Ю Несбё - Спаситель
Выйдя из уборной, он заметил движение возле сенного сарая. И замер. В ту сторону вели следы.
Харри помедлил. Вот оно, опять. Ощущение, что сию минуту что-то произойдет, что-то предопределенное, чему он не может воспрепятствовать. Сунул руку за дверь уборной, схватил лопату, которую там приметил. И зашагал по следам к углу сарая.
Остановился там, покрепче обхватил черенок. Собственное дыхание гремело в ушах. Он перестал дышать. Вот сейчас. Сейчас. Харри выскочил из-за угла, с лопатой наперевес.
Впереди, по ослепительно белому снегу, волшебно сверкающему в свете луны, бежала к лесу лисица.
Он грузно привалился к стене сарая, судорожно перевел дух.
Когда в дверь застучали, он машинально отпрянул назад.
Неужели его обнаружили? Человек по ту сторону двери не должен сюда войти.
Он проклинал собственную неосторожность. Бобо отругал бы его за такой непрофессионализм.
Дверь заперта, но все же он огляделся по сторонам, высматривая, чем бы воспользоваться, если пришелец как-то сумеет ворваться в квартиру.
Нож. Хлебный нож Мартины, которым он только что резал хлеб. На кухне.
Новый стук в дверь.
Еще есть пистолет. Без патронов, конечно, хотя напугать разумного человека вполне может.
Проблема в том, что он сомневался в разумности пришельца.
Этот человек приехал на машине, припарковался возле дома Мартины на Соргенфригате. Он не видел его, пока случайно не подошел к окну и не скользнул взглядом по автомобилям у тротуара. Тогда-то и заметил в одном из них неподвижную фигуру. А когда фигура шевельнулась, наклонилась вперед, чтобы лучше видеть, понял, что оплошал. Что его обнаружили. Отошел от окна, выждал полчаса, потом опустил рольгардины и погасил весь свет в квартире Мартины. Она сказала, что лампы выключать не обязательно. Отопление в квартире регулирует термостат, а поскольку девяносто процентов энергии электролампы — это тепло, экономия, достигнутая выключением света, уйдет на обогрев, ведь термостат почувствует потерю тепла.
«Элементарная физика», — пояснила она. Лучше бы объяснила, что происходит сейчас. Кто там — безумный жених? Ревнивый поклонник, которому дали отставку? Во всяком случае, это не полиция, потому что за дверью снова послышался вой, горестный, отчаянный, прямо мороз по коже дерет.
— Мар-тина! Map-тина! — Несколько неразборчивых слов по-норвежски и чуть ли не со всхлипом: — Мартина…
Он понятия не имел, как парень зашел в подъезд, однако теперь услыхал хлопанье других дверей и чей-то голос. В быстрой чужой речи уловил уже знакомое слово: полиция.
Соседняя дверь захлопнулась.
Человек на площадке горько застонал, пальцы заскребли по двери. И наконец донеслись удаляющиеся шаги. Он облегченно вздохнул.
День выдался долгий. Утром Мартина отвезла его на железнодорожную станцию, и он электричкой добрался до города. Там первым делом прямо на вокзале зашел в турагентство и купил билет на завтра, на последний вечерний авиарейс до Копенгагена. Тамошний сотрудник никак не отреагировал на норвежскую фамилию, которую он назвал: Халворсен. Заплатил он наличными из бумажника Халворсена, поблагодарил и ушел. Из Копенгагена он позвонит в Загреб, договорится, чтобы Фред прилетел туда с новым паспортом. Если повезет, на Рождество он будет дома.
В трех парикмахерских, куда он заходил, ему сказали, что перед праздником у них очереди по записи. В четвертой кивком показали на молоденькую девчонку, которая, потерянно сидя в углу, жевала резинку. Ученица, сообразил он. После нескольких тщетных попыток объяснить, чего хочет, он показал ей фотографию. Она перестала жевать, посмотрела на него из-под густо накрашенных век и спросила на английском, почерпнутом из передач MTV: «You sure, man?»[54]
Потом он на такси доехал до Соргенфригате, отпер квартиру Мартины полученным от нее ключом и стал ждать. Несколько раз звонил телефон, в остальном все было спокойно. До тех пор, пока он по дурости не подошел к окну освещенной комнаты.
Он повернулся, собираясь возвратиться в комнату.
И тут в дверь снова замолотили. Воздух задрожал, лампа над головой закачалась.
— Мар-тина!
Он услышал, как человек за дверью опять с разбегу бросился на дверь, которая чуть ли не прогнулась внутрь.
Еще дважды прозвучало ее имя, еще дважды он налетал на дверь. Затем послышались быстрые шаги вниз по лестнице.
Он прошел в комнату, стал у окна, увидел, как парень выбежал из подъезда. А когда тот отпирал машину и на него упал свет фонаря, он узнал его. Тот, что помог ему с ночлегом в Приюте. Никлас, Рикард… что-то в таком роде. Взревел движок, машина быстро скрылась во мраке.
Через час он уже спал и видел во сне места, где когда-то бывал, а проснулся от топота ног на лестнице и шлепков газет, брошенных к дверям.
Харри проснулся в восемь. Открыл глаза и принюхался к шерстяному одеялу, которое частью прикрывало лицо. Запах кое о чем напомнил, и он отбросил одеяло. Спал он крепким сном без сновидений и проснулся в странно приподнятом, прямо-таки радостном настроении.
Он прошел на кухню, поставил кофе, умылся прямо здесь, над мойкой, тихонько напевая «Morning Song» Джима Стерка. Небо над низкими холмами на востоке рдело, словно девушка, последние звезды блекли и исчезали. Таинственный, новый, нетронутый мир раскинулся за кухонным окном, белый и радостный уходил к горизонту.
Харри порезал хлеб, нашел сыр, налил в стакан воды, а в чистую чашку — дымящийся кофе, поставил все на поднос и отнес в спальню.
Растрепанные черные волосы разметались по подушке, дыхания почти не слышно. Он поставил поднос на ночной столик, сел на край кровати и стал ждать.
Аромат кофе потихоньку распространялся по комнате.
Она задышала неровно. Приоткрыла глаза. Увидела его, потерла лицо и потянулась, замедленными, смущенными движениями. Словно бы включилось реле — ее глаза светились все ярче, на губах заиграла улыбка.
— Доброе утро, — сказал Харри.
— Доброе утро.
— Завтрак?
— Хм. — Она все улыбалась. — А ты не будешь?
— Я пока погожу, обойдусь вот этим, если не возражаешь. — Он достал сигареты.
— Ты много куришь.
— Как всегда после срыва. Никотин притупляет тягу.
Она пригубила кофе.
— Разве не парадоксально?
— О чем ты?
— Ну, что ты, который так боялся несвободы, стал алкоголиком.
— Н-да. — Он открыл окно, закурил и лег на кровать рядом с ней.
— Ты этого боишься со мной? — спросила она, прижимаясь к нему. — Что я сделаю тебя несвободным? И поэтому… не хочешь… заняться со мной любовью?
— Нет, Мартина. — Харри затянулся, скривил лицо, неодобрительно взглянул на сигарету. — Потому, что тебе страшно.
Он заметил, как девушка замерла.
— Мне страшно? — с удивлением переспросила она.
— Да. И на твоем месте я бы тоже боялся. Я вообще никогда не мог понять, как женщины решаются делить постель и дом с людьми, которые физически целиком и полностью их превосходят. — Он затушил сигарету в тарелке на ночном столике. — Мужчины никогда бы не пошли на такой риск.
— Почему ты думаешь, что мне страшно?
— Я чувствую. Ты берешь инициативу на себя, хочешь командовать. Главным образом потому, что боишься того, что может случиться, если ты позволишь командовать мне. Это понятно, Только я не хочу, чтобы ты это делала, если тебе страшно.
— Но ты не можешь решать, хочу я или нет! — с жаром воскликнула она. — Даже если мне страшно.
Харри посмотрел на нее. А она вдруг обняла его, уткнулась лицом ему в шею.
— Наверно, ты считаешь меня чудачкой.
— Вовсе нет.
Она крепко прижалась к нему.
— Что, если мне всегда будет страшно? — прошептала она. — Что, если я никогда… — Она замолчала.
Харри ждал.
— Что-то произошло, — сказала она. — Я не знаю что.
Харри ждал.
— Ну, то есть знаю. Меня изнасиловали. Здесь, много лет назад. Сломали.
Холодный вороний крик с опушки нарушил тишину.
— Ты хочешь…
— Нет, я не хочу говорить об этом. Да и говорить-то не о чем. Столько лет прошло, со мной уже все в порядке. Просто… — Она опять прижалась к нему. — …мне чуточку страшно.
— Ты заявляла?
— Нет. Духу не хватило.
— Знаю, это трудно, и все-таки надо было заявить.
Она улыбнулась:
— Да, я слышала, что это необходимо. Ведь подвергается риску другая девушка, верно?
— Это не шутки, Мартина.
— Извини, папочка.
Харри пожал плечами.
— Не знаю, оправдывают ли себя преступления, но знаю, что они повторяются.
— Потому что это сидит в генах, да?
— Я точно не знаю.
— Ты не читал данные по анализу усыновлений? Из них следует, что дети преступных родителей, растущие в нормальной семье вместе с другими детьми и не знающие о своем усыновлении, имеют гораздо больше шансов стать преступниками, чем другие дети в семье. Поэтому, должно быть, ген преступности все-таки существует.