Хокан Нессер - Человек без собаки
— Вы знаете, я все время продолжаю думать о вашей трагедии, — мягко сказал Барбаротти. — В нашей профессии такое случается: какое-то дело застревает в голове, и невозможно избавиться.
Это легко понять, согласилась она. Он заказал пробегавшему мимо пикколо две бутылочки «Луки».[66]
— Мне показалось странным с самого начала…. — продолжал он. — Мы ведь работали довольно долго над версией, что есть какая-то связь между исчезновением Роберта и Хенрика.
— Это разумно. Я имею в виду… разумно, что вы придерживались такой точки зрения.
— Наверное… но когда оказалось, что это не так, пришлось начать чуть ли не с начала.
Она осторожно прокашлялась.
— А вы уверены, что это так?
— Как?
— Что такой связи нет?
Пикколо принес минеральную воду. Барбаротти откупорил бутылку и сделал несколько глотков. Отставил стакан, сцепил руки и посмотрел на нее с выражением, истолковать которое ей так и не удалось.
— Да, — произнес он наконец, медленно и весомо. — Теперь мы уверены, что такой связи нет. А вы… вы придерживаетесь иного мнения?
— Я? — Голос ее прозвучал тона на два выше, чем она задумала. — Я вообще никакого мнения не придерживаюсь.
Он помолчал несколько секунд, словно взвешивая ее слова.
— Была еще одна версия, которая тоже показалась маловероятной. Это так называемый семейный след.
— Семейный?..
— Называйте как хотите. Конечно, мы обсуждали эту версию много раз и довольно долго, в разных фазах следствия… но сейчас, когда выяснились обстоятельства убийства вашего брата, семейный след кажется… скажем так, более актуальным, чем раньше.
— Вот как? — Слава богу, ей удалось произнести хотя бы эти два слова.
Он отпил еще воды и достал из нагрудного кармана ручку:
— И если предполагать, что исчезновение Хенрика имеет, так сказать, внутренние причины, такое предположение, несомненно, отразится на стратегии и тактике расследования.
— Внутренние причины? Какой стратегии? Я не совсем понимаю…
— Простите, я, возможно, не совсем ясно выразился. Я хочу сказать, что если… если Хенрик убит и это имеет какое-то отношение к ситуации в вашей семье, то вполне вероятно, что…
— Что?
— Что кто-то… я не имею в виду убийцу… что кто-то из вашей семьи что-то знает.
Эту последнюю фразу он произнес нарочито неуверенно, как бы заикаясь. Чтобы подчеркнуть загадочность этого стаккато, даже слегка постукал ручкой по столешнице.
Ей показалось, что он разыгрывает хорошо отрепетированный спектакль. Хочет, чтобы она сорвалась, сидит и ждет, что она ударится в слезы и во всем признается. Может быть, этим и кончится. Он думает, я что-то скрываю. Уверен, что если будет продолжать свои циничные намеки, я не выдержу и все расскажу.
Каким-то странным образом эта мысль придала ей силы. Он ее недооценивает, и это ее взбесило. Она выпрямила плечи и слегка наклонилась вперед:
— Инспектор Барбаротти, я должна вам признаться…
— Да?
— Я должна вам признаться, что не понимаю ни слова из того, о чем вы говорите. Не понимаю также, зачем вы меня вызвали. Я-то полагала, что вам стало что-то известно о Хенрике, поэтому и согласилась с вами встретиться. Но пока…
Он предостерегающе поднял руку:
— Еще раз прошу прощения. Но вы должны понимать правила игры.
— Правила игры?
— Вот именно. Не забывайте, что я полицейский. Мне поручено изучить обстоятельства исчезновения вашего племянника. Я, может быть, не хочу… или более того — не могу раскрыть вам все известные следствию факты. Моя задача — докопаться до правды, но я просто-напросто не имею права выкладывать все карты на стол.
Она поймала себя на том, что смотрит на него не отрываясь. Что он такое говорит? Известно им что-то и в самом деле или он блефует? Не зря же он прибегает к карточной терминологии…
— Я все равно не понимаю… объясните мне, бога ради, о чем вы? Правила игры! Выкладывать карты! Для нас, инспектор, это не игра… И чем я могу вам помочь?
— Ваш муж, — сказал он.
У нее появилось чувство, что он сунул ее голову в таз с горячей водой и ей нечем дышать. Волю к сопротивлению как ветром сдуло.
— Мой муж?
— Да. Ваш муж. Что он из себя представляет?
Если бы он задал этот вопрос с детектором лжи, она тут же была бы разоблачена. Внезапно заболела голова, эта пульсирующая боль на какую-то секунду стала невыносимой, она даже испугалась, что потеряет сознание, но чудовищным усилием воли овладела собой. Почему я не подготовилась к такому вопросу? Именно к тому единственному вопросу, которого ей следовало опасаться? Почему я чувствую себя такой беззащитной?
— Я люблю Якоба, — прошипела она. — Какого черта вы меня вообще об этом спрашиваете?
Она так и не поняла, удалось ли ей этой плохо сыгранной вспышкой гнева замаскировать панику. Может, да, а может, и нет. Он смотрел на нее спокойным, оценивающим взглядом.
— Я спрашиваю потому, что получил определенную информацию. Что это за информация, я, к сожалению, открыть вам не могу.
— О Якобе?
— Да.
— И это все, что вы можете мне сказать?
— Не только… Я должен спросить вас еще об одном. Как вы считаете, ваш муж способен на убийство?
— Что?!
— Чисто теоретически… скажем, в критической ситуации?
Кристина не стала отвечать на этот вопрос. Покачала головой и залпом выпила всю бутылочку «Луки». Сказала, что ей надоели его инсинуации. Если у вас нет больше вопросов, могу ли я быть свободной?
Барбаротти выразил сожаление, что она неправильно его поняла. Да, конечно, она может быть свободной. Она сквозь зубы поблагодарила и ушла.
Неправильно поняла, повторила она про себя, когда такси уже миновало ледовый стадион в Юханнесхове. А как она должна была это понять?
И самое важное, самое важное: как она должна была среагировать, если бы и в самом деле не понимала, о чем он говорит? Так же или как-то по-иному?
Ответить на этот вопрос было невозможно, но она прекрасно понимала, что именно в этом могла скрываться ее слабость. Что именно об этом он сидит сейчас и размышляет в лобби отеля «Роял Викинг». Во всяком случае, нервного срыва не было. На грани — да, а самого срыва не было. Большего сейчас и желать нельзя. Посмотрела на часы и вспомнила, что через двое суток будет сидеть в самолете на Бангкок. Это показалось ей очень странным.
А второй вопрос пришел ей в голову, только когда она расплатилась с шофером и вошла в холл дома на Муссеронвеген.
Откуда он узнал про Якоба? Не мог же просто выдумать?
Глава 40
Кристофер Грундт бродил по центру Стокгольма. Фильм в «Риголетто» начнется через сорок пять минут. «Подозрительные лица», старый фильм, но кто-то сказал, ничего. Или он прочитал где-то. Время шло невыносимо медленно. Он съел гамбургер в «Макдоналдсе», послонялся по магазинам — «Оленс», «ПУБ», галереях на Стуреплане и на площади Сергеля. Ел конфеты, пока не затошнило, даже не мог доесть — последние выкинул в урну. Ладно, захочу еще, четыре кило в запасе. Лежат в камере хранения.
Снегопад прекратился, на улицах и тротуарах слякоть. Толпы народа, машины — не протолкнуться. Вдруг Кристофер вспомнил, что на этом месте он уже был.
«Креатима». Магазин художественных принадлежностей. Тогда он назывался по-другому. Именно здесь убили Улофа Пальмё. Кристофер остановился. Конечно, убийство произошло, когда он еще не родился, но ему показывали это место не меньше трех раз — каждый раз, когда они бывали в Стокгольме.
Убийца убежал по Туннельгатан и скрылся. Именно так и было… он прошел по узкой улице и осмотрелся. Вот сюда он и побежал… как его… Петерссон?
А сейчас он сам собирается стать убийцей. Кристофер закурил и огляделся. Люди вокруг сновали в разные стороны, казалось, что все они куда-то торопятся. Боятся пропустить что-то важное. И никому никакого дела. Никто даже на секунду не задержится, не задумается, что здесь был убит премьер-министр. Чему удивляться — прошло больше двадцати лет. Он сжал в кармане пистолет. Вот, стою с пистолетом в кармане, подумал он. Если сейчас появится Йоран Перссон,[67] я и его могу убить. А почему нет? Запросто. Вот это будет жизнь…
Это так просто — убить. Он никогда раньше об этом не думал. Поднять пистолет и нажать курок. Он затянулся и мысленно посмеялся. Не надо быть психом, не надо быть террористом, не надо колоть наркотики. Все, что требуется, — поднять пистолет и нажать курок. Черт возьми… одна секунда — и человека больше нет. Вот это и есть правда. Одна несчастная секунда — и конец бесконечным дням, вечерам и ночам… И никакого значения не имеет, кто именно оказался на пути пули. Король или нищий. Легкое нажатие указательного пальца — и тебе ничто не поможет, будь у тебя хоть сто миллионов или ты суперзвезда Голливуда, или просто жалкий бродяга.