Фридрих Незнанский - Направленный взрыв
Наконец Полетаев вошел.
— С трудом удалось уйти, — зашептал с порога Федя. — Я специально мотался по всем контролерам с медсестрой Любкой. Но теперь все в порядке. Кажется, все улеглись… Ну что, сыщик, надумал что-нибудь? Ехать мне завтра в райцентр? Или, может быть, попросить кого-нибудь из деревни, чтобы съездили на почту, отбили телеграмму?
— Ты скажи мне, оружие есть у тебя, Федор? Пистолет или ружье хотя бы охотничье? Нож, в конце концов, можешь принести?
— Могу… Ружья у меня нет, пистолета и подавно. А вот перочинный нож или заточка где-то валялась. Или могу попробовать изъять из сейфа начальника охраны «стечкина», подойдет тебе? Наш начальник охраны пистолет вообще в руки не берет, а ключи от сейфа я достану. Они висят в комнате контролеров на гвоздике.
— Договорились. И притащи еще липкую ленту, чтобы я «стечкина» к ноге приклеил, — потребовал я. — А теперь расскажи мне, Федя, какими способами нам с тобой можно отсюда сделать ноги? Как осуществляется охрана «санатория», ночью на колокольне стоит кто-нибудь? Мне надо знать тонкости…
Полетаев поведал, что раньше психзона почти не охранялась. Только последние полгода появилось человек пятнадцать солдат-срочников внутренних войск, которые жили в домике рядом с зоной и сменялись раз в две недели. Солдаты и несли так называемую охрану. Ночью один с автоматом стоял на колокольне, глядя на ярко освещенный двор, изредка прохаживался по монастырской стене. После полуночи солдат обычно уходил греться в маленькую каптерку, располагавшуюся внутри колокольни, так как торчать всю ночь на часах надобности не было никакой. Все равно никто не сбежит. И солдаты и контролеры в этом были абсолютно уверены.
Контролеры круглые сутки ходили без оружия, лишь в самых исключительных случаях применяли резиновые дубинки, которые висели на стене в комнатке охранников.
Начальник охраны Зарецкий по статистике примерно раз в месяц появлялся ночью в зоне, чтобы проверить посты. Обнаружив, что зона почти не охраняется, он делал всем легкий втык, который, впрочем, был совершенно бесполезен, так как солдаты все равно не хотели торчать на колокольне всю ночь; а контролеры просто своим долгом считали после часу ночи хоть несколько часов, а вздремнуть. Сейчас, когда стали на ночь давать электричество на колючую проволоку, надобность в охране вообще практически отпала.
— Я думаю, это пока у нас мало пациентов, — говорил Полетаев. — А что, если в ближайшем будущем их появится здесь куда больше? Может, поэтому и подключили электричество? Но тем не менее сбежать отсюда даже сейчас уже сложновато… Я, во всяком случае, не знаю, как это можно осуществить. Раньше, когда еще меня здесь не было, заключенные делали подкоп, но все равно далеко не ушли. Один хотел выехать за ворота в бочке с отходами для свиней, его тоже поймали. Не знаю даже, Александр Борисович… Мне кажется, нужно ждать, когда приедут из Москвы.
— Может, ты и прав, Федя, — задумчиво сказал я. — Но не дождемся ли мы того, что в один прекрасный момент вдруг снова окажемся без роду без племени? У Кузьмина никаких сомнений, как ты думаешь?
— Пока никаких вроде.
— Завтра утром, значит, сможешь выбраться в райцентр? — Полетаев согласно кивнул. — Закажешь телефонный разговор с Генеральной прокуратурой, — я сказал ему номер Кости Меркулова, — и, если не дозвонишься, запомни другой номер — это уже не Петровка, 38, это старший опер Грязнов. Или в крайнем случае — вот телефон дежурного по городу. Если что-то покажется тебе подозрительным, не звони! Чем черт не шутит, вдруг этот райцентровский телефонный узел тоже связан с миром через военный коммутатор, ты узнай это на почте! Тогда пошлешь только телеграмму, запоминай: «Блудный сын в селе Ильинском Смоленской области, болен, не может передвигаться. Ваша Пряхина». Запомнил?
Федя Полетаев согласно кивнул.
— Ох, Федор, что-то не доверяю я тебе, — вздохнул я, — не в том смысле не доверяю, а боязно мне за тебя, как бы ты где-нибудь не прокололся по неопытности…
— Не боись, следователь. Ты сам-то опытный, а где торчишь? — недовольно пробурчал Федя.
— Ладно, извини. Как по твоим предположениям, со мной больше не собираются проводить эксперименты?
— Да вроде нет. Хотя не могу ручаться за Кузьмина.
— Как мне состыковаться с этим изобретателем, Василием Найденовым? — спросил я.
— Боюсь, никак. Это практически невозможно. У меня ключей нет, а просить у контролеров… Нет, не могу. Боюсь. Не в том смысле боюсь, что боюсь. Это слишком рискованно, хотя… Может, попробовать в следующее мое дежурство? Слушай, следователь, а насколько это необходимо? Ведь если не завтра, так послезавтра здесь уже будут люди из Москвы, — шептал Полетаев.
— Сплюнь, чтобы не сглазить, — зашипел на него я.
Федор быстро поплевал через левое, потом через правое плечо, беззвучно смеясь.
— Все мы тут уже ненормальными стали. Я тоже немного суеверный… Значит, следователь, завтра, если удастся, конечно, добуду тебе «стечкина», после того как с утра съезжу в райцентр. Если не удастся, брошу тебе в дверное окошечко заточку.
— Договорились, но главное — с Москвой свяжись!
— Есть, товарищ следователь! — Полетаев приложил одну руку к виску, а другой шлепнул себя по макушке, изображая головной убор.
— Мальчишка ты, как я погляжу, — протянул я, невольно улыбаясь.
— Точно, и мальчишку уже ждет его девчонка, — надо мне пошуметь немного для ушей контролеров, у нас тут тихо ночью, сам знаешь. Пора устроить маленькую оргию. А то, боюсь я, следователь, загремлю с тобой тут под фанфары, так что мама родная никогда не узнает, куда ее сын-медик исчез бесследно, а где-нибудь на казанском «спеце» появится какой-нибудь беспамятный Иванов Иван Иванович, — вздохнул он.
— Ты молодец, что осторожничаешь. Так и надо, Полетаев. Мы все тут от тебя зависим, так что будь каждую секунду начеку, — шепнул я в ответ, легонько похлопав его по спине и выпроваживая из своей камеры. — Ну иди устраивай свои оргии. До завтра! — тряхнул я его руку.
Полетаев ушел, и через некоторое время до моих ушей донеслись женские взвизгивания и хохот Федора Полетаева.
Но минут через пять все стихло…
Было уже далеко за полночь. Я не спал. Только закрою глаза, начинает мерцать какой-то призрачный белый свет, а в голову лезут стихи, у которых я помнил лишь начальные строки; но в уме повторял их снова и снова и ничего не мог с собой поделать — такое проклятье…
Не спится, дай зажгу свечу.
К чему читать, ведь снова не пойму я ни одной страницы.
И яркий белый свет начнет в глазах мерцать,
И легких призраков забрезжут вереницы…
Тютчев? Фет? Надсон? — не помню… Страшное слово. А Полетаева все нет. Боже мой, у меня в животе все кричит — нет, не о туалете, — все кричит, что я снова вишу на волоске! Предчувствие такое… Мое солнечное сплетение бьет в позвоночник. Что это — страх? Нет, не похоже. Последствия «агрессина», как я обозвал введенную мне Кузьминым жидкость? Тоже не совсем похоже. А может быть, это праведная ненависть, к самому себе ненависть — что я лежу, а совсем близко ходят, можно твердо сказать, обыкновенные убийцы, и я у них в руках. А где-то делает свое дело этот мой «благодетель», генерал Ваганов, хозяин Ильинского «борделя». И я у него в руках, пока у него в руках!..
Не спится, дай зажгу свечу…
Тьфу, вот привязалось!
К чему читать, ведь снова не пойму я…
Да, снова не пойму я, как мне действовать наверняка, как не допустить ни малейшей ошибки. Хватит ошибок! Единственная ошибочка может стоить Бог знает чего. Потери памяти до скончания века, это уж однозначно! Кто меня найдет здесь…
Но моя маленькая ошибочка может стоить жизни еще многим-многим людям, кроме Тани Холод, Гусева, Королева. Может быть, тысячам…
А я лежу и злюсь на самого себя, солнечное сплетение пульсирует и стучит, стучит в позвоночник…
Нет, кажется, это не солнечное сплетение. Это стучит двигатель, причем не грузовика, легковушки. Там, за окном, во дворе «санатория».
Странно, определенно это звук не того грузовика, который привозил продукты на прошлой неделе. «Волга» или «уазик»?
Я напряг слух. Кажется, из машины кто-то вышел, вроде бы хлопнула дверца. Все стихло… Это Кузьмин приехал на своей машине, у него единственного своя белая «волжанка»… Прикатил из города Смоленска, из райцентра? Привез химические препараты для своей колдовской лаборатории? Да черт с ним! Пусть его лешие заберут, мне надо постараться уснуть…
Дай зажгу свечу…
К чему читать, ведь снова…
А если это за мной, по мою душу? Кто? Слава Грязнов?! Как же, жди, Турецкий, — Меркулова, Славу…
