Уильям Лэндей - Мишн-Флэтс
– Я никого не убивал.
Гиттенс молча уставился на него.
– Я просто стоял рядом, – продолжил Траделл. – Ты был с пистолетом. Я свой даже не вынимал.
Гиттенс долго хранил молчание.
– Значит, вот как ты все поворачиваешь...
– Да, – кивнул Траделл, – я был там, но я не убивал!
– Арчи, не надо. Так говорить со мной – нехорошо. Мы с тобой друзья. Мы с тобой оба в равной степени замешаны в этом деле. Нам следует поддерживать друг друга, а не топить.
Теперь замолчал Траделл.
– Арчи, обещай мне ни с кем об этом не говорить. Дай мне слово. А я обещаю тебе еще раз надо всем подумать. Даешь слово пока держать язык за зубами?
– Да. Но помни, век молчать я не намерен. Ты что-то решай. Я дальше так жить не могу. Жить во лжи – это не по мне.
– Ладно, дружище, заметано. Я все хорошенько обмозгую, и мы с тобой еще раз серьезно поговорим.
* * *– Но слова своего Траделл не сдержал? – спросил я. – Он все-таки пошел к тебе.
– Да, он ко мне приходил, – ответил Фрэнни Бойл.
– Ну и?..
– Рассказал все как на духу. Дескать, я убийца, что мне делать? Я как-то его успокоил, попросил время на раздумье. Он поставил меня в пренеприятное положение. Вот так, с кондачка, мне не хотелось начинать дело об убийстве, дело, где убийца – полицейский! Конечно, я сказал Арчи: молодец, правильно, что ко мне пришел. А про себя я думал: на хрена ты ко мне приперся, козел! Весь этот лепет «стоял рядом, пистолет даже не вынимал»... такие байки жене можно травить, а перед присяжными не пройдет. Убийство первой степени. Но мне-то каково? Друг пришел облегчить душу, а я его упеку пожизненно. Словом, я был в растерянности. Разумеется, конечное решение принимать не мне, а прокурору Эндрю Лауэри. Это он решит, предъявлять ли обвинение и кому – обоим или только Гиттенсу.
Фрэнни Бойл на несколько секунд забылся – казалось, он в задумчивости изучает давно знакомую картину на стене.
– Да, – наконец промолвил он, – я чувствовал, что окажусь в заднице при любом раскладе. Поэтому я взял тайм-аут, чтобы хорошенько пораскинуть мозгами.
* * *Арчи Траделл участвовал в десятках рейдов. Когда работаешь в таких хлопотных районах, как Мишн-Флэтс, опасные аресты и обыски становятся рутиной. Типы вроде Харолда Брекстона стараются с полицией всерьез не воевать; когда на их лежбище нападают, они просто смываются, бросая оборудование, запас наркотиков, а порой и своих товарищей, и устраивают притон в другом месте. Война идет бесконечная, как с раковой опухолью – здесь вырезал, там выросло.
Но на сей раз Траделлу было не по себе. Он не то чтобы боялся, просто у него ни к чему теперь душа не лежала. И рейд против логова Харолда Брекстона был ему скучен и противен.
Ему было скучно и противно стоять и обливаться потом на жаркой лестничной площадке. Он даже не мог сообразить, от чего он потеет больше – от страха, или от жары, или от того, что полицейских на лестничной клетке набилось столько, что само их количество не успокаивает, а нагоняет ужас, раздувает опасность до пределов вселенских...
И мозг сверлила нынче обычная для него мысль: я – убийца. Я, убийца, потею здесь, чтобы арестовать, конечно, преступников, но, вполне вероятно, не убийц или еще не убийц. Я, убийца, жмусь у стенки, чтобы меня не застрелили. Я, убийца, беру таран, чтобы геройски ударить в красную дверь, начать штурм...
Нет, я не убийца. Гиттенс говорит, что мы не убийцы. А он хороший полицейский, уважаемый человек. Он всегда мне помогал. Поможет и сейчас. Это ведь Гиттенс дал нам с Вегой наводку – наводку, полученную от своего стукача по имени Рауль. С самого начала моей работы в отделе наркотиков Гиттенс опекал меня, подбрасывал то совет, то информацию. Зря я против него...
Стоп! – говорит себе Траделл. В такой ситуации надо отключить все мысли, иначе погибнешь! Сейчас должно думать только тело.
Траделл смотрит на дверь, потом на Вегу.
Вега отвечает взглядом. Ясно, что он хочет сказать: «Нынче таких дверей уже не делают! Слабо!»
Траделл спрашивает – опять только взглядом: пора?
Тишина полнейшая.
Вега присаживается у стены и кивает напарнику: давай!
Могучий Траделл решительно шагает к двери. На душной тесной площадке кошмарно жарко, градусов тридцать. Траделл весь взмок, его тенниску хоть выжимай. Пот струится по рыжей бороде во влажных завитках. Траделл широко улыбается – возможно, со страху. В руках у него полутораметровая стальная труба. В газетах потом напишут, что полицейские использовали таран. На самом деле это простодушная самоделка: залитый бетоном кусок водосточной трубы, к которому умельцы в полиции приделали ручки.
Вега растопыривает пятерню и начинает отсчет. Осталось четыре пальца. Три. Два. Один. Начали!
Траделл что было мочи ударяет «тараном» в дверь.
Лестничная клетка отзывается сочным гулом.
Дверь не шелохнулась.
Траделл быстро отступает назад, замахивается как следует – и ударяет еще раз.
Дверь тряхнуло. Но устояла, подлая!
Полицейские нервно переминаются с ноги на ногу – с каждой потерянной секундой напряжение растет. Всем становится все больше и больше не по себе.
– Давай, громила, не робей! – кричит Вега Траделлу.
Третий удар. Снова мрачный гул по всей лестничной клетке.
Четвертый удар. Но звук наконец-то другой. Крррах!
Есть пролом! И тут же, в почти слитном звучании, раздается выстрел.
Фонтан крови, розовый туман, брызги чего-то мягкого – и Траделл на полу, на спине, половины черепа как не бывало.
Внутри квартиры, за красной дверью, стоит Мартин Гиттенс с «моссбергом-500» в руке. Дуло в нескольких дюймах от дверного полотна.
На руках Гиттенса белые хлопчатобумажные перчатки – чтобы не оставить своих «пальчиков» и не стереть заранее нанесенные на пистолет отпечатки Харолда Брекстона. Сам пистолет конфискован у Брекстона девятью месяцами раньше. Конфискован Гиттенсом, и неофициально.
Гиттенс помнит, что Арчи Траделл исключительно высокого роста. Поэтому он целится очень высоко, чтобы попасть в голову.
Звуки на лестничной площадке подсказывают: второй выстрел не нужен. Все кончено. Можно бежать.
* * *– Я прямо тогда заподозрил Гиттенса, – сказал Фрэнни Бойл. – У Гиттенса был мотив. И он появился на лестничной площадке подозрительно быстро – сразу после убийства Траделла. В суете никто не заметил, откуда он взялся. Словом, у меня уже тогда возникли определенные мысли. Но поскольку все сразу стало указывать на Харолда Брекстона, я своими подозрениями ни с кем делиться не стал. Да и сам потихоньку уверил себя, что убийца Траделла – Брекстон. Но теперь, после гибели Веги, я точно знаю – это Гиттенс убил Траделла. Я уверен на все сто.
– А Рауль? Кто такой Рауль?
Бойл досадливо пожал плечами:
– Дался вам этот Рауль! Был, не был – не суть важно. Я полагаю, не было никакого Рауля. Сам Гиттенс был Раулем. Какая разница? Главное – информация появлялась. Главное – стрелял Гиттенс. А Раулем мог быть и Брекстон. Иначе как объяснить, что Брекстону годами сходило с рук буквально все? Значит, он кого-то продавал Гиттенсу, а Гиттенс его защищал, предупреждал, опекал.
– Но ведь ты, Фрэнни, – сказал я, – в суде под присягой заявил, что вся история про Рауля – чистейшая правда!
– Шериф Трумэн, я судейский крючок. Что мой свидетель мне сказал, на том я и стоял. Когда все случилось, меня ж там не было!
– Свинство! – взорвался Келли. – Гиттенс лгал. Вы ему подыгрывали. Прекрасно понимали, что дело нечисто, а покрывали его. Нет чтобы до правды докопаться – голову в песок. Дескать, я судейский крючок, меня там не было! Фрэнни Бойл потупил глаза. Возражать было нечего.
– Если хотите, – промолвил он, – все это могу повторить под присягой. Я и Данцигеру так сказал – готов все повторить в суде.
Керт встал и повернулся к Кэролайн.
– Арестовать Гиттенса?
Кэролайн помотала головой – нет.
– У нас три убийства, – сказала она. – И ни одной серьезной улики. Траделл мертв и о той ночи на мосту, когда был убит Фазуло, рассказать не может. Вега повешен и уже ничего не расскажет про ночь, когда был убит Траделл. И наконец, нет свидетеля того, как был застрелен Данцигер. Три убийства, ноль свидетелей. Да, детектив Гиттенс умеет уничтожать следы!
– Есть у нас свидетель, – сказал я. – Харолд Брекстон.
54
Челси, Массачусетс – совсем рядом с Бостоном и тем не менее вне юрисдикции бостонской полиции. Время – 6.34.
Мы ждали его на безлюдной площадке для парковки. За нашей спиной парил в ста футах над водой Тобин-бридж.
Дик Жину накануне вечером прикатил на «бронко» из Версаля. Я вызвал его для поддержки. Вместе с Келли мы составляли более или менее внушительную группу.
Было холодно. Жину время от времени топал ногами – грелся. Его традиционная униформа версальского полицейского смотрелась особенно нелепо здесь, в виду Бостона.
