Виктор Пронин - Банда 2
— Ты все перепутал, Паша... Твои любимые тапочки у тебя дома.
— Ты их уже отнесла? — удивился Пафнутьев.
— Здесь никогда не было твоих любимых тапочек. Думаю, что и не будет.
— Ты ошибаешься, Таня. Ты глубоко ошибаешься. Все, что касается тапочек, можешь довериться мне.
— Здесь нет твоих тапочек, — повторила Таня.
— Будут, — твердо заверил Пафнутьев, подхватывая своп раздутый портфель и проходя с ним в комнату. — Уж если у тебя бывают гости, которые позволяют себе уходить в моих тапочках... Мы это исправим самым решительным образом, — он водрузил на стол портфель, довольно бесцеремонно сдвинув в сторону тарелочку с нарезанной колбасой, едва початую бутылку водки, неважной, между прочим, водки, в какой-то зеленой овощной бутылке, с косо пришлепнутой этикеткой, да и алюминиевая пробка, лежавшая тут же, выдавала чрезвычайно низкий уровень водки — покатая, непрожатая прессом, а буквы на пробке крупные, невнятные, еле пропечатанные. Чеченское производство. И только, отодвинув водку в сторону, Пафнутьев заметил легкое движение в сторонке. Глянув туда, он увидел, только сейчас увидел, что в комнате находится еще один человек. Коротко взглянув на него, Пафнутьев все понял в доли секунды. Светловолосый, с хорошими уже залысинами, парень пошиба был невысокого, хотя мнение о себе имел неплохое. Были на нем джинсы, видимо, купленные в молодости, джинсовая рубашка навыпуск, несколько поновее, а еще Пафнутьев в коридоре на вешалке заметил влажную кожаную куртку. Следовательно, парень пришел совсем недавно, едва успел водку открыть.
— Простите, — сказал он недовольно, но позы не переменил, остался полулежать в кресле, закинув ногу на ногу так, что анатомические особенности его коленок проступали во всех подробностях. — Если я не ошибаюсь...
— Таня! — заорал Пафнутьев, словно хотел обрадовать женщину. — Иди посмотри, тут у тебя в кресле что-то завелось...
Парень лишь улыбнулся. Он полагал, что и Пафнутьев пошиба невысокого — пришел мужичок трахнуться на халяву. Так примерно он оценил странное положение, возникшее в комнате. И как все, кто общался с Пафнутьевым недолго, ошибся. Прежде всего, Пафнутьев пришел не на халяву, содержимое его портфеля позволяло ему чувствовать себя уверенно в любом доме России. Да и не только России. Кроме того, Пафнутьев знал Таню гораздо дольше и у него были основания полагать, что к нему она относится лучше, чем к этому тощеватому, лысоватому хмырю с костистыми коленками.
— Кто принес в дом эту отраву? — спросил Пафнутьев, взяв в руки овощную бутылку с водкой. — Кому жить надоело?
Таня вошла и остановилась в дверях, скрестив руки на груди. Легкая улыбка, которая всегда так тревожила Пафнутьева, заставляла начисто забывать о росте преступности в городе, гуляла по ее губам.
— Таня, — обернулся к ней Пафнутьев. — Ты знаешь, что это такое? Это нельзя не только пить, ее нельзя даже нюхать. Ты можешь не проснуться. Как хорошо, как хорошо, что я пришел вовремя! Слава тебе Господи! Прийти и застать холодный труп вместо прекрасной женщины... Это ужасно!
— Скажите, пожалуйста! — наконец, подал голос парень в кресле. Похоже, это единственное, что он мог придумать.
— Эту водку, или как там вы ее называете, делают не то чеченцы, не то азербайджанцы, а, скорее всего, пробравшиеся через границы курды в подвале дома, где живет один мой знакомый. Сами они ее не пьют. Только продают. Как ящик продадут, тут же на месяц из города исчезают.
— Ты его приглашала? — спросил парень.
— Кого? — обернулся Пафнутьев и своим вопросом смазал весь гнев тощего джинсовика.
— Таня, почему ты его не гонишь?
— Я слабее его.
— Гораздо, — заверил Пафнутьев и этим как бы объединился с Таней. Теперь они вместе отвечали на гневные вопросы парня.
— Дядя, — произнес парень, поднимаясь из кресла. — Мне кажется, ты ошибся. Приходи как-нибудь в другой раз... И по другому адресу. Мне кажется...
— Моя ты деточка! — воскликнул Пафнутьев, не скрывая радости. — Тебе кажется... Если бы я рассказал все, что кажется мне... Ты бы тут же наделал в штаны. Прямо сейчас.
— Хамишь, дядя! — угрожающе произнес парень и сделал шаг вперед, теперь его и Пафнутьева разделяли всего два метра.
— Да! — возликовал Пафнутьев. — Именно! Так редко представляется возможность откровенно и безнаказанно похамить, что упускать ее было бы преступно.
— Ты уверен, что безнаказанно?
— Да! — опять обрадовался Пафнутьев — Конечно! Именно! — он взял посрамленную и обесчещенную водку и поставил ее подальше, на пол, к окну.
— Слушай! Выметайся! — заорал парень, сокращая расстояние между ними еще на шаг.
— Таня, где мои тапочки? — полностью пренебрегая опасностью, Пафнутьев повернулся к парню спиной и, взяв со стола тарелку с нарезанной вареной колбасой и плавленым сырком, поставил ее на шкаф, потом подумав, задвинул тарелку подальше, к стенке.
— Таня, почему ты не скажешь ему, чтобы он выметался?!
— Паша, выметайся.
— Доволен? — повернулся Пафнутьев к парню. — Слышал? Она сказала мне, чтоб я выметался.
— И ты, Игорь, тоже выметайся. Уходите оба, — Таня, кажется, готова была расплакаться — Я вызову милицию, — крикнул Игорь и Пафнутьев понял — это победа.
— Правильно, — кивнул он. — Лучше вызвать милицию. Отделение здесь недалеко.. Как войдешь в отделение, сразу направо — там кабинет майора Шаланды. Сразу к, нему. Так, скажи и так, господин Шаланда... Пафнутьев разбушевался. Он все поймет. Не забудь сказать адрес — он примчится сюда со всем отделением.
— Ну что ж, я так и сделаю! — парень гневно прошел мимо Пафнутьева и его длинные светлые волосы всколыхнулись за спиной Резко и зло он надел свою короткую курточку, не успевшую даже просохнуть, сунул ноги в какие-то безразмерные босоножки и вышел на площадку, с силой бросив за гобой дверь.
Таня вздрогнула от этого хлопка, закрыла лицо руками. И Пафнутьев увидел, как сквозь ее пальцы выкатились слезинки. Он подошел, постоял рядом. Потом осторожно коснулся пальцем ее плеча, а когда убедился, что ничего чрезвычайного не произошло, отнял руки от ее лица.
— Послушай, Таня... Если этот.., как его.
Если он так тебе уж дорог, я сам доставлю его сюда. Хочешь в наручниках, хочешь — без... И за водку извинюсь... Я даже готов рискнуть жизнью и выпить ее, лишь бы ты простила меня и позволила присесть на минутку, а, Таня?
— Ну нельзя же так, Паша!
— Согласен.
— Это же самое настоящее хулиганство!
— Статья двести шестая, часть вторая... От двух до шести лет без конфискации.
— Он сейчас приведет милицию... Начнутся допросы, протоколы... Паша!
— Не то ты говоришь, Таня. Спроси лучше, что случилось.
— Я видела... Все произошло па моих глазах.
— Таня, ты не поверишь... Я выжил. Не должен был выжить, по выжил. И ты единственный человек, которому я могу об этом рассказать, которому хочется рассказать...
— И это все я? — улыбнулась она сквозь слезы.
— Да, — ответил Пафнутьев. — Да, Таня, хотя я и сам с трудом в это верю.
— Сейчас сюда придет Игорь с толпой милиционеров, они заберут тебя и уведут в неизвестном направлении.
— С ними я разберусь, мне бы с тобой разобраться, — Пафнутьев открыл, наконец, свой портфель, вынул бананы, мандарины, поколебавшись, достал н водку. Кротко взглянул на Таню, словно прося прощение за невоспитанность, и поставил бутылку на стол.
— Думаешь, твоя лучше? — Таня отошла от двери и присела на край стула.
— Ровно настолько, насколько я лучше того хмыря! — самоуверенно заявил Пафнутьев.
— Не надо его так называть. Он не хмырь.
— А я?
— И ты не хмырь. С хмырями я не вожусь.
— А кто же я?
— Начальник следственного отдела в какой-то непонятной конторе. Если, конечно, тебя еще не повысили...
— Какой я начальник, — Пафнутьев сорвал нашлепку с бутылки, налил себе полстакана водки. — Какой я начальник...
— Ладно, — Таня положила ладонь ему на руку. — Рассказывай уже... Похоже, у тебя в самом деле что-то случилось? Или это все твои выдумки, чтобы проникнуть в дом, забраться в постель, нырнуть под одеяло...
— Глоточек выпьешь?
— Конечно. А то я не выдержу твоего рассказа. Наверно, кровь будет стыть в жилах?
— К счастью, да. К счастью, Таня, кровь осталась в жилах, там она и будет стынуть, — Пафнутьев снял галстук, расстегнул две верхние пуговицы на рубашке и лишь после этого, взял свой стакан и выпил водку до дна. — Не обижаешься?
— Ладно, Паша... Проехали. Пафнутьев протянул руку, потрогал ее волосы, на лице его возникло выражение озадаченности.
— Что-то не так? — обеспокоенно спросила Таня.
— Надо же... Мне казалось, что они у тебя жестче.
— Сколько же ты не был здесь?
— Жизнь, Таня... Целую жизнь.
— А вломился с таким гонором, будто на пять минут случайно отлучился. Что это было? Любовь? Ревность? Тоска?
