Ю Несбё - Немезида
— Ну и?
— Это телефон Холе. Сейчас мы пытаемся выяснить, кто этот ноутбук купил. Но так или иначе, мы открыли ящик с исходящей корреспонденцией.
Мёллер прикрыл глаза. У него уже заныла спина.
— И нашли их, — Иварссон многозначительно покачал головой, — все письма, которые, как пытается уверить нас Харри, посылал ему какой-то мистический убийца.
— Хм, — произнес Мёллер, — все это не здорово.
— Но собственно улики Вебер обнаружил в квартире.
Мёллер вопросительно посмотрел на Вебера, который с мрачным видом показал ему прозрачный пластиковый пакетик.
— Ключ? — спросил Мёллер. — С инициалами АА?
— Нашел в ящике телефонного столика, — ответил Вебер. — По форме зубчиков он идентичен ключу от квартиры Анны Бетсен.
Мёллер посмотрел на Вебера пустым взглядом. В тусклом свете голой лампочки лица у всех были такими же мертвенно-бледными, как и оштукатуренные стены подвала, и Мёллеру почудилось, будто они находятся в могиле.
— Мне надо на воздух, — произнес он тихо.
Глава 37
Спиуни герман
Харри разлепил глаза, увидел прямо перед собой смеющееся девичье личико и тут же почувствовал, как стучит в висках.
Снова закрыл глаза, но ни смех девочки, ни головная боль не исчезли.
Он попытался восстановить события.
Расколь, туалет на станции метро, маленький, крепко сбитый, насвистывающий какую-то мелодию человек в поношенном костюме от Армани, протянутая для пожатия рука в золотых кольцах, черные волосы и длинный острый ноготь на мизинце. «Привет, Харри, я твой друг Симон». И — по контрасту с ношеным костюмом — новенький сверкающий «мерседес» с водителем, с виду родным братом Симона с такими же веселыми карими глазами и такой же волосатой и украшенной золотыми кольцами рукой.
В машине двое сидевших впереди всю дорогу болтали на какой-то смеси норвежского и шведского со странными интонациями, которые напоминали то разговор цирковых артистов, то коммивояжеров, то проповедников, то певичек из ночного клуба. Но говорили о мелочах. «Хорошо себя чувствуешь, друг?» — «Дрянная погода, правда?» — «Ты прекрасно одет, мой друг. Может, махнемся?» Веселый смех и щелчок зажигалки. Курит ли Харри? Пожалуйста, русские папиросы, редкое дерьмо, но зато как лихо, понимаешь? Взрыв веселого смеха. О Расколе ни единым словом не обмолвились, так же как и о том, куда держат путь.
А путь оказался не слишком дальний.
Миновав Музей Мунка, они свернули и по ухабистой дороге выехали к автостоянке напротив пустого заболоченного футбольного поля. В конце стоянки расположились три жилых автоприцепа. Два новых, больших, и один старый, маленький, без колес, стоявший на пустотелых бетонных блоках.
Дверь одного из больших вагончиков распахнулась, и Харри разглядел силуэт женщины, из-за которой выглядывали детские головки, числом пять.
Харри сказал, что не голоден, уселся в углу вагончика, наблюдая, как хозяева ужинают. На стол подавала младшая из двух женщин. Ужин прошел быстро и без всяких церемоний. Дети поглядывали на Харри, хихикая и подталкивая друг друга. Харри подмигивал им в ответ и пытался выдавить из себя улыбку. Но безуспешно: к его продрогшему до костей телу понемногу возвращалась чувствительность, что было ему не в радость, ибо каждый сантиметр почти двухметрового тела начала забирать ломота. Потом Симон вручил ему два шерстяных одеяла, дружески хлопнул по плечу и кивнул в сторону маленького вагончика: «Это не «Хилтон», но там ты будешь в безопасности, мой друг».
Последнее тепло, еще сохранившееся в нем, тут же выморозило, стоило ему только войти в яйцевидный вагончик, на деле представлявший собой настоящий холодильник. Он сбросил ботинки Эйстейна, оказавшиеся по крайней мере на размер меньше, чем надо, растер пальцы на ногах и попытался поудобнее расположиться на слишком короткой кровати. А потом попробовал стащить с себя мокрые брюки — это последнее, что он запомнил.
— Хи-хи-хи.
Харри снова открыл глаза. Темное личико исчезло, а смех теперь доносился с улицы через открытую дверь, в которую проник дерзкий луч солнца, освещавший стену позади него и висевшие на ней фотографии. Харри приподнялся на локтях и стал их рассматривать. На одном из снимков двое ребят стояли обнявшись перед, как ему показалось, тем самым вагончиком, в котором он теперь находился. Вид у них был очень довольный. Нет, даже более того. Счастливый. Возможно, именно поэтому Харри и признал в одном из них юного Расколя.
Харри спустил ноги с кровати и решил не обращать внимания на мигрень. Он посидел несколько секунд, пытаясь определить, сможет ли сдержать тошноту. Рвотные позывы ощущались сильнее, чем вчера, гораздо сильнее. Вечером во время ужина он едва не спросил у хозяев, не найдется ли у них шнапса, и только в последний момент удержался. Но может, желудок его теперь легче переносит алкоголь, ведь он так долго был в завязке?
Ответ он получил сразу, как только вышел из вагончика. Детишки огромными удивленными глазами глядели, как, опершись о фаркоп автоприцепа, Харри блюет на бурую траву. Потом он закашлялся, и его вывернуло еще пару раз. Он вытер губы тыльной стороной ладони и, повернувшись, увидел Симона, который улыбался широкой улыбкой, будто считал, что лучше всего начинать новый день именно с процедуры освобождения желудка от выпитого накануне.
— Ты поешь чего-нибудь, мой друг?
Харри сглотнул слюну и кивнул.
Симон дал Харри свой помятый костюм — пиджак с широким воротником и брюки — и солнцезащитные очки с огромными стеклами. Они сели в «мерседес» и поехали по Финнмарк-гате. На площади Карла Бернера они остановились на красный свет. Симон опустил стекло и крикнул что-то мужчине, стоявшему перед входом в магазинчик и курившему сигару. У Харри возникло слабое ощущение, будто раньше он его где-то видел. По опыту он знал, что в таких случаях чаще всего речь идет о человеке с судимостью. Мужчина рассмеялся и тоже что-то крикнул в ответ, но слов Харри разобрать не удалось.
— Знакомый? — спросил он.
— Осведомитель, — сказал Симон.
— Осведомитель, — повторил Харри и увидел полицейский автомобиль, остановившийся в ожидании зеленого света по другую сторону перекрестка.
Симон повернул на запад в сторону уллеволской больницы.
— Скажи мне, — произнес Харри, — а что это за осведомитель у Расколя в Москве, который может выследить человека в двадцатимиллионном городе… — он щелкнул пальцами, — вот так запросто? Это русская мафия?
Симон рассмеялся:
— Может, и так, если не выйти на более компетентных людей.
— КГБ?
— Если мне не изменяет память, такой организации больше не существует. — Симон засмеялся еще громче.
— Специалист по России из нашей Службы безопасности говорит, что там по-прежнему всем заправляют бывшие кагэбэшники.
Симон пожал плечами:
— Службы службами, а услуги услугами, мой друг. Ну и ответные услуги. Вот о чем речь, понимаешь.
— А я думал, речь о деньгах.
— Так я об этом и говорю, мой друг.
Харри вышел на Соргенфри-гате, а Симон отправился дальше — у него «кое-какие делишки образовались на Сагене, понимаешь».
Харри внимательно оглядел улицу. Мимо прокатил автофургон. Он попросил Тесс, кареглазую девчушку, которая разбудила его утром, сбегать на Тойен за «Дагбладет» и «Вердене Ганг», однако ни в одной из газет не сообщалось о том, что он объявлен в розыск. Но он все равно нигде не мог появиться: или он сильно ошибался, или каждый полицейский экипаж располагал его фотографией.
Харри торопливо подошел к воротам, вставил ключ Расколя в замочную скважину и повернул его. Он постарался ничем не нарушить стоявшую в подъезде тишину. Перед дверью Астрид Монсен лежала газета. Войдя в квартиру Анны, он осторожно закрыл за собой дверь и перевел дыхание.
Не думать о том, что тебе надо здесь найти.
В квартире стоял затхлый запах. Он прошел в гостиную. Там ничего не изменилось с тех пор, как он был тут в последний раз. В окно лился свет, высвечивая три портрета, в лучах солнца плавали пылинки. Он остановился, разглядывая картины. Искаженные лица странным образом кого-то напоминали. Он подошел к картинам и кончиками пальцев провел по сгусткам масляной краски на холстах. Если они что-то и сказали ему, он этого не понял.
Харри отправился на кухню.
Там воняло грязной посудой и прогорклым жиром. Он открыл окно и проверил десертные тарелки и столовые приборы в мойке. Их сполоснули, но не помыли. Он ткнул вилкой в засохшие остатки еды, отковырнул маленький кусочек и отправил его в рот. Японе-чили.
За большой кастрюлей он обнаружил два бокала для вина. На донышке одного из них остался тонкий красный осадок, в другой вроде бы ничего не наливали. Харри понюхал, но ничего, кроме запаха теплого стекла, не учуял. Рядом с бокалами стояли два обычных стакана. Он взял кухонное полотенце, чтобы посмотреть их на свет, не оставляя отпечатков пальцев. Один был совершенно чист, а в другом он обнаружил какой-то вязкий налет. Он поскреб ногтем и приложил палец к губам. Сахар. С привкусом кофе. Кола? Харри закрыл глаза. Вино и кола? Нет. Один пил воду и вино. А другой — только колу, и винный бокал оказался ненужным. Он обернул стакан полотенцем и положил его в карман пиджака. По наитию он зашел в ванную, снял крышку с бачка унитаза и провел рукой по его задней стенке. Ничего.
