и было, — сказал Матиас. Он сидел облокотившись на стол, словно выказывая искренний интерес.
— Но мать считает, что София лжет. Когда отец с дочерью уехали, она осмотрела постель. Кровь была не только на подушке. Но и на простыне. «Внизу», как она выразилась.
Матиас хмыкнул. И этот звук выражал не подтверждение и не отрицание, они специально отрабатывают его на занятиях по психотерапии. Интонация в конце повышается, как бы предлагая пациенту продолжать. Именно с такой интонацией хмыкнул и Матиас.
— Сейчас София заперлась в своей комнате. Плачет, но говорить отказывается. И, по словам матери, от нее ничего не добьешься. Мать звонила ее подругам. Ни одна из них Софию вчера не видела.
— Понятно. — Матиас потер переносицу. — И вы хотите, чтобы я ради вас нарушил врачебную тайну?
— Нет, — сказал Харри.
— Нет?
— Не ради меня. Ради них. Ради Софии и ее родителей. И ради других, кого он уже мог изнасиловать или собирается изнасиловать.
— Сильно сказано! — Матиас улыбнулся, но улыбка погасла, оставшись без ответа. Он кашлянул. — Как вы понимаете, Харри, я должен подумать.
— Ее изнасиловали сегодня ночью или нет?
Матиас вздохнул:
— Харри, врачебная тайна…
— Я знаю, что такое врачебная тайна, — перебил Харри. — Я тоже обязан хранить служебную тайну. И если прошу вас в данном случае нарушить ее, то вовсе не потому, что отношусь к этому несерьезно, а потому, что совершено тяжкое преступление и есть опасность, что оно повторится. Если вы доверитесь мне и моей оценке, буду вам очень признателен. Если нет, живите с этим как можете.
Сколько раз ему приходилось твердить это в подобных ситуациях, думал Харри.
Матиас моргнул, открыл рот.
— Достаточно кивнуть или покачать головой, — сказал Харри.
Матиас Лунн-Хельгесен кивнул.
