Альберт Баантьер - Убийство в купе экспресса. Сборник.
— Номер семь… Кто жил там в июле‑августе?
— Вы имеете в виду седьмой номер в пансионе? Мсье Ивер, торговец парфюмерией. Но вы ведь не хотите этим сказать, что связываете цифру «семь» в окне с нашим жильцом‑французом?
— Я только так спросил. Теперь о другом. Вы сказали, что Фрюкберг никогда не получал ни посылок, ни писем. А не приносил ли он что‑нибудь с собой сам?
— Трудно сказать. От наружной двери до его комнаты всего несколько шагов по лестнице. С пяти до шести вечера мы не запираем входную дверь, так что жильцам, когда они возвращаются домой, звонить не нужно. Он мог принести все что заблагорассудится, и никто бы ничего не заметил. Нет, я не могу ответить на ваш вопрос.
— Вы сказали, что оставляете наружную дверь открытой на то время, когда постояльцы возвращаются с работы домой. Значит, у них нет своих ключей?
— Нет, — Фидлер решительно покачал головой. — Вам может показаться странным, но это мое постоянное условие: не выдавать дополнительных ключей. Я никогда не ложусь спать, пока не удостоверюсь лично, что все хорошо заперто. Такая уж у меня привычка, и я никогда от нее не отступаю. Постояльцы могут возвращаться домой когда угодно, но в таком случае они должны позвонить, и я с удовольствием встану и открою. Возможно, это несколько деспотично, но каждый поступает как ему удобней. Мы с Лией слишком много пережили, чтобы чувствовать себя спокойно, если по ночам — без нашего ведома — кто‑то входит и выходит из дома.
— Уличная дверь — единственный вход в дом?
— Конечно.
— Это облегчает мою задачу, — тихо сказал Ван Хаутем. — Ставлю вас в известность, что с сегодняшнего утра ваш дом находится под наблюдением полиции.
Не вдаваясь в подробности, он сообщил содержателю пансиона, что в руки Терборга попал пакет, предназначенный, по‑видимому, Фрюкбергу, и что есть основания ожидать, что очень скоро, может быть даже этой ночью, некие лица попытаются любой ценой получить пакет обратно.
— Как они это сделают, я не знаю. Может быть, просто войдут через дверь, может быть, проникнут через чердак или со стороны сада. В любом случае было бы хорошо, после того как вечером жильцы разойдутся по своим комнатам, поместить в доме несколько агентов, чтобы избавить менеера Терборга от неприятных сюрпризов и задержать преступников.
— Вы хотите сказать, — изумленно спросил Фидлер, — что в настоящий момент у Терборга находится нечто имеющее столь большое значение для кого‑то, что можно ожидать вооруженного нападения на мой дом?
Он недоверчиво усмехнулся и долгим взглядом посмотрел на свою жену.
Ван Хаутем молча кивнул головой, вновь заинтригованный звуками за дверью, которые как будто бы уловил его натренированный слух. Будь он уверен, что действительно слышал их, то вскочил бы и выяснил, что же такое постоянно шумит и шуршит за спиной, в углу. Но в этом помещении, где все пространство до отказа заполнено игрой неясных звуков, производящей непостижимое и таинственное впечатление, неуловимой для слуха и не поддающейся расшифровке, легко рискуешь остаться в дураках. А не хотелось бы, во всяком случае в присутствии такого человека, как госпожа Фидлер, которая неотрывно смотрела на гостя своими загадочными глазами, будто стараясь по выражению лица прочесть его мысли.
— Марихуана? — уже не так насмешливо спросил Фидлер.
— Нет, это краденые вещи большой ценности.
— И они доставлены в этот дом? Значит, под нашей крышей находится человек, замешанный в воровстве?
Прежде чем Ван Хаутем успел ответить, госпожа Фидлер тихо, почти шепотом произнесла:
— Разве я не говорила тебе, Эрнст, что нас ожидают тревожные события? Не напрасно Отто так волнуется! Сегодня ночью все время слышался шум в коридоре и на лестнице в подвал.
Комиссар резко повернулся к ней. Его немного смутило, что обращалась‑то она к мужу, а смотрела на него — неотрывно, остановившимися глазами.
— Отто?
Это было уже что‑то определенное, возможно зацепка.
— Кто этот Отто?
— Мы с женой, — спокойно заметил хозяин дома, — убежденные спириты, менеер Ван Хаутем. Если бы вы только знали, что пережила моя жена в революцию, например в Венгрии, вы поняли бы, почему она ощущает тягу к тому миру, где, по нашему глубокому убеждению, дорогие нам умершие так же живы, как мы в этой комнате. Мне кажется, не иначе как само провидение уготовило нам по прибытии в Нидерланды приют в этом старом доме. С самого первого дня мы почувствовали, что он находится на пересечении магнитных потоков и является средоточием сил, которые — когда о них говорят — вызывают обычно лишь насмешки у тех, кто совершенно чужд миру иррационального. Вот почему в тридцать втором году я купил этот дом, хотя это было и выше моих финансовых возможностей. Незримые обитатели принесли нам удачу и стократ возместили пережитые невзгоды… — Он слегка пожал плечами. — Я понимаю, для вас мои слова звучат как досужая болтовня старых кумушек. Но для нас обоих все это непреложная истина.
— Ты ошибаешься, Эрнст! — прошептал низкий печальный голос. — Менеер Ван Хаутем уже испытал на себе влияние излучений, с тех пор как пришел сюда. Он не станет смеяться над тем, что ты собираешься ему рассказать.
На миг Ван Хаутем окаменел от изумления. И лишь с трудом подавил желание откинуть голову назад и разразиться громовым хохотом — ведь такого с ним еще не бывало: ему приписывают сверхъестественные ощущения, и не когда‑нибудь, а при исполнении служебных обязанностей! Но с одной стороны, он понимал, что веселость здесь в высшей степени неуместна, с другой — вынужден был признать, что впервые в жизни охвачен неописуемым, странным чувством, которое временами казалось прямо‑таки сном наяву. Но если позже, дома, сидя за столом, он расскажет про эти глупости своей жене — в привычной домашней обстановке, где тебя не нервируют никакие потусторонние силы, — они вместе посмеются над тем ложным впечатлением, которое он — образец уравновешенности и здравого смысла — произвел на госпожу Фидлер.
— Кто этот Отто? — коротко повторил он.
— Блуждающий дух человека, который в тысяча восемьсот двадцать втором году скончался в этом доме и не может найти покоя в могиле, — сообщил Фидлер как о самом обычном деле. — Я имел случай убедиться, что он в самом деле существовал, был купцом и жил на Регюлирсграхт. Что‑то привязывает его к этому месту. Мы давно стараемся выяснить, что же именно его тяготит. Порой мы видим его здесь, в коридоре цокольного этажа, у двери в подвал: он стоит и прислушивается к чему‑то, но большей частью мы его только слышим. Как сказала моя жена, последние дни он очень неспокоен. Правда, чаще всего так бывает накануне наших ежемесячных сеансов, в первый четверг каждого месяца… как сегодня. Поэтому ваш план расставить сегодня ночью в доме охрану не слишком для нас удобен. Мы не хотели бы нарушать последовательность наших собраний и были бы весьма признательны, если бы вы нашли какую‑нибудь иную возможность. Не забудьте, эти собрания для нас очень важны.
— Может быть, — заметил печальный голос хозяйки, — менеер Ван Хаутем доставит нам удовольствие и согласится присутствовать на сеансе. Он явный медиум, просто находка для нашего кружка.
Комиссар, слушавший скрестив руки на груди, крепко сжал пальцами руки выше локтя, чтобы и на этот раз остаться серьезным. Внутренне он весь дрожал от смеха, так что странные ощущения на время отступили на задний план. Собственно говоря, он даже немного жалел бедняг за то, что после перенесенных лишений они уже не чувствовали себя в безопасности на твердой почве реальной жизни.
— О сеансах мы поговорим позже… — резко сказал он. — Не знаете ли вы, менеер Фидлер, почему Фрюкберг вчера так поспешно уехал?
Содержатель пансиона рассеянно посмотрел на свои изящные руки, лежавшие на столе.
— У меня сложилось впечатление, что он уехал из страха перед какой‑то опасностью. Никогда он не говорил мне, что собирается вернуться на родину. Позавчера вечером он заходил ко мне в контору рассчитаться за ноябрь. Мы говорили о разных вещах, но о его предстоящем отъезде не было и речи. А на следующее утро, в полвосьмого, он опять явился сюда и сообщил, что его багаж уже упакован и стоит в передней и он должен немедля взять такси, чтобы ехать на вокзал. Уезжает он насовсем. Фрюкберг облегченно вздохнул, когда я сказал, что за этот месяц он ничего мне не должен. Я знал, что менеер Терборг немедленно займет четвертый номер, а это позволит мне перевести в комнату Терборга вновь прибывшую фройляйн Мигль из чуланчика на чердаке, куда я вынужден был ее поместить. Пока я заказывал такси, Фрюкберг нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Естественно, я спросил его, почему он решил так внезапно уехать, но он ответил уклончиво. Якобы хочет открыть в Швеции новое дело. Через десять минут после своего появления он уже уехал.
