Эд Макбейн - Послушаем за глухого!
— Проверим весь этаж, — сказал Мейер.
Там еще было две квартиры, причем замки на входных дверях были сломаны. Они вошли в первую. Посреди комнаты виднелись остатки костра. В углу у окна валялась теннисная туфля. Мейер, обернув пальцы платком, поднял ее и положил в пакет для передачи криминалистам в лаборатории. Во второй комнате не было ничего кроме старого драного матраса, испещренного следами крысиного помета.
— Выгребная яма, да и только, — услышал Карелла голос за спиной, обернулся и увидел детектива Моногана.
За его спиной маячил и детектив Монро. Представители городского отдела по расследованию убийств были в серых шляпах и черных пальто. На лицах — застывшие гримасы боли.
— Ты можешь себе представить, что в этих ямах живут люди? — говорил Монро, качая головой.
— В это поверить невозможно, — отвечал Моноган, тоже покачивая головой.
— Это за пределами человеческого понимания, — согласился с напарником Монро.
— Где покойник? — осведомился у Кареллы Моноган.
— Дальше по коридору.
— Покажешь?
— Сами найдете, — сказал Карелла.
— Ну пошли, — сказал Моноган, и он и его напарник двинулись по коридору. Высокие, широкоплечие, они шли вперевалочку, словно разрезая толпу.
— Пресвятая дева, — сказал Моноган, увидев молодого человека.
Карелла только кивнул.
На лестнице послышались шаги. Двое мужчин в белом, обходя куски штукатурки и мусора, подошли к площадке, увидели Кареллу и направились в его сторону.
— Вы тут старший? — осведомился один из них.
— Вызов принял я, — сказал Карелла.
— Я доктор Кортес. Что значит «надо снять парня со стены»? Так сказал медэксперт.
— Покойника надо доставить в морг, — сказал Карелла.
— Доставим. Но ваш эксперт утверждает, что труп приколочен к стене гвоздями.
— Это совершеннейшая правда.
— Лично я, дружище, не собираюсь его снимать.
— Кто же, дружище, должен это сделать?
— Понятия не имею. Но вы производите впечатление человека достаточно сильного…
— Там жертва убийства, — сухо напомнил Карелла.
— Там труп, — столь же сухо отозвался Кортес.
Навстречу им по коридору шел Моноган, двумя пальцами зажимая нос. Чуть сзади шествовал Монро, прикрывая ладонью нижнюю часть лица.
— Это представители отдела по расследованию убийств, — сообщил Карелла доктору Кортесу. — Можете обсудить с ними возникшую проблему.
— Эксперт закончил осмотр? — спросил Моноган Кареллу.
— Эксперт не собирается осматривать труп здесь.
— Он обязан это сделать. Нельзя увозить труп, пока медэксперт не осмотрит его и не констатирует смерть и…
— Скажите это ему.
— А где он?
— Внизу. Блюет как безумный.
— Пошли, — сказал Моноган напарнику, и, когда они двинулись к лестнице, обернувшись на ходу, добавил: — Ждите нас тут, Карелла.
Карелла и Кортес стояли и слушали, как раздаются по лестнице шаги детективов. Затем звуки смолкли, и установилось тяжкое молчание.
— Извините, что стал возникать, — сказал доктор Кортес.
— Все в порядке.
— Но он знает правила не хуже моего. Он пытается избавиться от неприятной работы и…
— Угу.
— Он знает правила, — повторил Кортес.
Что касается медэксперта, то если до прибытия сюда он был плохо знаком с правилами и инструкциями, то успел выучить их назубок к тому моменту, как Монро и Моноган закончили читать ему лекцию. Сделав из носового платка маску и надев резиновые перчатки, он снял труп и после беглого осмотра констатировал смерть.
Теперь можно было переходить ко второй, не более приятной стадии расследования — искать ответ на вопрос, кто с ним так обошелся.
5
Детектив Коттон Хоуз взглянул на фотографию, извлеченную из конверта, и решил, что это Джордж Вашингтон. Впрочем, он решил на всякий случай удостовериться.
— Кто это, по-твоему, — спросил он Альфа Мисколо, который пришел в отдел из своей канцелярии забрать скопившиеся за неделю отчеты детективов и разложить их по папкам.
— Наполеон Бонапарт, — сказал Мисколо, после чего покинул комнату детективного отдела, что-то бормоча себе под нос. Но Коттон Хоуз все же остался при убеждении, что это Джордж Вашингтон.
Коллеги уже ввели его в курс последних событий, и в первую очередь насчет появления Глухого. Хоуз выдвинул предположение, что портрет Вашингтона есть дополнение к ранее поступившим портретам Гувера. Он, кстати, увидел в этом свою логику. Как-никак штаб-квартира Федерального бюро расследований, которое возглавлял Гувер, находилась в столице Соединенных Штатов, Вашингтоне, округ Колумбия. Это казалось очень простым выводом. Но Хоуз быстро напомнил себе, что когда имеешь дело с Глухим, ничего простого быть не может. Если бы Глухой планировал операцию в Вашингтоне, он не стал бы приставать к загруженным работой сотрудникам Восемьдесят седьмого участка. Перегруженным работой, поправил себя Хоуз. В таком случае он посылал бы свои идиотские письма ребятам из вашингтонской полиции. Нет, портрет основателя этой страны указывал на что-то другое. Название города тут не подходило. Хоуз в этом не сомневался. Не сомневался он и в том, что прекрасное лицо шефа ФБР указывало вовсе не на марку пылесоса, при всех отличных качествах этой машины. «Кстати, — подумал он, — а что, собственно, означает Дж.? Джеймс, Джек, Джером, Джулз?»
— Альф! — крикнул он, и из другого конца коридора отозвался Мисколо.
— Чего тебе?
— Зайди на минутку.
Хоуз встал из-за стола и вытянул руку с фотографией. Он был высок, шесть футов два дюйма, и весил сто девяносто фунтов плюс-минус то, что добавляла любовь к пицце и сладостям. У него был прямой хороший нос, рот с широкой нижней губой и рыжие волосы с седой прядью над левым виском. В свое время он получил удар ножом по этому месту от техника-смотрителя одного из жилых домов, решившего, что это вор. У него были голубые глаза, и, когда он только начинал работать в полиции, его зрение отличалось орлиной зоркостью. Но все это было давно, и годы брали свое. Хоуз смотрел на снимок на расстоянии вытянутой руки, поскольку страдал дальнозоркостью. Его стали одолевать сомнения: вдруг Мисколо правильно определил того, кто запечатлен на фотографии?
Нет, это конечно же был Вашингтон.
— Это все-таки Вашингтон, — сообщил он Мисколо, когда тот снова появился в отделе.
— Не может быть, — сухо отозвался тот. У него был вид человека, которого оторвали от срочных дел и которому не до пустых разговоров.
Хоузу хотелось спросить его кое-что еще, но, видя взгляд Мисколо, он заколебался. Затем наконец решив — «какого черта?» — заговорил:
— Что означает Дж. — Дж. Эдгар Гувер?
— Джон, — сухо ответил Мисколо.
— Ты уверен?
— Абсолютно.
Они смотрели друг на друга и молчали.
— Значит, Джон? — спросил Хоуз.
— Так точно, — ответил Мисколо. — У тебя все?
— Все. Спасибо тебе, Альф.
— Не за что, — ответил Мисколо и, качая головой удалился.
«Джон Эдгар Гувер, — бормотал себе под нос Хоуз. — И Джордж». Имена эти притягивали его внимание. Его самого назвали в честь пламенного проповедника Коттона Мэзера. Это имя, впрочем, не нравилось Хоузу, и он всерьез подумывал сменить его, когда ухаживал за еврейкой Ребеккой Голд. Та, однако, узнав о его намерениях, заявила:
— Если ты сменишь имя, Коттон, я больше не буду с тобой встречаться.
— Но почему, Ребекка? — удивленно спросил он и в ответ услышал:
— Это лучшее, что в тебе есть.
Больше Коттон Хоуз с Ребеккой Голд не встречался.
Временами он думал, что вполне мог бы стать Кэри Хоузом, или Полом, или Картером, или Ричардом. Но особенно хотелось ему — в чем он не признавался ни одной живой душе — зваться Лефти. Лефти Хоуз. Какой преступник не придет в трепет от одного лишь звука имени Лефти Хоуз? И неважно, что он не был левшой! Нет, это имя внушало бы всей уголовной шушере священный трепет… Ну да ладно. Хоуз вздохнул и пододвинул портрет Вашингтона так, что тот оказался посередине стола, как раз перед ним, Хоузом. Детектив уставился в непроницаемое лицо первого президента США, словно надеясь, что тот сжалится и поведает ему тайну Глухого. Но Вашингтон и глазом не моргнул. Тогда Хоуз зевнул, потянулся и переложил портрет Вашингтона на стол Кареллы, чтобы тот сразу обратил на него внимание, как только вернется в отдел.
Без пятнадцати двенадцать высокий молодой светловолосый человек со слуховым аппаратом в правом ухе вошел через вращающиеся двери банка. На нем были габардиновый бежевый костюм, серая рубашка, коричневый галстук, коричневые носки и коричневые кожаные туфли. В предыдущие визиты он выяснил, что над входом установлены телекамеры. Кроме того, такие же камеры имелись и у пяти окон кассиров, слева. Насколько он знал по проведенному обследованию, обычно камера делала снимок каждые тридцать секунд и переходила на постоянную съемку, только если кто-то из сотрудников устанавливал соответствующий режим. Глухой, однако, не боялся камер, поскольку довольно давно являлся законным вкладчиком.
